– А куда должны были ехать?

– Домой, – покладисто отозвалась кицунэ, возвращая равновесие и критично осматривая измазанный низ одежды. – Только мы не доехали. За вас переживали.

– Конечно, без таких помощниц нас и тараканы сожрут, не подавятся, – сарказма в голосе Антона хватило бы на целое философское учение о разочаровании в мечтах. – Тогда почему в кустах геройствуете, а не грудью на врага, в атаку?

– Маша Фрола Карповича учуяла, – давя икоту, призналась Лана, отпуская разобравшуюся с подолом кицунэ. – Мы, может, и слегка отдохнули своей компанией, но в круглых дур превратиться не успели… А это кто? – верхушка термоса указала в сторону молчаливо взиравшего на весь этот балаган Фёдора. – Домовой? Красавчик…

– Где?! Где?! – запрыгала на месте лисичка-полукровка, силясь разглядеть объект интереса подруги и ничего не видя из-за высокой травы.

– В пустом доме? – продолжала лезть не в своё дело букинистка. – Одинокий?

– У него и спроси, – отбрил излишне назойливую женщину инспектор. – Чего ты меня терроризируешь?

Переполненная жаждой познания Маша не выдержала, и по-детски припустила к калитке, чтобы увидеть, о ком речь. На удивление, не упала.

– Ой какой ухоженный… – попёрло из неё восхищение. – Чистенький, на лице веника нет, стройненький!

Фёдора же такое неприкрытое разглядывание покоробило.

– Пойду, вещички соберу. Не хочу здесь больше.

И ушёл в дом, не обернувшись.

– Почему он такой… и почему он на свободе? – не успокаивалась букинистка, вваливаясь во двор следом за подругой.

Антон, давая напарнику спокойно покопаться в смартфоне и разобраться с расписанием электричек, бегло рассказал историю маленького мужчины, оставшегося верным слову до конца.

Слушая, Маша из сострадания всхлипывала, а Лана щурилась, превратившись из дамы навеселе в очень собранную, целеустремлённую особу.

– В библиотеке жил? – въедливо уточнила она. – Подходит.

– Вы о чём? – отвлёкся от звонилки Иванов, пропустивший мимо ушей монолог напарника.

– О своём, о женском, – хищно, с томной хрипотцой отмахнулась женщина, стремительно поднимаясь по крыльцу и стуча в прикрытую дверь.

– Фёдор! Фёдо-ор!

На её зов домовой вышел не сразу. Остановился на пороге, поставив на пол маленькую котомку, рядом пристроил перевязанную верёвкой стопку книг.

– Зачем кричишь?

– Фёдор… А пойдём ко мне жить? – огорошила всех присутствующих Лана, плотоядно разглядывая бритое лицо последнего из Гашковых-Охольских.

Тот изобразил усмешку.

– Я тебе не Шарик, ты не Дядя Фёдор.

– Не спорю. Дядя Фёдор – ты, – ласково согласилась специалистка по древним фолиантам. – У меня много книг, приличный дом, а мужской руки нет.

– Вон, двое, – не повёлся домовой, указав на инспекторов. – Выбирай любого.

– Мелковаты, – женщина переместилась в сторону, будто открывая проход и признавая право хозяина идти, куда ему вздумается. – Один призрак, второй…– тут она вздохнула. – Слишком юн. Я ведь тоже не девочка. Мне уже за… кг-м… вполне взрослая.

– И пьющая, – сурово обрезал Фёдор, морщась от свежего выхлопа, причудливо смешавшегося с вчерашним перегаром.

– А кто не пьёт? – потупилась Лана, превращаясь в такую скромницу, что и Сергею, и Антону захотелось проверить зрение. Точно ли они видят то, что видят?

Домовой тоже не поверил в такую сногсшибательную метаморфозу, однако предпочёл в споры не вступать, а ответить обтекаемо:

– Я подумаю.

Заявление Лану не устроило категорически. Лучась добродушием и нарочитым смирением, она провела отточенный, короткий прямой в челюсть не ожидавшему такой подлости Фёдору. Голова домового дёрнулась, ноги подкосились, и бедняга, второй раз за день попавший в глубокую отключку, принялся заваливаться на пол под нежное:

– Выделываться он собрался, характер показывать… Я тебя накормлю, напою…

– Ты совсем сбрендила?! – возмущённый Швец шагнул навстречу беспредельщице, намереваясь устроить ей разнос. Напарник его поддержал, встав рядом.

