– Ох, силищи-то накопил, – промолвил он. – Вижу, времени зря не терял.

Я чуть ослабил хватку, и Илья осторожно выпутался из моих объятий.

– Я было подумал, что ошибся с объявлением, – будто оправдываясь за свои сомнения, сказал я. – А оно вон как.

– Да. Туда-то я и ехал. Но, как видишь, застрял в самый неподходящий момент. Не смотри, что полноприводная – после такого ливня не велико преимущество. Впрочем, другой дороги в Подковы нет, так что в любом случае мы пересеклись бы с тобой. Поможешь?

– Само собой, – радостно воскликнул я. – Только задом наперёд придётся тебе ехать до самого отделения.

– Да хоть тушкой, хоть чучелком, – махнул рукой Илья, – лишь бы в дом, чтобы поговорить.

– Доставлю в лучшем виде, – уверенно сказал я.

Подцепив «Хонду» Ильи на трос, я перекрестился и на медленных потянул её за собой. «Уазик» и с этой задачей справился на ура, за что я был готов тут же расцеловать его в приборную панель.

Благополучно добравшись до отделения, мы прошли в дом.

Я снял одежду, разогрел чайник и поставил на стол оставшиеся после визита Марины сладости.

– Что теперь? – сразу задал я вопрос Илье.

– Теперь нам надо в ЦУАБ, – сказал он.

– Это что?

– Центр по Устранению Артефактов из Будущего.

– Звучит устрашающе.

– А это ты ещё не видел сам центр и не знаешь подробностей своего первого задания.

– Что? – удивился я. – Сразу с корабля и на бал? Без подготовки?

– А что, по-твоему, было в лесу и потом в карьере? Разве этого недостаточно? Целая жизнь и ещё несколько десятилетий новой.

– Да, – согласился я. – Ты прав. Расскажешь о задании?

– Это позже, когда доберёмся до Центра. Сейчас тебе надо уладить другие нюансы.

– Например?

– Например, ты должен оформить отпуск. Думаю, недели две будет достаточно.

– Зачем?

– Затем, что нынешнюю роль участкового тебе придётся отыгрывать, как и прежде. Для всех родных и знакомых ты всё тот же Алексей Лазов, которого они всегда знали. Ты же это понимаешь?

– Понимаю. То есть задание на первый раз несложное? Управлюсь за две недели?

– В другой реальности время течёт иначе. Две недели здесь могут занять месяцы там. А иногда и годы. Или наоборот. Этот феномен до конца пока не изучен. Ты ведь помнишь Ракитова?

– Да как же его забыть-то…

– Так и не дожил до девяноста пятого года, когда должен был, по прежней версии, застрелиться на почте. И вообще, вернувшись в восемьдесят третий, сколько лет ещё прожил, прежде чем оказаться в своём воскресшем облике?

– Ну да. Довольно странное обстоятельство. Козырев говорит, что умер в девяносто втором от сердечного приступа. Значит, не спешил возвращаться. Или знал, что так или иначе успеет?

– Это вряд ли, – покачал головой Илья. – Может, решил всё-таки пожить ради семьи? Кто его знает… Однако факт остаётся фактом. И время играет совсем в непонятные нам игры. – На несколько секунд Илья замолчал, а потом снова вернулся к начатой теме: – И задание твоё, сразу скажу, не будет лёгкой прогулкой. Не думай, что тебе, как новичку, сделают какие-то преференции и поблажки. Я рекомендовал Лазова как потенциально ценного прерывателя. Да и с кадрами сейчас напряжно. Как и везде. И не только с кадрами… – Илья тяжело вздохнул.

– Что-то не так? – насторожился я.

– Обо всём сразу и не расскажешь. Увидишь уже на месте. Сам знаешь – лучше один раз увидеть…

– Только не надо включать Миронова. А то сейчас начнёшь сыпать цитатами.

Илья усмехнулся.

– От каждого носителя остаются какие-нибудь привычки. А Миронов мне, вообще-то, нравился. Не всегда удаётся попасть в приятного человека. Только одно было с ним тяжело – пьющий.

– Да… – Я тоже отчего-то вздохнул. – Так что же? Поку́шаем и начнём собираться? Только позвоню ещё начальству насчёт отпуска. Я же, как-никак, типа герой, вычислил беглого зэка, а отпуском так ни разу и не воспользовался.

– Согласен, – кивнул Илья. – Поесть надо. Как говорят французы, из двух бед выбирают обед.

