— Пришли?.. Спасибо. Значит, академик Кравцов позвонил, а мне говорил: «Чепуха, старческие причуды…» Наверное, и вы так думаете?

Пришлось объяснить хозяйке, что академик Кравцов звонил полковнику милиции Гончарову, а тот поручил мне прийти и поговорить с Бухарцевой. Не мог же я рассказать ворчливой хозяйке, что капитан милиции Загоруйко в этот час ведет обстоятельный разговор в домоуправлении и в дворницкой.

— Слушаю вас.

Оказывается, вдову профессора последнее время не покидает тревога, что ее дом-музей будет обязательно разграблен.

— Я ночами слышу шаги. Иконы и древнеславянская живопись, которую всю жизнь собирал Павел Афанасьевич Бухарцев, а до этого десятилетиями мои дед и отец, представляют огромную ценность… Их хотят похитить. Я чувствую, я слышу…

Насчет ценностей вдова не преувеличивала. В этом я убедился даже до осмотра всей коллекции, собранной в квартире. В спальне Ангелины Ивановны висела одна из таких уникальных картин… «Святой Георгий»… Двенадцатый век — сообщала прибитая внизу позолоченная табличка. Подумать только, какая глубина — двенадцатый век! Все зыбко, тревожно, междоусобицы, набеги кочевников, битвы, волны свирепых завоевателей…

На темном фоне светилось бледное лицо с широко открытыми, запавшими глазами. Взгляд полон тревоги. Человек сжимает в одной руке копье, в другой — меч. Человек словно хочет сказать: надвигается беда, несчастье, но я, русский воин, готов умереть за родину!

Я загляделся на это чудесное произведение древнего русского искусства. С кровати донеслись слова:

— Смотрите, смотрите… Я тоже часто смотрю в эти тревожные глаза, и меня охватывает предчувствие надвигающейся беды. Я хочу бежать или застыть и принять мученическую смерть…

Что за чертовщина лезет в голову? Хотя оно и понятно… Темный коридор, увешанный ликами святых, бредовый разговор старой помешанной женщины, кругом иконы, молящие глаза, скорбно сжатые губы. Есть от чего с ума сойти. Тут не только шаги, а хороводы привидений почудятся.

Конечно, обо всем этом я ничего Ангелине Ивановне не сказал. Я должен был внимательно выслушать, пристально оглядеться, вынести определенное суждение и доложить.

Я старался изо всех сил. Ходил по квартире, беседовал, прикинул на глаз стоимость шедевров. И вот итоги моих наблюдений:

Первое. Коллекция икон древнерусской живописи, собственницей которой является Бухарцева, уникальна и баснословно дорога.

Второе. Сама Бухарцева, видимо, немножко не в себе. Дочь бывшего не то архиерея, не то какого-то другого священнослужителя высокого ранга, она безумно дорожит своими сокровищами. Предложения, поступавшие от академии, от близких друзей, сегодня от меня о продаже или сдаче коллекции на хранение государству Бухарцева принимает как святотатство, как посягательство на самое дорогое, что есть у нее в жизни. Даже разговор об этом она считает надругательством над памятью мужа, отца, деда, в общем — до пятого колена. Говорить об этом с Бухарцевой невозможно. Она начинает трястись и требует валидола.

Третье. Все домашние дела возложены на гризетку с манерами Помпадур — Настеньку Колтунову, внучатую племянницу покойного профессора. Настенька, уроженка районного городка Крутоярска, ныне — студентка театрального училища. Готовит себя на амплуа травести. Живет и кормится у старухи. В квартире занимает махонькую комнатку. Видимо, раньше здесь жила домработница. Комната увешана фотографиями Элеоноры Дузе, Сары Бернар, Ермоловой, Комиссаржевской и других актрис из созвездия великих. Бухарцева к девушке относится неплохо — вероятно, потому, что Настя терпеливо переносит все ее прихоти и капризы.

Четвертое. У Бухарцевой имеется еще один родственник — Виктор Орлов, работает киномехаником. Настя характеризует Виктора как шалопая и забулдыгу. Виктор у них почти не бывает. Старуху за глаза называет «ихтиозавром». Доводится Ангелине Ивановне родным племянником, но ни родственной любви, ни уважения к почтенной тетушке не питает.

