За дверью оказалось помещение, похожее на то, которое я видел в ЦУАБе – комната с хронокамерами. Хронокамеры выглядели немного иначе, но это были именно они. Их было шесть. И во всех находились люди – пятеро детей и одна взрослая женщина.

– Перед тем, – продолжил Николай, – как вколоть смертельную дозу героина, они использовали хронокапсулы и часы.

– И откуда у вас всё это? – спросил Илья.

– Ваше начальство, как вы понимаете, в курсе, – промолвил Николай. – Такими технологиями обладают не только секретные службы. Было бы удивительно, если бы это не проникло через заборы. Деньги решают всё. Вам же, надеюсь, объяснили положение дел?

– Да-да, – сказал Илья. – Просто не перестаю удивляться. Иногда кажется, что мы в ЦУАБе гоняемся за собственной тенью.

– Сочувствую, – устало улыбнулся Николай. – Но такова реальность. Давайте исходить из неё.

– Но для чего, – решил вмешаться я, удивлённый увиденным больше, чем кто-либо, – для чего эти технологии Шмурову?

По лицу Николая пробежала судорога, отчего выражение его на секунду сделалось брезгливо-печальным.

– Забавы ради, – сказал он. – В прятки играют.

– Что? – снова не удержался я.

– Прятки. Этакий квест для тех, кто может это себе позволить. Собираются раз в месяц своей компанией, одного человека отправляют в какую-нибудь локацию в прошлом, а другие пятеро начинают его искать. Кто первым найдёт, тому и приз. Как, например, вот эта усадьба. Супруга Шмурова её выиграла однажды, Виктория Павловна.

Я молча покачал головой, не находя слов.

– А ведь могли бы, – добавил Николай, и лицо его впервые за нашу беседу оживилось, – могли бы принести человечеству пользу. Правда? Женщина, которую вы можете увидеть в одной из камер, это и есть супруга Александра Григорьевича. Виктория, – мужчина произнёс это имя певуче и сделал паузу. – Отважная женщина. Последние три месяца она тяжело болела. Рак. Четвёртая стадия. Когда сын её оказался в этой комнате, она первой вызвалась отправиться на поиски пропавших детей. Решила напоследок сделать что-то хорошее.

– А почему, – поинтересовался Илья, – своими силами не попробовали разыскать детей?

– Хронокамер, как вы заметили, только шесть. Достать дополнительные модули за короткий срок невозможно. Никто из родителей не отваживался в одиночку отправляться на девяноста лет в прошлое, в котором у них не было своих собственных поселенцев. Вызвалась только Вика. Простите… Виктория Павловна.

– Надо же… – усмехнулся Илья. – У них даже поселенцы свои?

– Ну да. Но они не так надёжны, как ваши, и, как выяснилось, предпочитают сами скрываться и пользоваться своим положением, а не оказывать помощь. Поступок Виктории Павловны предстал для наших докторов, следящих за хронокамерами, с неожиданной стороны. Наниты в её теле справились с раковыми клетками. Представляете? Никто до сих пор не додумался до такой простой вещи. А ведь это самый настоящий прорыв в области медицины! Если Виктория Павловна вернётся… Вернее, КОГДА вернётся, то она снова станет здоровой. Вот скажите, Илья, в вашем ЦУАБе только уничтожают артефакты или же пытаются использовать их во благо людей?

Илья промолчал, поскольку вопрос был, судя по всему, риторическим.

– То-то и оно, – продолжил говорить Николай. – Но давайте вернёмся к сути. Детишки, разумеется, видели, в какие квесты играют их родители. Другие на их месте обзавидовались бы и захотели заняться тем же. Но, как я говорил, эти дети другие. С помощью хронокапсул они решили просто сбежать от этой реальности и создать где-нибудь свою. Так я предполагаю. Все их часы были синхронизированы на Лондон тысяча девятьсот шестого года. Только странных персонажей выбрали они для своего подселения, в эфемеридах значится только одна девочка – Табби Уильямс. Знаем лишь, что она из очень бедной семьи, рано лишилась родителей, но благодаря случаю оказалась в Баркингсайде, в одном хорошем приюте для беспризорных девочек. Остальные, надо полагать, такие же оборванцы. Ну что бы они могли обустроить в лондонских трущобах тех лет? Этого я до сих пор не могу понять. Как по мне, так это весьма странный выбор. Если не сказать глупый.

