Больше я ничего не сказал.

Не мог.

Мое сердце успешно игнорировало все мои предупреждения и хотело удержать ее. Я не знал, как несколько фраз и намек на слезы могли заставить меня отказаться от моего доверия просто так.

Олин успешно сделала то, чего раньше не делал никто.

Она заставила меня заботиться.

Заставила меня поставить на кон свою жалкую жизнь. Мне захотелось поставить ее на первое место и всегда, всегда быть рядом с ней.

Все мое тело болело, пока Олин игнорировала меня и писала свое сообщение. У меня заныло сердце. У меня болел живот. Моя голова. Мои руки. Все болело, потому что фантазия больше не была просто девушкой, за которой я наблюдал издалека.

Она была здесь.

Стояла передо мной.

И я не знал, что, черт возьми, делать.

Прошла минута.

Потом еще одна.

Ужасная мысль пронзила меня гарпуном.

Она что, переписывается с парнем?

Я никогда не видел ее ни с кем, но это не означало, что она не была скрытной или не встречалась с кем-то вне школы.

Было ли это сообщение о расставании?

Любопытство жгло, как кислота, пока ее пальцы тихо постукивали.

Наконец я не выдержал.

Засунув руки в карманы джинсов, я прочистил горло.

— Ты закончила?

— Почти. — Ее язык застрял между губ. Тяжело вздохнув, она нажала «Отправить». — Вот. Закончила.

Я боролся с желанием спросить. Но запретил себе схватить ее и никогда не отпускать. Я хотел знать все. Хотел быть единственным, кому она доверяла.

Что, черт возьми, со мной не так?

Двигаясь к двери класса, я сделал самую логичную вещь, а не безумную фантазию — украсть ее из школы и никогда не возвращать обратно.

Потянувшись к дверной ручке, я подпрыгнул, когда Олин взмолилась:

— Эмм, подожди? — Ее плечи снова поникли. Олин посмотрела на меня, затем на пустой коридор, как будто ей нужно было время, прежде чем снова вернуться к учебе.

Я сделал паузу, узнав ее нежелание. Потому что знал этот взгляд. Взгляд человека, попавшего в ловушку, когда все, чего ты хочешь, — это быть свободным.

Моя тюрьма состояла из пьяниц и страха бездомности.

Какие решетки окружали ее?

Я сжал кулаки.

— Ты... э-э, ты в порядке?

Олин слегка улыбнулась, заправляя распущенные волосы за ухо.

— Знаешь, что? Нет, не совсем. — Ее глаза расширились, как будто она не собиралась говорить такие вещи. — Прости. У-упс, я не хотела... тьфу, забудь. — Ее улыбка ослепила меня, яркая и смелая — та, которую я хорошо знал, потому что она носила ее, как броню.

— Не делай этого. — Мое сердце переполнилось от ее доверчивости ко мне, а затем замерло от ее попытки спрятаться. — Не ври.

Олин вздрогнула.

— Я не вру.

— Хочешь поговорить об этом?

Она дернулась, как будто я предложил ей кокаин в школьном коридоре. Хотя понимал, почему такое предложение может показаться случайным и совершенно неожиданным, но... мы не были совершенно незнакомы.

Она меня вроде как знала.

Я потер затылок, проклиная длину волос и жалея, что не подстригся на прошлой неделе, вместо того чтобы бегать по поручениям моего старика и его шлюх.

— Не уверена. — Олин одарила меня страдальческой улыбкой. — Почему тебя волнует, что я скажу?

Я нарочно ухмыльнулся, стараясь вести себя как можно спокойнее.

— А почему бы и нет?

— Потому что ты не знаешь меня.

— Я знаю тебя... — Да, но ты мне не друг.

— Это пока.

Какого черта, Кларк?

Самое смешное, что «друг» — слишком простое слово.

Быть другом — ничто по сравнению с тем, что я хотел от нее.

Она замерла.

— Ты... ты хочешь быть моим другом? — Отсутствие уверенности в ее голосе заставило меня прищуриться. Куда делось ее мужество, искрящееся бесстрашие? Почему в этом одиноком, пустом коридоре она смотрела на меня так, словно я сделал ей величайший подарок после пустых обещаний?

Ее очевидный голод заставил мой желудок сжаться еще сильнее, и острые, болезненные штуки вонзились в мою грудь.