Пятое. И наконец, о таинственных шагах. На наружной двери квартиры все замки целы. Имеется глазок и дополнительная цепочка. Есть второй ход в кухне. Так же надежно забаррикадирован.

Итоги. Убежден, что налицо типичный маниакальный бред выживающей из ума старой собственницы.

Что и говорить, мои выводы выглядели несколько категорично. Я ждал, что Федор Георгиевич, познакомившись с ними, сделает хотя бы несколько шутливых или язвительных замечаний, на такое он мастак, но ничего подобного не произошло. Полковник внимательно выслушал, поблагодарил и неожиданно, ни к селу ни к городу, предложил в один из ближайших вечеров вместе с женами отправиться в кино.

Итак, Луза отодвинулась неизвестно на когда. По совести говоря, я не жалел, нет. Почему-то я был уверен, что меня ждут ощущения не менее острые, чем рыбная ловля.

Жена охотно согласилась пойти в кино. Однако на вопрос, когда, куда, на какой фильм, я ничего не мог ответить. Я сам не знал. Иронически улыбнувшись, жена заметила, что даже вечно ошибающийся доктор Ватсон был посвящен в дела своего шефа куда основательнее, чем я.

Ну и язычок!

До похода в кино моя жена не встречалась с Гончаровой. И все же, несмотря на разницу в годах, они очень быстро нашли общий язык и, увлеченные разговором, отстали от нас. Федор Георгиевич кратко посвятил меня в суть дела и объяснил цель нашей коллективной вылазки.

Оказывается, мы шли не в обычный кинотеатр, а в один из домов творчества, где периодически показывают фильмы, как правило, не идущие на экранах «нормальных» кинотеатров. На языке киношников это называется «обмен опытом для ведущих работников кинематографии».

Забегая вперед, должен сказать, что в Доме творчества, куда мы держали путь, «ведущих» оказалось до удивления мало. Подавляющее большинство зрителей состояло из зеленой молодежи обоего пола если и имеющей отношение к ведущим, то, видимо, в плане семейном.

Но суть не в этом. Куда более важным оказалось то обстоятельство, что в Доме творчества киномехаником работал Виктор Орлов. Да, тот самый племянник Бухарцевой, с которой я несколько дней назад имел честь познакомиться.

— Значит, для того чтобы встретиться с молодцем, которого характеризуют как шалопая, вы задумали наш семейный поход? — недоверчиво спросил я Федора Георгиевича.

— Этот молодой шалопай, — в тон мне ответил Федор Георгиевич, — делец со стажем.

— Делец?

— Да. И для бизнеса он ловко использует свою специальность.

— Дорогой полковник, с грустью признаюсь, что ваш Ватсон из категории непонятливых.

Какое счастье, что жена не слышала моего признания, я бы окончательно пал в ее глазах! А Федор Георгиевич как ни в чем не бывало рассмеялся, взял меня под руку и поведал следующее: оказывается, мои сведения об уникальной коллекции Ангелины Ивановны Бухарцевой не являются ни новостью, ни секретом. Слухи о частном собрании редчайших икон широко муссируются в кругах специалистов-искусствоведов. И что самое главное — здесь действует неписаный закон запретного плода. Коллекция Бухарцевой вызывает повышенный интерес из-за того, что неумолимая владелица пресекает любую попытку просочиться в ее квартиру. На этот счет Ангелина Ивановна безжалостней конан-дойлевского Челленджера. Телефонный звонок академику Кравцову и просьба о помощи были продиктованы страхом Ангелины Ивановны, почувствовавшей подозрительное в тишине своей крепости-квартиры.

Так обстояло дело, а это значило, что в своих скороспелых выводах я поспешил, назвав все происходящее маниакальным бредом. Видимо, возникло что-то по-настоящему тревожное, что изменило доселе главное в психологии закостенелой собственницы: в дом никого не пускать, никому ничего не показывать.

— А теперь потяните ниточку дальше, — продолжал полковник милиции, — племянник Бухарцевой Виктор Орлов, ее единственный законный наследник, — делец, не гнушающийся ничем, лишь бы урвать куш. Редчайшая коллекция его уважаемой тетушки стоит огромных денег. Ситуация! Как вы считаете?