Во рту пересохло, язык будто прилип к нёбу. Надо немедленно найти первую фразу, начать речь. И ни за что на свете не спасовать, не дрогнуть.
Тут дело совсем не в тебе, Григории Ивановиче Петровском, не в том, есть у тебя ораторский опыт или нет его. Твоими устами в думе держит речь трудовой люд. Сознание этого придало силы. Но овладеть трибуной думы все равно было нелегко.
«Господа члены Государственной думы! Вам, конечно, известно, что на знаменах всех правительств могущество их олицетворяется каким-нибудь сильным зверем. У одних — лев, у других — слон, у третьих — крокодил, а у нашего правительства — хищный орел. Только у нас, рабочего класса, пролетариата, нет устрашающих знаков. Однако вид нашего красного знамени приводит вас в трепет, а на нем всего только написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Это говорилось десять лет назад с трибуны Таврического.
И вот сейчас, открывая съезд, Петровский скажет о красном знамени первого в мире государства рабочих и крестьян, которое учреждают съезды Советов.
Десять лет. Если подумать, что значит одно десятилетие для истории с ее привычными мерками на века и эпохи. Мгновение!
Григорий Иванович стоял перед огромным людским морем, взволнованный возложенной на него миссией, сосредоточенный.
Легким движением руки призвав зал к вниманию, начал вступительную речь.
Вначале говорил о трагедии минувшего года. Невиданная засуха и последовавший после нее неурожай повергли в тяжелую беду почти треть населения республики. Над залом поплыла траурная мелодия, напоминая о тех, кого унес голод двадцать первого года.
Петровский перевел дыхание.
— Враги надеялись — голод сделает то, чего им не удалось сделать силой оружия. Молодая Советская власть одолела голод, одолеет и разруху. Потом враги уповали на болезнь Ленина.
В зале воцарилась такая тишина, что стало слышно, как шелестят листки, взятые Петровским со стола.
— Мы надеемся, опасности, связанные с болезнью Ленина, позади. — Голос Григория Ивановича зазвенел. — Товарищи! Я могу вам сообщить: Владимир Ильич уже работает в полную силу. Сегодня пришла… — Эти слова были встречены такой бурной радостью, выплеснувшейся из людских сердец, что Петровский еще долго не мог продолжать речь.
Наконец, уловив момент, когда овации немного улеглись, он поднял руку, в которой держал несколько бланков, и сказал:
— …пришла телеграмма Владимира Ильича: «Приветствую открытие Всеукраинского съезда Советов…»
«Сейчас, наверное, последуют расспросы насчет радиоречи», — подумал Петровский. Он продолжал читать телеграмму. Ленин обращался к делегатам:
«Одним из самых важных вопросов, который предстоит рассмотреть съезду, является вопрос об объединении республик…»
Эти слова вызвали большое оживление в зале. Возгласы: «Да здравствует Союз Республик!», «Братский Союз — залог победы!»
Петровский выждал секунду, другую. Он хотел высказать мысль, давно выношенную. Вопрос идет не о крепости нашей власти. Она крепка — в этом уже убедились и враги, и друзья. Речь о другом. Какие новые формы изберут рабочие и крестьяне для советского строительства, для развития своей власти. Единый, могучий, сплоченный Союз Советских Республик…
Алексей Дубенко из-за кулис слушал Григория Ивановича. Дубенко приходилось видеть и слышать блестящих ораторов, потрясавших большие аудитории. Григория Ивановича не отнесешь к числу таких ораторов.
Говорил очень просто, иногда запинаясь, подыскивая нужное слово. А слушали его как самого лучшего оратора. Вызывала доверие его манера говорить. Петровский не обрушивал на аудиторию поток обкатанных слов. Он как бы призывал слушателей рассуждать вместе с ним, задумываться над тем, над чем он задумывается. Воздействие его речей на слушателей большое. За ними огромное знание жизни, правда и искренность. И даже недостатки или шероховатости его выступлений оказываются достоинствами.
