Попросив начальника райотделения выставить возле дачи Бухарцевой наружный пост и никого внутрь не пускать, Федор Георгиевич позвонил Насте и коротко рассказал о случившемся.

— Ангелине Ивановне пока ничего не говорите, не расстраивайте. Поедем посмотрим, что там произошло.

К удивлению полковника, девушка неохотно согласилась на поездку. Ссылаясь на домашние дела, говорила, что ей необходимо быть в театральном училище, где ее будут ждать. Однако полковник был непреклонен.

' — Крадут не каждый день. Вы знаете, что находится или находилось в доме, поэтому ваше присутствие необходимо. Одевайтесь, я за вами заеду.

В девять часов утра оперативная «Волга», набирая скорость, уже мчалась по Калужскому шоссе. От других сопровождающих Федор Георгиевич отказался. Не было ни фотографа, ни сотрудников НТО, ни даже проводника с собакой.

— Не потребуется, — лаконично ответил он дежурному.

И когда тот недоуменно развел руками:

— Не по форме получается, товарищ полковник.

Гончаров рассмеялся и предложил:

— Слушай, капитан, считай, что на этот раз я соединил в себе все виды милицейского представительства — от НТО до розыскного пса включительно. Добро?!

Да, все было так, как сообщил по телефону начальник райотделения. Распахнутая калитка, настежь открытая дверь, тряпье на садовой дорожке. Возле дома толпились несколько зевак. На них сердито поглядывал дюжий старшина милиции, охраняющий подходы.

О своем первом визите на дачу Бухарцевой Федор Георгиевич Насте не сказал. Вообще на пути следования от Москвы до пятьдесят третьего километра они почти не разговаривали. Всего три вопроса задал Гончаров:

— Что имелось на даче? Хранились ли там какие-нибудь ценные вещи? Может, висели какие картины или иконы, которым не нашлось места в городской квартире?

Услыхав односложное «Нет, нет, нет…», Федор Георгиевич прекратил расспросы и уставился в окно. Так молча и доехали до места назначения.

Настя была неузнаваема. Куда девались ее жизнерадостность, говорливость. Испуг и растерянность читались на ее лице. Отвечала Настя с неохотой, прятала глаза и вообще вела себя так, словно кража на даче в первую очередь коснулась ее. Будто девушка смертельно боится, что украли самое дорогое, самое потаенное, что она берегла пуще жизни.

С этим явно не вязалось нежелание поехать на место происшествия, но Федор Георгиевич не стал вдаваться в подробности.

«Волга» остановилась возле самой дачи Бухарцевой. И тут произошло неожиданное. Не дожидаясь полковника, Настя молниеносно выпрыгнула из машины и стремглав кинулась в сад, мимо опешившего старшины милиции. Федор Георгиевич не остановил девушку, не окликнул ее. Но если бы Настя увидела его настороженный, недобрый взгляд, она бы наверняка умерила свою поспешность и нетерпение.

…Человек, ночью побывавший на даче, поначалу явно спешил. Наметанный взгляд оперативника сразу заметил это. Ничем другим нельзя было объяснить, что в первой комнате вор хватал только то, что лежало наверху. Ни буфет, ни шкафы даже не были обследованы ночным посетителем. В ящиках аккуратно лежало белье. Ножи, вилки, серебряные ложки, безделушки из хрусталя — все пребывало в полном порядке. Не было только старенького пикейного одеяла, которым застилалась кровать. Странный вор предпочел одеяло более дорогим вещам.

Зато во второй комнате вор действовал куда более обстоятельно и хладнокровно.

Федор Георгиевич даже присвистнул от удовольствия, когда увидел, до чего тщательно грабитель «обработал» ее. Было взято все, что можно было унести. «Вот для чего понадобилось одеяло…» — подумал полковник. Исчезли как завершенные, так и незаконченные работы художника-иконописца. Иконы, эскизы, наброски. Опустошенная комната выглядела обиженной и сиротливой.

Осмотревшись, Гончаров задержал взгляд на Насте. Она сидела на табурете в углу. Бледное, трагическое лицо девушки, закушенные губы выражали такую степень отчаяния, что полковнику милиции стало не по себе. Возникло чувство собственной виновности. Но это чувство быстро прошло. Задача, которую почти решил Федор Георгиевич, носила другую эмоциональную окраску.

— Что было похищено? — спросил Гончаров, не глядя на Настю.

