Рис. 7. Железоделательное производство.
Рис. С. Ремезова
Главные цели организации железоделательного производства в Сибири определялись в правительственных наказах предельно просто: «делать пищали и к тем пищалям ядра, и…пашенным крестьяном… кова-ти сошники, и косы, и серпы, и топоры, чтоб вперед с Руси железного наряду… не посылати» [130, с. 47]. Кузнечным делом и металлообработкой в равной степени занимались как в городах, так и в сельской местности. Более всего мастеров железного дела оказалось в уездах Западной Сибири (в Верхотурском, Тобольском, Тюменском), а также в Енисейском (о котором в документе 1685 г. говорилось как о месте, где «кузнецов и бронных мастеров многолюдство») [68, с. 125]. Всего в Сибири к концу XVII столетия металлообработкой было, видимо, занято более 1000 человек, среди них было немало специалистов высокой квалификации. Они делали сошники, косы, серпы, топоры, ножи, дверные петли, заступы, сверла, подковы, пешни, скобы, гвозди, котлы, копья, бердыши, предохранительные доспехи, ядра, чинили и (в меньшей мере) изготовляли пищали, лили пушки и колокола.
Железоделательным производством, как и солеварением, в Сибири занимались и частные лица, и казна; оно было преимущественно мелким, но действовали и сравнительно крупные заводы. Известны Ницынский казенный завод, железоделательный завод Долматова монастыря (впоследствии отписанный в казну) и первое в Сибири крупное частное предприятие, применявшее наемную рабочую силу, — завод Тумашевых в Верхотурском уезде на р. Невье, производивший до 1200 пудов железа в год.
Крупное производство, как отмечалось, возникало и в других отраслях сибирской промышленности — в судостроении, солеварении, а также винокурении, пивоварении, изготовлении кож. И хотя мануфактур в Сибири в XVII в. насчитывалось в общем немного и они, как правило, были недолговечны [58, т. 2, с. 88, 90], их роль в развитии сибирской экономики не следует недооценивать. Сам факт появления предприятий такого рода на далекой окраине России свидетельствовал о единстве экономических процессов по обе стороны Уральских гор, о достижении сибирской промышленностью качественно нового этапа своего развития.
В сравнении с Европейской Россией достижения промышленности в Сибири XVII в. многим историкам кажутся довольно скромными [116, с. 25]. Сопоставления, однако, можно провести и в иной плоскости — сравнивая уровень промышленного производства в до русской (XVI в.) и русской (XVII в.) Сибири. Нельзя забывать и о таких обстоятельствах, как малочисленность и большая разбросанность населения края, и, наконец, о тех условиях, в которых русские переселенцы налаживали в нем промышленное производство: военная опасность, голод, нехватка на первых порах самых простых и самых необходимых вещей. На этом фоне успехи сибирской промышленности в XVII в. не будут казаться незначительными. К началу XVIII в. за Уралом были представлены практически все отрасли русской промышленности и была, таким образом, «в основных чертах воссоздана нормальная для России того времени промышленная структура» [75, с. 15].
Разумеется, не все отрасли ремесла на восточной окраине страны были даже сравнительно хорошо развиты: и в конце XVII в., и в более позднее время в Сибирь продолжало поступать большое количество промышленных изделий (особенно тканей). Но резкое сокращение к исходу XVII в. ввоза ряда важных для сибиряков товаров наглядно свидетельствует о становлении и успехах местного ремесла. В свете проведенных в последние годы исследований несостоятельными выглядят широко распространенные ранее мнения об отсутствии в Сибири XVII в. собственной промышленности [18, т. 4, с. 204]. Современный исследователь сибирских «торгов и промыслов» О. Н. Вилков приходит к прямо противоположному выводу: в Сибири «созданная русскими промышленность имела многоотраслевую Структуру, наследственность профессий и прошла в течение XVII в. некоторыми своими отраслями сложный путь развития от домашней промышленности через ремесло и мелкое товарное производство до первых предприятий мануфактурного типа, работавших целиком с применением наемного труда, на покупном сырье и на широкий внутренний и внешний рынок» [32, с. 321].