Всего за несколько коротких секунд мы превратились из незнакомцев в нечто большее.

— Зависит от того, дружишь ли ты с изгоем. — Пожал я плечами, прекрасно осознавая свою неряшливость, капризность, все, кем я был и кем никогда не смогу стать.

— Ты не изгой. Я уверенна, что ты мог бы иметь много друз...

— Это мой выбор, — прервал ее я. — Я не люблю людей.

— Но... ты же только что сказал...

— Ты — исключение.

— Ох. — Олин густо покраснела от удовольствия. — Ну что ж... Я имею в виду... Для меня это большая честь. Но... хм, почему ты хочешь дружить со мной? Мы не совсем похожи. — Ее ресницы затрепетали. — Что у нас общего? Ты старше меня и...

— Я старше всех в классе.

— Почему это? — Она с любопытством наклонила голову. — Ты изучаешь то же, что и мы. Мне всегда это было интересно.

Правда?

Как долго ты задавалась этим вопросом?

Как давно ты меня заметила?

Я постарался унять дрожь в голосе.

— Умалчивал.

— От кого?

— Не имеет значение.

Наступила тишина.

Олин облизнула нижнюю губу, как будто обдумывая мою надежность.

— Ты, кажется, предпочитаешь свою собственную компанию, ты уверен, что хочешь тусоваться со мной?

Я провел рукой по волосам.

— Думаю, да.

Ее голова взметнулась, из-за хмурого взгляда на ее лбу образовались складки.

— Ты так все еще думаешь?

Я закашлялся, понимая, что только что оскорбил ее, но не зная, как это исправить.

— Как ты и сказала, мы из совершенно разных миров. Мы можем вообще не поладить. В таком случае дружба — это не то, что сработает.

— Из какого ты мира?

Ад.

Я пришел из Ада.

Я улыбнулся, но боялся, что это больше похоже на хмурый взгляд.

— Такие вопросы только для друзей.

— И я тебе не друг... пока.

Умная, добрая, красивая... хорошая. У меня не было шанса. Ни единого шанса.

— Вот именно.

Снова воцарилась тишина. Нервы от того, что я попал в беду, заставили меня перевести взгляд на закрытую дверь в нескольких метрах от меня. Если мисс Таллап застанет нас здесь, одному богу известно, что она сделает.

— Послушай, мы, э-э... наверное, должны...

— Я переписывалась с отцом. — Олин терла кроссовком пол. — И это было не срочно. Мне просто нравиться притворяться, что это так.

Я застыл, понимая, что это конфиденциальная информация. Каким-то образом мне было позволено узнать секрет, который, я сомневался, что знал кто-либо из ее друзей.

— Я... я не понимаю.

Ее глаза встретились с моими, печальные и смиренные.

— Сегодня утром он прислал мне сообщение, что они с мамой уезжают на выходные. Снова. — Олин потерла нос тыльной стороной ладони. — Он не сказал мне, куда. Не спросил, хочу ли я тоже поехать. Его сообщение не нуждалось в ответе, но... Мне нравится делать вид, что так оно и было. Я обманываю себя, что он спрашивал о моем дне, спрашивал, что я хочу на ужин... в основном о том, что он родитель, который заботится о том, чтобы его ребенок благополучно вернулся домой из школы, даже если его там не будет.

Лед пополз по моим венам.

— Ты хочешь сказать, что большую часть времени проводишь в одиночестве?

Она отвела взгляд. Затем тихо рассмеялась, на ее лице отразилось изумление.

— Я не знаю, что говорю. Зачем я тебе это сказала? Я никогда никому не рассказывала. — Ее взгляд встретился с моим, озадаченный и немного потерянный. — Хочешь узнать еще кое-что? Я не так молода, как другие ученики. Я имею в виду, по возрасту да, но морально... Я чувствую себя старой. Может, ты и старше меня на два года, но чаще всего я сама готовлю себе еду и укладываюсь спать. — Олин обхватила себя руками. — О боже, почему я не могу заткнуться рядом с тобой? Я даже не знаю тебя.

Я долго не отвечал, борясь с желанием притянуть ее к себе. Чтобы стереть ее одиночество.

Но это было бы чересчур, слишком быстро.

Олин не была непобедимой, как я думал. Она не была бесконечно храброй и самоотверженной. Ей было больно.