– Ты что, всерьез веришь в эту чепуху?

– Какую чепуху?! Эта сфера сделана по чертежу Володьки Ромашко, ты же его знаешь, он самый толковый биоэнергетик в нашем городе и врач классный. Кандидат медицинских наук, должен тебе заметить. Он мне всего за пять сеансов песок и камешки из почек вывел, избавил от шейного остеохондроза, да и потенция теперь ого-го-го! Так что, знаешь ли, если не разбираешься, то помалкивай. Ладно, лучше давай наливай, пропустим по маленькой. А чего это ты три стопочки принес, кто у нас третий?

– А, это я по привычке для Дуньки поставил, забыл, что она проштрафилась. – Хозяин вынул пробку из горлышка бутылки и аккуратно наполнил две рюмки. – За что пьем?

– За удачу, она всегда нужна.

– Ну, давай.

Раздался мелодичный звон соприкоснувшихся сосудов, затем утробные звуки с наслаждением залитой в пищевод горячительной жидкости и аппетитно пережевываемого лимона с сыром. Из-за края открытой темной дубовой двери с вставкой из матового стекла, напоминающей разрисованное морозом окно, выглянула чрезвычайно заинтересованная белая одноглазая мордашка с коричневатыми, наполовину приспущенными ушками, потом постепенно выползло и все туловище с вращающимся хвостиком. Фокстерьерша выпрямилась, подняла заднюю ногу, продолжая стоять на трех оставшихся, почесалась, затем упала на зад и быстро несколько раз лапой пригладила морду. Из-за сдвинутых набок прядей показался второй глаз, и теперь уже два внимательных ока стереоскопическим взглядом плотоядно обшарили накрытый столик.

– Дунька, пошла вон, ты наказана. Я тебе потом суп сварю. А сейчас нечего попрошайничать, тем более что коньяк ты не очень любишь и вечером сожрала миску оливье, оставив нас без ужина.

– То, что она у тебя попивает, я знаю, а что там с салатом?

– Ну, вообще-то Дуня спиртным не злоупотребляет, свою норму знает, с удовольствием может выпить не более чем грамм пятьдесят сладенького ликера, и не очень охотно немножко коньячку, а ни вина, ни водки в пасть вообще не берет. Так что ты из моей собаки конченого алкоголика не делай. А вот пожрать любит, это да. Животное всеядное и ненасытное. Когда ей еще только несколько месяцев от роду было, я один раз вечером ее обыскался, казалось бы, везде посмотрел, ну нет нигде псины. Полчаса зову – ноль реакции. А тут глянул на стол в кухне, а там у меня недоеденная половинка дыни лежала, знаешь, когда разрезаешь повдоль огромную самаркандскую дыню, эдак килограмм на двадцать, получается что-то похожее на желтый овальный тазик. Так вот в этой половинке дыни посапывает подружка. Она выгрызла остатки мякоти до твердой корки, устала и там же заснула. Я так хохотал, что чуть не лопнул. Сначала не понял, как она с таким маленьким ростом смогла на такую высоту забраться, а потом как-то подглядел. Она сначала запрыгивает на стул, а потом на столешницу. Сейчас, конечно, растолстела, уже не такая прыгучая, но когда учует пищу, откуда только прыть берется! Так что, если, уходя с кухни, забыть задвинуть стулья под стол с едой, пиши – пропало. Вот и вчера не уследили. Девчата сварганили целую миску оливье и пошли перекурить. Я захожу на кухню, думаю поем немного. Смотрю – а салата на самом донышке. Я даже обиделся, вышел и говорю им: «Могли бы и больше мне оставить!» А они в один голос: «Да мы еще и не ели». Я глянь на Дуньку, а у нее живот по полу волочится – налопалась. И главное же, хоть на донышке, но оставила хитрюга – авось не заметят! Так что вали отсюда, обжора!

Объект критики развернулся, повернул голову назад, еще раз с надеждой взглянул на столик, тяжело вздохнул и нехотя поплелся из комнаты, всем своим видом выражая недовольство и презрение.

– Все, Сергуня, лирику по боку, давай наливай еще по половинке – и к делу. – Они снова выпили и закусили. – Попали мы с тобой, друг, в неприятную ситуацию.

– А что такое?