И мы с Ильёй рассмеялись.

Глава 3. Табби

Девочки, уже успевшие понять, что им назначили новую воспитательницу, с осторожностью выглядывали кто из спальни, кто из столовой, кто из актового зала, стесняясь прямо встретиться на пути горделиво шествующей по мягкому ковру Эммы.

Она долго настраивалась, прежде чем начать это знакомство. Внутри неё созревал ком, становясь с каждой минутой всё больше и больше, пока наконец толчки от его пульсации не достигли голосовых связок и она громогласно, будто иерихонская труба, не возвестила о наступлении новой эры в жизни этого дома с дурацким названием «Киска».

– Так! – воскликнула она. – Выходим, мышки, из тёмных углов и через четыре минуты собираемся в актовом зале! Всем слышно? Кто не услышал, тому доктор будет прочищать уши!

Уверенная в убедительности своего воззвания, Эмма, начавшая наливаться, как яблоко, спелым румянцем, вошла в актовый зал и ловко запрыгнула на невысокую сцену, обрамлённую с двух сторон тяжёлыми тёмно-зелёными портьерами.

Девочки успели собраться за три минуты.

Вооружившись журналом с именами своих воспитанниц и красным карандашом, Эмма ещё раз пробежала глазами по нестройной толпе детей и тут же нахмурилась.

– А у нас здесь что, – сказала она, – митинг? Быстренько выстроились все в один ряд! И по росту. Вот ты, – Эмма указала на одну из девиц, самую высокую ростом, – как твоё имя?

– Джейн. Джейн Пэйл.

– Будешь возглавлять шеренгу, – продолжила женщина. – Встань первой. Кто следующая по росту, пусть встанет второй. И так далее.

Все девочки вмиг сделались бледными. И чем бледнее они выглядели, тем розовей становилась сама Эмма. Удовольствие сладкими волнами растекалось по её телу. В наступившей тишине, прерываемой только шуршанием платьев, было слышно, как тикают часы, намертво вмонтированные в полку фальшкамина, украшающего противоположную стену. Эмма посмотрела на них – 19:15. В восемь вечера по расписанию – ужин. Нужно было успеть со списком.

Когда дети выстроились в более-менее приемлемую шеренгу, Эмма снова раскрыла журнал.

– Элизабет Палмер, – начала она.

– Здесь, – отозвалась девочка лет десяти из середины ряда.

Эмма нарисовала рядом с её именем плюсик.

– Долорес Доул.

На этот раз все молчали.

– Долорес Доул, – чуть громче повторила Эмма.

– Отсутствует, – ответила ей наконец Джейн.

– Почему?

– Сбежала.

– Понятно. – Эмма нарисовала минус.

Минут за десять она прошлась по всем присутствующим.

Сбежавшей оказалась ещё одна девятилетняя девочка – Лили Кросс. И в актовом зале отсутствовала по какой-то причине десятилетняя воспитанница по имени Табби.

– Она у себя в спальне, мэм, – пояснила всё та же Джейн.

– И это почему же? – возмущённо произнесла Эмма.

– Болела. А теперь совсем не встаёт с кровати. И не ест.

– Что за ерунда? – Эмма громко захлопнула журнал. – Почему не в лазарете, а у себя в спальне?

– Не могу знать, мэм. Так решила предыдущая воспитательница.

– Вздор! Покажите мне её спальню.

Джейн, опустив глаза, направилась к выходу, чтобы сопроводить Эмму.

Комната снова наполнилась хором негромких голосов. Но Эмма уже не обращала на это внимания. Ей не терпелось сию же минуту привести в чувства злостную нарушительницу её планов. Она была уверена, что один лишь её вид поставит симулянтку на ноги и заставит съесть двойную порцию каши.

Табби действительно обнаружилась лежащей под одеялом в одной из спален.

Решительно подойдя к кровати, Эмма резким движением сбросила с неё одеяло, и её голос снова прогремел зловещим раскатом:

– Встать!

Но Табби никак на этот приказ не отреагировала. Это была совсем щуплая девочка. Она лежала на левом боку, спиной к Эмме, свернувшись калачиком. Её тонкие ножки торчали из-под сорочки, а русые волосы в беспорядке были разбросаны по подушке.

– Я к кому обращаюсь?! – снова крикнула Эмма. – Эй! – Она с силой затрясла девочку за плечо, так что заскрипела и затряслась вся кровать.