– Но как они смогли воспользоваться часами? – спросил Илья. – Ведь наверняка такие вещи Александр Григорьевич хранил за семью печатями. Да и синхронизировать время мог только настройщик.

– Именно, – согласился Николай. – Положим, выкрасть из хранилища хронокапсулы и часы им каким-то образом удалось. Вполне допускаю. Но настроить их должным образом они никак не могли.

– А у Шмурова есть свой настройщик? – снова вклинился в разговор я.

– Разумеется.

– Вы разговаривали с ним?

– Не успели. Он умер на следующий же день после случившегося.

– Умер? Каким образом?

– Сердечный приступ. Сами понимаете, какие подозрения должны были возникнуть относительно его персоны. А он уже пожилой был, шестидесяти семи лет. Понимаю, что в голову всякое сразу лезет. Может, кто-то и помог ему умереть. Тем более если принять во внимание ещё один инцидент.

– Какой инцидент?

– Через два для после произошедшего выпал из окна десятого этажа больницы тот единственный мальчик, который остался жив.

– Это уже вряд ли может быть совпадением, – промолвил Илья.

– Вряд ли, – подтвердил Николай. – Но, с другой стороны, он мог сильно переживать по поводу того, что струсил в последний момент и не последовал за своими друзьями. Знаете, подростки очень впечатлительны в подобных вещах.

– Полагаю, – сказал я, – что и с ним никто не успел толком поговорить?

– Нет. Два дня он играл в молчанку. Родители уже тогда побоялись, что он может что-нибудь с собой сделать, и поместили в больницу. Под присмотром, конечно. Однако это не помогло.

– Понятно, – заключил Илья. – Вот, Лёша, – обратился он уже ко мне, – какое задание тебе предстоит. Если возникли вопросы, задавай прямо сейчас. – Он посмотрел на часы. – Через двадцать минут нам нужно выдвигаться обратно.

Вопросов у меня, конечно, накопилось немало. Но я был уверен, что Николай не станет мне на них отвечать. Во-первых, он явно был неравнодушен к супруге Шмурова. Это я заметил по выражению лица, когда он о ней говорил. Во-вторых, участие во всей этой истории настройщика не вызывало у меня никаких сомнений. И смерть его, само собой, случайностью не являлась. А это означало, что кто-то из взрослых заранее должен был знать о планах детей и всячески поспособствовать тому, чтобы всё у них прошло гладко. Как говорится, ищи кому выгодно. И кто же и, главное, почему хотел избавиться от детей? Или от какого-то конкретного ребёнка? А остальные просто запутывали картину. Обрекая их на прозябание в лондонской нищете, этот манипулятор не оставлял шансов на возвращение. Конечно, если бы они захотели вернуться, то просто перестали бы пить аспирин и через какое-то время оказались дома. Но тот, кто всё это спланировал, был уверен, что возвращаться они в любом случае не захотят. Вообще, сама мысль о спасительном бегстве в прошлое не казалась мне умной. А Николай настаивал на том, что дети были намного выше среднего по развитию. Эту спорную идею с бегством им кто-то должен был в головы вложить. И этот человек не из числа матерей или отцов, потому как их они слушать точно никогда бы не стали. Это был кто-то со стороны, умеющий убеждать и расставлять психологические ловушки. Очень опытный и имевший возможность постоянно общаться с детьми и при этом оставаться для непосвящённых в тени. Это мог быть кто-то из дальних родственников или учителей в школе, кто-то, может быть, общающийся исключительно через сеть. В данной ситуации круг весьма ограничен.

Вся эта цепочка догадок, выстроившаяся за время беседы, в конце концов заставила меня задать неожиданный для Ильи и для Николая вопрос.

– А вы, Николай, – спросил я, – не адвокат ли, случаем, Александра Григорьевича?

– Адвокат, – прищурившись, ответил тот. – И что из того?

– В таком случае вы должны знать, оставляла ли завещание Виктория Павловна после того, как услышала свой вердикт от врачей.