– Да. Подожди, сейчас схожу и принесу. – Бородач, засунув руки в карманы халата, все так же босиком вышел в коридор. Через некоторое время он снова появился в дверном проеме и растерянно протянул: «Слушай, а пленка и фотки пропали…»

Тихо, но пронзительно заиграл марш Мендельсона. Адвокат недоуменно покрутил головой, а хозяин квартиры, порывшись в свалке газет на журнальном столике, достал мобильный телефон, нажал кнопку и приложил аппарат к уху.

– Да. А, дзень добры, пан Яцек. Згода, чекам за годину. (А, добрый день, пан Яцек. Хорошо, жду через час – польск.).

– Приехал Яцек из Варшавы, хочет встретиться со мной, через час заедет. Нужно успеть принять душ и одеться. Яцек – все-таки западный типаж, вот увидишь, несмотря на жару, припрется в галстуке. Ты подожди пару минут, почитай журнальчики с газетками, а я приведу себя в порядок, и договорим. – Бородач торопливо вышел, чем-то прошуршал в коридоре, а затем из ванной комнаты донеслись звуки бьющих струй воды.

Минут через двадцать в комнату зашел совсем другой человек. После туалета живописец являл собой образец элегантно одетого мужчины в расцвете сил в белых шортах, бордовой рубашке с короткими рукавами и красных вьетнамках на босу ногу. Расчесанная на прямой прибор грива черных волос вместе с окладистой бородкой выгодно оттеняла большие голубые глаза в кайме огромных ресниц. Слегка поглаживая двумя пальцами не слабых размеров нос, он задумчиво произнес:

– Да, действительно, странная история. Интересно, кто стащил фотки, и зачем они ему понадобились?

– Ему, а может и ей. Кстати, ты когда в последний раз видел пленку и фотографии?

– Так, сегодня у нас среда, а в воскресенье утром я копался в ящике стола, искал записную книжку, и точно помню, что конверт с фотографиями там лежал. Он такой приметный, фирменный от «Кодак». А сейчас его нет. Ну, и пленки в коробочке тоже, я весь ящик перерыл.

– А больше ничего не пропало?

– Да я особо тщательно не смотрел. Но там же сверху кинул недавно пару сотен баксов и полштуки гривен, так они целехоньки.

– А припомни, кто у тебя с воскресенья был в гостях?

– Дай бог памяти… Так, в воскресенье после обеда приходили Володька с Таней, и Томка, она же осталась до утра. В понедельник днем Игорь, вечером Наташка. Во вторник утром Генка, а где-то около трех притащились еще двое. Предварительно позвонили по телефону, сказали, что имеют интересное деловое предложение. Я продиктовал адрес, явилась такая экзотическая парочка. Мужик высокий, неплохо прикинутый, часики у него за штуку зеленых, не меньше. Представился он, кажется, как Станислав Зуб. А мадам тоже ничего, лет ей за тридцатник, но выглядит неплохо, я бы даже сказал, экстравагантно. Зовут Ира, а фамилия у нее такая птичья, не то Воронова, не то Воробьева. Я думал, картину хотят заказать, а они начали интересоваться, часто ли я бываю за границей, потом стали стращать всевозможными болезнями и другими несчастьями, достали черные кожаные папочки этого твоего Е-Бэ-Цэ и предложили вступить в клуб, чтобы иметь страховую защиту и деньги зарабатывать. Я, когда понял, зачем они явились, сразу же им сказал про тебя, что у меня есть друг Виктор Смуров, который мне про Е-Бэ-Цэ уже рассказывал, и что я, если надумаю стать членом клуба, то буду иметь дело только с ним. Они о тебе лестно отозвались и быстренько откланялись. Ты, кстати, их знаешь?

– Еще бы мне их не знать. Это, можно сказать, первые люди Е-Бэ-Цэ в нашей стране и немногие из тех, кто действительно в этом деле прилично зарабатывают. Интересно, откуда они узнали твой телефон?

– Да мало ли как, я же свои визитки направо и налево раздаю. Ну, и вчера вечером залетели на огонек две Светки – конфетки, мы с ними гуляли до утра. Вот и все посетители, пожалуй.

– А чужие не могли в твое отсутствие забраться в квартиру?

– Да я практически от дому не отходил, у меня же машина до вчерашнего дня была в ремонте, а пешком я ходить не люблю, да и работенка имелась. Я только Дуньку пару раз в день на четверть часа погулять выводил, и то рядом с подъездом. Вряд ли кто-то мог в это время залезть в квартиру.