* * *
Развитие сибирского города, как отмечалось, не всегда было связано только с ремесленным производством или пушным промыслом. Там, где были благоприятные условия для интенсивного развития земледелия, мог сформироваться торгово-ремесленный центр, в основе существования которого прежде всего лежало развитие товарного сельского хозяйства. Становясь местом закупок продовольствия для «непашенных» районов, такой город постепенно насыщался ремесленными специальностями, важными в первую очередь для сельскохозяйственного производства или основанными на нем. При этом городские жители сами обычно весьма активно занимались земледелием и продавали хлеб. Примером города преимущественно «аграрного типа» может служить Туринск. Впрочем, важными центрами хлеботорговли являлись практически все экономически развитые города Сибири — Верхотурье, Тюмень, Тобольск. Они располагались в относительно благоприятном для занятий сельским хозяйством районе, и в их хозяйственной жизни земледелие сыграло немаловажную роль. Как отметил В. В. Покшишевский, «именно хлеб наряду с пушниной явился тем товарным «материалом», который быстро придал наиболее удачно в транспортном отношении расположенным городам-острогам роль местных рынков» [111, с. 73].
Однако прежде чем содействовать превращению военно-административных пунктов в города, сибирское земледелие должно было пройти большой и трудный путь. Начав свое развитие практически на пустом месте, в целях вспомогательных, направленных на обеспечение продовольствием военно-служилого и промыслового населения, русское хлебопашество постепенно стало основой всей хозяйственной жизни Сибири, преобразовало сам облик этой страны и со временем превратило некогда пустынный и дикий край в одну из главных житниц России.
* * *
Голод был постоянным спутником первых русских переселенцев; от него страдали и гибли начиная с «Ермакова взятья» и в таежных дебрях, и в местах, благоприятных для хлебопашества и скотоводства. Едва тлевшие очаги земледелия коренных обитателей Сибири не могли прокормить и сотой доли оказавшихся за Уралом русских людей. Им приходилось рассчитывать только на себя.
Первоначально многие переселенцы находили выход из положения в широком обращении к нетрадиционной для русского человека пище, воспринимая это, однако, довольно болезненно. Ранние документы пестрят жалобами такого рода: «Едим траву и коренье», «чего на Руси и скотина не ест… то мы едим», «помирали голодною смертью, и души свои сквернили — всякую гадину и медвежатину ели». Сибирские леса, как правило, были богаты зверем, однако охота в хозяйстве подавляющего большинства оказавшихся за Уралом переселенцев могла играть лишь вспомогательную роль, к тому же русским длительное время представлялась «нечистой» не только медвежатина, по и мясо других животных, по сегодняшним понятиям вполне съедобных, включая ныне деликатесную оленину.
Потребность в растительной пище на раннем этапе освоения Сибири русские часто стремились удовлетворить сбором и заготовкой (путем сушки или засолки) всякого рода дикорастущих трав. Сохранились также сведения, что, например, в Мангазее готовили щи из похожей на ревень травы, которую называли капустою, а в Восточной Сибири варили произраставший по берегам рек «борщ». Очень большое место в рационе первых сибиряков, как уже отмечалось, стала занимать и рыба в различных ее видах.
Однако при первой же возможности большинство переселенцев стремилось и в Сибири восстановить традиционную для коренных русских областей хлебо-мучную основу питания, рассматривая собирательство, охоту и рыбную ловлю лишь как подспорье в продовольственном обеспечении, а отсутствие в нужном количестве хлеба как причину серьезных заболеваний. В 1636 г. томский воевода писал в Москву, что вследствие неурожая «служилые люди и пахотные крестьяне от великие от хлебные скудости нужны и помирают голодною смертью и многие едят траву борщ и кандык корень копают и едят, и от трав и от коренья без хлеба оцынжали» [151, с. 183–184; 73, с. 63].