— Пустяки какие-то… — Девушка хотела говорить легко, непринужденно, но это у нее плохо получалось. — Вы же видели… Там! — Настя кивнула головой в сторону соседней комнаты. — Украли одеяло, кажется, какие-то тряпки. Вот, пожалуй, и все.

— А здесь?

Настя смешалась на мгновение.

— А здесь вообще ничего не было.

— Значит, в этой комнате все цело?

— По-моему, да. Сразу не разберешься.

— А ну, подумайте. Может, что и вспомните.

Полковник долго ждал ответа, но так и не дождался.

— Занятный вор, — подытожил он и вышел из комнаты.

Как-то сразу происшествие на даче Федора Георгиевича перестало интересовать. Он молча прошел за калитку, приблизился к старшине и вполголоса, поблагодарив за дежурство, сказал, что пост можно снимать.

Как бы совершая прогулку, вместе с ожидавшими его начальником райотделения и участковым надзирателем Гончаров направился к даче, где вчера ночью стояла машина с погашенными фарами.

Гостей встретила худенькая, седая старушка, очень юркая. Она не выразила ни удивления, ни беспокойства при их появлении.

— Наша активистка, — шепнул Гончарову начальник райотделения. — Золотая бабуся, Антонина Петровна Глумова. Ее сын — профессор, доктор наук.

— С чем пожаловали, гости дорогие? — Энергично размахивая руками, старушка шла навстречу. — Если какое новое задание на сегодня, увольте, товарищ майор. Жду сына с невесткой. Видите, порядок навожу.

Небольшая дачка и сад Глумовых дышали чистотой и уютом, Любовно разделанные дорожки, аккуратные деревья, белоснежные, накрахмаленные занавески на окнах… Всюду идеальный порядок. «Не то что у Бухарцевой…» — подумал Федор Георгиевич.

Он представился хозяйке, сказал, откуда они, и попросил разрешения, не проходя на дачу, задать несколько вопросов.

— Пожалуйста. Только одну минутку… — Семеня ногами Глумова торопливо отправилась на дачу и скоро вернулась, неся поднос с тремя бокалами и ковш с квасом. — Без этого не отпущу. Собственного изготовления, — с гордостью добавила она.

Угощение оказалось чудесным. С наслаждением выпив холодный шипучий квас и сердечно поблагодарив хозяйку, Федор Георгиевич спросил:

— У вас, случайно, вчера кто-нибудь из приезжих не ночевал?

— И не был и не ночевал, — ответила Антонина Петровна. — Сережа сегодня приезжает. Может, кого и привезет. А все эти дни я с внучонком. Нам с Вовкой и без гостей весело. А почему вы решили, что у меня кто-то ночует?

— Видите ли, возле вашей дачи прошлой ночью стояла машина, вод я и подумал: не к вам ли гости?

— Машина? Понятия не имею. Кто же это мог быть? У соседей тоже гостей не было. Вы меня растревожили, товарищ полковник, мы же вдвоем с Вовкой, даже собаки нет.

— Не беспокойтесь, Антонина Петровна. Этот гость вам не опасен, — улыбнулся Гончаров.

Задав еще несколько второстепенных вопросов, Федор Георгиевич распрощался с Антониной Петровной.

— Визит вроде ни к чему? — спросил на обратном пути начальник отделения.

— Не скажите. Все идет как по расписанию, — возразил полковник.

Однако на даче его ждал сюрприз. Настя, не дождавшись возвращения полковника, электричкой уехала в Москву. Об этом доложил еще не покинувший пост старшина милиции.

«Совсем ошалела девчонка… — пожал плечами Федор Георгиевич. — Ладно, чем хуже, тем лучше…»

И все же настроение его испортилось, даже не понятно почему… Бестактность, допущенная Настей, ее отъезд, похожий на бегство. Да нет, не похожий, а самое настоящее бегство… Такого Федор Георгиевич не ожидал. Он понимал причинность событий, понимал, хотя не мог оправдать происходящего. Но сейчас, сегодня, здесь, на даче, он надеялся на искренность и не добился ее. Он привез на пятьдесят третий километр Анастасию Колтунову для очной ставки. Ведь очная ставка не обязательно встреча двух людей. Здесь должна была состояться очная ставка с тем, что было и чего уже нет, должна была проявиться тревога за дальнейшую судьбу украденных икон. Сорвалось. Боязнь, недоверие к нему, как представителю власти, оказались сильнее.