– Значит, взял кто-то из твоих знакомых. Ведь Зуб с Воробьевой в мастерскую не заходили?

– Не знаю, не могу гарантировать. Я им предложил кофе, они не отказались, и я на какое-то время выходил на кухню его приготовить. Так что не исключено, что кто-то из них мог взять фотки.

– Ну, это же еще нужно было точно знать, где их искать, ведь времени-то было в обрез.

– Да. Я отсутствовал не больше десяти минут, и хотя не прислушивался, но все-таки шагов не слышал. Да и Дунька бы залаяла, если бы кто-то прокрался в мастерскую. Хотя нет, она в это время на кухне ела кабачки, я ей как раз поджарил. А когда она трапезничает, все остальное ей побоку.

– Значит, круг подозреваемых лиц не так широк?

– В принципе, да. Но только зачем так раздувать это дело? Подозреваемых! Это в тебе бывший мент вылазит наружу. Ну, пропало несколько обыкновенных фотографий. Большое дело! Тоже мне преступление века! Да наплевать мне на эти фотографии и на то, что их кто-то взял.

– Я же тебе говорю, Прокатило – человек опасный, с ним ссориться не нужно.

– Ну и что, это же не ты его квартиру обчистил. Ну, нет пленки и фоток, скажешь, что я их за ненадобностью выбросил. А про те снимки, что ты у меня взял, он и знать не должен. – Художник налил себе коньяка в рюмку. – Тебе налить?

– Нет, мерси. Я на машине.

– Так у тебя же есть какое-то спецудостоверение от прокуратуры.

– Есть-то оно есть, но без нужды злоупотреблять не стоит. Хотя ладно, накапай на донышко.

Хозяин потянулся рукой к бутылке, но торжественно зазвучавший марш Мендельсона изменил его намерение, и он, сменив недовольную физиономию на елейную улыбку, заворковал по мобильному телефону.

– Да, это я, зайка. Ну кто еще может отвечать по моему мобильнику? Нет, к сожалению, сейчас занят. Знаешь, лапуля, как только, так сразу. Я тебе сам позвоню. Целую. Куда? В очаровательный носик, а ты куда хотела? Всему свое время. Пока, зайка. – Художник отключил телефон и положил его на журнальный столик.

– Слушай, Серега, а почему у тебя на мобилке свадебный марш? Что за извращенный вкус, не мог более приятную мелодию подобрать?

– Что ты понимаешь! Это чтобы постоянно быть начеку, не расслабляться и помнить о той опасности, которая исходит от каждой особи женского пола. Звонит очередная подруга, а я уже настороже. Не слишком ли я серьезно к ней отношусь, не грозят ли мне узы брака?

– И что помогает?

– Как видишь. Я пока в полном понимании этого слова вольный художник.

Во входную дверь тихо постучали.

– Наверное, наш польский друг. – Хозяин встал, и уверенно ступая вспененными алыми подошвами, вышел в коридор. Оттуда донесся звук открываемого, затем закрываемого замка и какие-то междометия. Через коридор молнией промчалась собака, раздался заливчатый лай и крики хозяина: «Фу! Пошла вон! На место, овца курдючная!». На обратном пути фокстерьерша, явно обиженная тем, что ей не дали до конца исполнить свой сторожевой долг и выслужить съедобную награду, на минуту заглянула в комнату. Она уставилась сначала с вожделением на тарелку с сыром, потом просительно на адвоката, но, поняв, что и на этот раз ей не обломится, укоризненно покачивая растрепанной головой, удалилась.

Неся на себе изысканный запах от Дольче энд Габбана, мягкой поступью в комнату вошел среднего роста брюнет, одетый в кремового цвета костюм, белую рубашку с галстуком в коричневых узорах и блестящие светло-коричневые туфли. Возраст его на первый взгляд определить было трудно, при желании ему можно было дать и тридцать лет, и сорок с хвостиком. Манжеты рубашки выступали из рукавов пиджака на положенные полтора сантиметра. Аккуратная прическа, темные очки от Гуччи, золотой зажим на галстуке и аристократически невозмутимое выражение лица придавали ему вид человека из высшего общества. Из-за спины брюнета выглядывал хозяин квартиры и, ехидно ухмыляясь, пальцем показывал на галстук гостя. Виктор привстал. Художник выступил вперед и торжественно представил гостей друг другу.