В том, что он знаком с женщиной, сомнений не возникало – из электропоезда, кроме инспекторов с пенсионеркой, никто не вышел.

Антон на происходящее смотрел с интересом и… пониманием. Сергей чувствовал себя неловко. Старый человек тащит поклажу, а этот гражданин в упор ничего не видит.

– Тёща? – негромко, словно самому себе, проговорил Швец, останавливаясь неподалёку от мужчины.

– Она, – зло выдохнул тот, кривясь. – Не сидится же ей дома, собаке дикой. Гостить припёрлась. На ночь глядя. И шмотья на год вперёд набрала.

Женщина, устав ждать внимания к своей персоне, недовольно прогудела надтреснутым, низким голосом:

– Никола-ай! Николай!

Водитель скривился ещё сильнее, но отозвался:

– Тут я!

– Помоги!

– У меня спина!

Поединок вредности разворачивался с заранее известным проигравшим.

– Возьми вещи! Мне тяжело!

– Ага, а до этого пёрла, как самосвал на четвёртой передаче, – шёпотом выдохнул мужчина, приправив сказанное порцией отборного мата. Однако пошёл, признавая победу родственницы и подчиняясь судьбе.

Ехидный Антон не упустил случая постебаться:

– Вот так и сдаются самые прочные твердыни.

Сергей же, сочувствуя Николаю, пошёл вместе с ним, предлагая себя в качестве добровольного помощника. Естественно, с умыслом.

– До Игнатовки далеко?

– Километров двадцать. Может, больше.

– А первый автобус когда?

– Утром.

– Такси у вас где стоят?

– Подброшу, – мрачно отмахнулся водитель. – Я мимо поеду. С дороги до деревни пешком дойдёте. Там километра полтора.

Приободрившись, инспектор похватал тюки и баулы приехавшей погостить, охнув от их суммарного веса и жутко мечтая выяснить, не кирпичи ли везёт пожилая дама.

Антон хихикал.

Когда добрались до «шестёрки», то выяснилось, что старушечья поклажа не помещается в багажник, поэтому часть вещей пришлось расположить на заднем сиденье машины. Иванов со Швецом еле влезли, с трудом захлопнув за собой дверь.

Женщина же разместилась спереди, устроив на коленях огромную, вытянутую сумку, мешавшую Николаю переключать скорости. Неудобство зятя её нисколько не смущало, и вообще, она считала себя если не капитаном этого корабля, то штурманом – точно.

– Медленнее!.. Яма!.. Не гони!.. Ой, я в вагоне бутылку с водой забыла… – далее следовало копание в сумке, толчки водителя локтями, довольное, – Вот она… Да что же ты делаешь?! Скоро же поворот!..

Осчастливленный визитом родственницы мужчина молчал, а если и отвечал, то тёща его почти не слышала. Или не слушала, что инспекторы тоже вполне допускали. Зато, как все пожилые и тугоухие люди, сама говорила зычно, перекрывая звуки старенького автомобиля.

Не стеснялась она обсуждать и Сергея с Антоном.

– Кого это ты подобрал? Твои знакомые? Из города? Или совсем из ума выжил, пуская в машину кого ни попадя! Пырнут ножом в спину, тебя, дурака. Попомнишь!

Ответом ей был зубовный мужской скрежет.

От таких семейных взаимоотношений Иванов, горячась, неоднократно хотел покинуть «шестёрку», однако напарник его удерживал:

– Терпи. Немного осталось.

Водитель сопел, виновато посматривая в зеркало заднего вида.

Обещанные двадцать километров растягивались в долгий-долгий путь…

***

У информационного знака «Игнатовка» с указывающей направление стрелочкой Николай остановился, высадил пассажиров, и даже вышел попрощаться.

– Бывайте. Вам туда, – взмах руки указал в темноту за знак. – Я дальше. В Рахматово. Оно тут рядом, по прямой – час ходу скорым шагом. Мы молодыми постоянно друг к другу бегали… – накрыла его ностальгия по давно минувшим дням. – Близко.

– Спасибо, – Сергей протянул деньги. – Возьми. За проезд.

– Убери, – строго отказался мужчина, чем заработал порцию возмущённого бубнёжа из приоткрытого окна. – Я же от чистого сердца.

Странноватый Николай не знал, что этим поступком он ломает представления насквозь городского Иванова о деревенских жителях. Инспектор зашоренно верил, что каждый из них по-своему скуп, жаден, обожает хитрить даже там, где это бессмысленно, а уж при слове «деньги» вообще теряет самообладание.