– Помнишь я месяца два тому назад свел тебя с заказчиком – Андреем Прокатило, депутатом областного Совета. Этот Прокатило – крутой бизнесмен и важная шишка в партии «Наш путь». Он тебе тогда заказал портрет своей жены Марины Танцоровой.

– Ну, помню. Я портретик этой фемины по фотографии за несколько дней написал, между прочим, за неплохие деньги.

– Вот, вот, что по фотографии. А фотографировал ты ее где?

– В ее же квартире, мы по телефону договорились, я подъехал – познакомился. Кстати хорошо, что она была не одна, а с мужем. Должен тебе сказать, что эта Марина – весьма впечатляющая штучка, я бы не удержался… Но когда посмотрел на ее муженька, у меня все опустилось. С таким ссориться даже идиот не захочет. Я сразу понял, что и женушка его побаивается. Она ведь пыталась мягко съехать от позирования, говорила, что неважно выглядит, что у нее голова болит. Я уж было стал дергаться, что уйду с пустыми руками, но когда этот дядя спокойно настоял на своем, она затихла. Правда в его спокойствии была такая тишина, которая обычно ощущается в тюремной одиночке или на кладбище. В общем, угостили меня кофе, я отщелкал с десяток кадров, наговорил его женушке столько же осторожных комплиментов, взял аванс и отчалил. Отдал проявить пленку и отпечатать фотки, отобрал из них самую удачную, ударно напрягся и через неделю принес готовую картину. Ее муж, этот, как его, Прокатило, работу похвалил, окончательно со мной рассчитался, и мы довольные друг другом распрощались. Картинка, кстати, получилась неслабая. Я даже вознамерился выставить ее в следующем месяце для публичного показа. Один знакомый меценат-поляк предложил устроить презентацию моих картин в своем клубе в Варшаве, а затем – в Польском Доме в Москве. Я, естественно, согласился, стал прикидывать, что можно туда отправить. Вот и позвонил не так давно Прокатило. Его, правда, не было дома, трубку взяла мадам. Я и закинул удочку насчет того, чтобы позаимствовать ее портретик на пару недель. Она сказала, что подумает и посоветуется с мужем. Но по ее тону я понял, что эта идея ее не вдохновляет. И подумал, что, на крайний случай, могу быстренько слепить копию с фотографий, которые у меня остались Ты же, кстати, зачем-то у меня несколько из этих фотографий взял.

– Об этом потом. Дело в том, что вчера вечером квартиру Прокатило «поставили». Почти ничего не взяли, кроме каких-то драгоценностей и валюты из сейфа и, что странно, того самого портрета, который ты намалевал.

– А что тут странного, я художник с именем, знаешь, какие люди у меня картины заказывали?

– Может быть, но только на стенах осталось висеть с десяток других картин, в том числе довольно ценная икона и этюд Серова. Не того, конечно, что Ленина писал, а того, кто девочку с персиком изобразил.

– Да, этот этюдик я сразу приметил, он наверняка немалые деньги стоит. Удивительно, что его не взяли. О, кстати, прикольный анекдот в тему. Знаешь, как называется девочка с персиком через сорок лет? Старуха с курагой. – Хозяин заливчато расхохотался.

– Серега, мне не до смеху. Около часа тому назад Прокатило мне позвонил, рассказал об ограблении и настоятельно потребовал сегодня же вечером прийти к нему с тобой, и чтобы ты обязательно прихватил негативы и все фотографии Марины, которые сделал. Прокатило – человек серьезный, бывший полковник КГБ и СБУ. Он лет пять, как из органов госбезопасности уволился, но связи у него и по сей день будь здоров. С ним шутить не стоит. Поэтому я сразу же ткнулся искать те снимки, которые ты мне дал, но не смог найти, хотя точно помню, что они у меня лежали в папке Е-Бэ-Цэ.

– В какой такой папке?

– Да это папка с файлами, где собраны материалы для проведения презентаций по Европейскому бизнес-клубу, по-английски сокращенно EBC, я же тебе месяц назад рассказывал, ты еще обещал подумать о вступлении.

– А, это там, где страховка при поездках. И еще какой-то бинар, и возможность зарабатывать бешеные деньги?

– В общем, да. Но сейчас не это важно. Поищи, пожалуйста, негативы и фотографии.

– А что их искать, они у меня в верхнем ящике стола в мастерской лежат.

– А мастерская у тебя в соседней комнате?