9
Пассажир московского поезда с особо ценным багажом, которого в день открытия съезда встречали на станции Харьков, — это специалист по радиотелефонии и акустике Георгий Гензель.
Для ученого-инженера приготовлен номер в «Метрополе», но в гостиницу он даже не заехал. Прямо с вокзала отправился на радиостанцию и оттуда — в ВУЦИК.
Имя приезжего кое-что говорило харьковским радиоспециалистам. А сам он, небольшого роста, быстрый, схватывающий все на лету, оказался интереснейшим человеком. Все у него спорилось. В течение какого-нибудь часа распаковали ящики с аппаратурой. Это новинки, последние работы лаборатории Бонч-Бруевича и Центральной станции беспроволочной связи. Мощные электронные радиолампы, приборы для улавливания звуков, усилители.
Гензель знакомил с ними харьковских коллег естественно и просто, нисколько не напуская тумана и не священнодействуя. Поэтому сразу возникла хорошая рабочая обстановка. Тотчас приступили к сборке аппаратуры. Когда возникали затруднения, умелые руки Гензеля — прирожденного мастера и конструктора — приходили на помощь Гензелю-ученому.
Уполномоченный Наркомпочтеля по ходу работы совешался со специалистами. Настроение них приподнятое. К утру монтаж и испытание аппаратуры закончат. А с Москвой договорено: Центральная станция беспроволочной связи продолжает трансляцию специальных пробных передач для настройки приема в Харькове. Было бы только побольше энергии на проводах антенн. С этим уполномоченный и отправился в театр Мусури докладывать Петровскому и Фрунзе. Впервые за все последние дни он даже с сожалением подумал, зачем посеял сомнения письмом в газету. Вот и сегодня в «Коммунисте» напечатано:
«Говорят, Ленин по телефону будет выступать на съезде. Мы не знаем, удастся ли этот опыт радиотелефонии…»
Первое заседание съезда уже закончилось. В комнате за сценой представители газет беседовали с Григорием Ивановичем. На вопросы по поводу выступления Владимира Ильича Петровский ответил:
«Из Москвы ожидается радиоречь товарища Ленина».
Завтра на утреннем заседании съезда Григорий Иванович сообщит делегатам:
— Установка радио для того, чтобы заслушать выступление товарища Ленина, идет успешно.
10
«Громкоговорящий телефон» в Большом зале ВУЦИКа работает. Центральная станция беспроволочной связи транслирует специальные передачи для настройки антенны в Харькове.
На харьковской станции и в зале ВУЦИКа Георгий Гензель с группой специалистов днем и ночью ведут испытания радиотелефонной связи Москва — Харьков.
На утомленных лицах испытателей выражение надежды часто сменяется растерянностью.
Еще секунду назад отчетливо слышно было каждое слово, и вдруг голос исчез, возник треск, шум.
Такое повторялось много раз.
Оттого что плохо удается прием, Георгий Гензель расстраивается, порой даже приходит в отчаяние, которое, однако, ничем не показывает. Дело не только в профессиональной гордости или авторитете ученого-инженера. Георгий Сергеевич не знает всех подробностей, но умом понимает и сердцем чувствует, какое особое значение придают выступлению вернувшегося в строй Ленина. Уже много часов Гензель работает без отдыха. Под утро усталость свалила его. Инженеру снится, как сквозь треск и радиопомехи он вдруг слышит:
— А теперь слово предоставляется Владимиру Ильичу.
Потом раздался хорошо знакомый голос средней силы и мягкого тембра. Радиоинженер во сне заволновался: как этот голос будет услышан за семьсот сорок верст от Вознесенской улицы, над которой вознеслась антенна Центральной станции беспроволочной связи?
Он проснулся в тревоге и увидел, что лежит на стульях в зале ВУЦИКа, а вокруг на полу радиосхемы, выпавшие из его рук.
И снова за дело.
Испытания идут с участием наркома Довгалевского. Он безотлучно находится на Центральной станции. А уполномоченный Наркомпочтеля все время на радиоприеме в Харькове.