Нимало этому убеждению способствовали продуктовые ряды городского рынка, куда домовитая кицунэ обожала захаживать за экологически чистыми овощами, прихватывая его в качестве носильщика. Как Машка определяла их качество, парень не представлял, но ей верил.

Домовая же безошибочно находила тех, кто выращивал самостоятельно и не зарабатывал на перепродаже. Долго с ними торговалась, перевешивала, спорила, пересчитывала сдачу, частенько отдаваемую с огромным нежеланием.

Для человека, привыкшего к спокойствию супермаркетов, зрелище торга выглядело диковато.

Н-да… Так и появляются стереотипы. Хотя жлобья и среди городских хватает, но они… привычнее.

Однако отплатить невезучему Николаю всё же хотелось. Не деньгами, так хоть добром.

– Могу сделать так, что твоя тёща угомонится. Ненадолго, зато доедешь по-человечески.

– Как? Она и чертей в Аду достанет.

– Погоди.

Улыбаясь, Иванов без предупреждения сунул руку в открытое окно, приложив ко лбу женщины ладонь с активированной Печатью. Представил лето, ароматы луга, пение птиц, и исторг из себя немного Силы. Проверенный трюк. Всех успокаивает.

Вслух же, чтобы хоть как-то объяснить свой поступок, он произнёс, ласково глядя женщине в глаза:

– Вы приболели. Вам бы отдохнуть.

В ответ та лишь блаженно улыбнулась, кивая. По помутневшему взгляду стало понятно – скандальной особе хорошо, на неё накатили приятные воспоминания, подстёгнутые простеньким фокусом с энергией Жизни.

Она зятю даже не рыкнула, а цивилизованно попросила:

– Коля, поехали.

Пресекая перечень вопросов, абсолютно нормальной для такой ситуации, Швец сказал на ухо водителю:

– Он экстрасенс. Как Кашпировский.

– А-а-а… – уважительно протянул Николай, из памяти которого ещё не выветрился набыченный взгляд телевизионного целителя из девяностых.

Пугаясь, что доброе настроение у тёщеньки может закончиться, мужчина наскоро пожал руки напарникам и бегом прыгнул за руль, на прощанье пару раз моргнув аварийкой.

Проводив «шестёрку» взглядом, Серёга извлёк из прихваченного рюкзачка фонарь, посмотрел на экран смартфона.

– Половина первого. Самое время на кладбище топать… Тоха! Будь другом, пробегись по окрестностям, посмотри, где оно?

Удивлённый такой прытью Швец почесал шевелюру, после с сомнением покосился на друга.

– Ночью? На кладбище?

– Ты чего? – в свою очередь изумился Иванов. – Мертвяков боишься? Или привидений?

– Да ну на… – опешил от такого издевательства напарник. – Там же темно! Ляпнешься в свежевырытую могилу – доставай тебя потом.

– Затем и фонарь взял. Не переживай, не упаду. А вот посмотреть, кто тут под Луной шляется – первое дело.

Обиженный до глубины души, Антон растворился в темноте, из вредности заугукав, подражая филину.

– На дятла похоже, – насмешливо донеслось ему вслед.

– Сам дурак, – только и смог процедить призрачный инспектор, сворачивая с дороги и приступая к служебным обязанностям. – Попросишь ты у меня…

Но чего – он так и не придумал. Полноценно издеваться над другом не хотелось, но и спускать подобные шуточки тоже нельзя.

… Оставшись в одиночестве, Иванов поднял голову к небу, полюбовался звёздами. Включил фонарь и направился в сторону невидимой отсюда Игнатовки.

(*) Цимес – Самый цимес – то, что надо; высший класс; лучше не бывает. Выражение образовано от слова «цимес» – не менее популярного, чем марципаны, сладкого блюда еврейской кухни.

(**) КУСП – книга учёта сообщений о происшествиях.

(***) Климб – набор высоты (авиационное).

(****) Пасечник – одно из множества шутливых прозвищ деревенских участковых. Обидной подоплёки не имеет.

Местный погост располагался на другом конце деревеньки в две улицы, чем доставил Иванову немало хлопот. Дворовые собаки, изучившие всех окрестных обитателей вдоль и поперёк, наизнанку выворачивались, облаивая незнакомца, разгуливающего ночью мимо их зон ответственности.