– Стоп! – требовательный окрик за спиной заставил обоих инспекторов обернуться.

Возмущалась Маша. Расставив ножки пошире, она грозно шмыгала носом, покачивая в ладошках где-то подобранную палку размером в полтора её роста, устойчиво ассоциирующуюся с обломком оглобли.

– Не мешайте скромному женскому счастью, изверги!

– Так Лана его бьёт, – растеряно протянул Иванов, обалдевая от такого поворота. – По морде!

– Не бьёт, а приручает! – парировала кицунэ с глубокой убеждённостью в собственной правоте, причём вполне трезво и осмысленно. – Мужик совсем измельчал! То штанишки с подворотами, то бездельник интернетный. А вы… вы… Выпал приличной женщине шанс обзавестить адекватным домовым, без всех этих старорежимных заморочек, так вы и эту удачу испортить норовите! Влезть со своим «можно», «нельзя» … Он вот уйдёт по миру, а ей что делать? Нового подыскивать?

Инспекторы, не представляя, как поступить, покосились на Фёдора, которого уже забрасывала на плечо довольная, словно обожравшаяся рыбы Мурка, букинистка. Котомку с книгами она взяла в свободную от удержания добычи руку, невинно хлопая ресницами и счастливо поглядывая на верную подругу.

– Серёженька, мой хороший, не лезь! – бескомпромиссно требовала хвостатая нечисть, подпуская в голос умоляющие нотки со стервозинкой. – Или я тебе все тарелки побью! Наш Федя! Не отдадим!

– Мой, – поправила Лана, бочком спускаясь с крыльца. – Мальчики, хотите – приезжайте в гости. Мы встретим. Клянусь, в кандалах никто его держать не станет. Не понравится – уйдёт, держать не стану. Фёдор по вашему ведомству свободен? Свободен… Я обязана попробовать. У меня книгоохранилище присмотра требует. И кран в кухне протекает.

– Да куда он от своего счастья денется? – веско дополнила домовая, не выпуская палку. – Просто Федя пока не понял, как ему повезло.

– Он же отравитель! – воззвал к здравому смыслу Антон, ошалело трогая себя за лоб. Не чудится ли? Не горячка с галлюцинациями?

– С такой рекомендацией, с такой предысторией это ему только в плюс, – мурлыкнула букинистка, поправляя на плече маленькое тельце. – Настоящий мужчина. Хоть детей от него рожай. Сказал – сделал, даже если и возражал. До последнего держался… Умница.

– Вы же пьяные! – снова попытался урезонить подружек Швец. – Протрезвеете – наплачетесь.

– Не пьяные, а капельку расслабившиеся – с показным вздохом приняла сентенцию Маша. – Ведём себя смирно, песен не поём, бывшим не звоним, все из себя правильные, как истинные леди на королевском приёме. Ну, почти… Но леди!.. И вообще! Нам, красивым, плакать не привыкать. Жизнь такая, тяжкая, бабья. Бывает, влюбишься, вознесёшься… а он – козлом окажется! Изменщиком, пропойцей горьким или, страшно сказать, женатым! И страдаешь потом, надрываешься.

– Зато вспомнить приятно, – похитительница Фёдора уже обошла инспекторов и ускорялась к калитке, стараясь держаться так, чтобы подруга с палкой оказывалась между ней и напарниками. – Переговоры окончены. С похитителями их не ведут! Или пробуйте освобождать, или отстаньте! Я буду сражаться.

– Ну ё… – безнадёжно вырвалось у Серёги вместо финального аккорда.

Чем ещё пронять обеих бунтарок – он не представлял.

Женщин, что называется, переклинило до той степени, когда возражать им бесполезно. Аргументы они не воспринимают, логику игнорируют, рассудок без сожалений меняют на сиюминутное потакание собственным желаниям.

На ум почему-то упорно шло сравнение с баранами, методично и тупо бьющими головой стену.

Драться же с борцуньями за бабье счастье не хотелось.

– Тоха, – нерешительно обратился Сергей к напарнику. – Твоё мнение?

– Э-э-э… Не знаю, – вернул тот обратно право принятия решения, по ходу извлекая сигареты с зажигалкой. – Про такое Карпович не предупреждал. Мордобой – это в полицию.

Намёк инспектор схватил на лету.

– Он же его отпустил? По всему, дальнейшая судьба Фёдора предоставлена самому Фёдору. Пусть сам и разбирается. Заявление о похищении я не получал, а…