Когда Браун рядом, всё казалось таким простым, словно кто-то переключил тумблер сложности уровня жизни на минимальный, а произносимые слова без сомнения были поняты ещё до того, как умолкал последних звук на губах Джорджа. За это и многое другое он был готов дарить ей всё, на что способен, по первому запросу. Браун была не просто близкой. Она была невербально верной.

Впервые в своей жизни Джордж начал использовать Оглохни на двери спален, потому что неприлично-прекрасные стоны Лаванды, заставлявшие его самого терять контроль над временем наступления финала, уже стали привлекать внимание прохожих однокурсников.

С самого раскрытия они не отлипали друг от друга, словно напитываясь энергией, так долго отсутствовавшей в резервах, через разговоры и мимолётные касания. А восстанавливаясь до стопроцентного заряда, выпускали его друг в друга через секс.

И очередной заряд искрил, желая вырваться наружу. Сегодня. Сейчас.

Мужские пальцы проскользили в запретную зону, бесцеремонно проигнорировав защищающий край трусиков белого купальника, заставив дёрнуться и порывисто вдохнуть. Когда он касается её там, она тлеет каждый раз, как в первый. Эти рельефные руки… На буднях изящно, но уверенно держащие палочку между средним и безымянным пальцами, сжимающие широкую биту для квиддича, проводящие скользящим движением по собственным медным волосам. Те же самые, что девушка влажно ласкает в своём рту по одному, когда наращивает амплитуду, двигаясь на Джордже верхом в один из недавних вечеров в спальнях. Они касаются Лаванды под тканью. Ныряют, скользя несколько раз сверху вниз, оживляя мягкие складки и создавая тёплую волну, заставившую ноги слегка подкоситься:

— М-мерлин… Д-да…

— Разве меня так зовут? — отрывается от горячего тела Джордж, надавив нежно на чувствительный, доселе не задействованный, клитор. Лаванда испускает писк, закусив пухлую губу. Уизли подхватывает её, чтобы развернуть спиной к себе, удерживая за талию. Продолжая работать пальцами по небольшой окружности, Джордж уже слегка улавливает запах её возбуждения, и воодушевляется дразнить дальше свою… свою. Подсохший пух золотистых волос щекочет его левую щёку.

— Продолжай, — всхлипывает девушка на вдохе, её дыхание становится чаще и порывистей, округлая попка, непроизвольно стремящаяся назад, наглаживает напряжённый член, едва умещающийся под тугими плавками. Градус уверенно нарастает, Джордж употребил всё своё отточенное мастерство, утопая в соках девушки. Он шепчет ей на ухо пошлости, описывая в красках, что сделает, как только они поднимутся в спальни. Её голова откинута на рельефное плечо, бархатистый голос вибрирует в перепонках, а терпкий запах кожи на скулах слаще коричных леденцов. Изнемогающий клитор отзывается пульсацией на каждое движение. Мелькают отрывками слова «коленях…», «между…» и, кажется, «свяжу».

Словно змея, сбрасывающая кожу, скользит тело Лаванды в его руках. Раздеть бы его окончательно, положить на песок, зарыв ступни поглубже, и войти, вышибая из Браун высокочастотные стоны.

Сначала он бы вдоволь насладился пейзажем тёмных округлостей сосков, подрагивающих от нарастающих толчков, потом — её объемных приоткрытых губ с влажной полоской в глубине, уже неоднократно самозабвенно ласкавших его член. Губы пересохнут до потери цвета, частые, прерывистые потоки воздуха высушат глотку до свиста в лёгких. Он опустит нежный поцелуй в ложбинку между грудей, чтобы затем живо уставиться в её совершенно не развратное и по-девичьи плавное лицо, обдавшись, словно кипятком, чертовщиной в глазах. Её пальцы обхватят входящий в себя ствол в тугое кольцо, возбуждение усилится двукратно, и он кончит первым, выскользнув из киски на последней секунде, чтобы пронаблюдать извержение на сексуальную белую кожу внизу, так жаждущую его внимания.

Сладкая.

Но не сегодня, потому что Браун теряет устойчивость в ногах, отчаянно напирая на пальцы Джорджа, прося быстрее и больше. Здесь, в роще, её искусным стонам завидуют даже певчие птицы, а Джорджу — заменяют всю его любимую музыку разом. Челюсть напряженно стиснута, он сдерживает себя, чтобы отдать всё ей. Лаванда молчит, но просит кончить, и средний с безымянным пальцем лишь на треть погружаются в сжимающееся лоно, теребят, выныривают и повторяют по кругу.

Собственные руки гриффиндорки ползут на помощь, желая окончить пытку огнём Уизли, но он уверенно ловит их на полпути и отстраняет.

— Мы закончим, когда я скажу, — шелестит баритон в ушную раковину, и ответом ему вылетает лишь сдавленный всхлип и новая волна влаги внизу. Бедренные мышцы сводит, а в голове пустота. Я твоя безвольная бесчестная бескрайняя… Скользи, двигайся.

Ещё мгновение! Нет, подушечки отказались от своих обязательств, уехав с клитора вниз, отгоняя волну к влагалищу.

— Я, кажется, тебе уже объяснил, — едкий смешливый комментарий долетает до остатков сознания.

— Как ты это делаешь, дьявол? — и снова протяжённый стон распугивает белок на окрестных берёзах. Наглые пальцы возвращаются, но вместо того, чтобы привычно наращивать темп, лишь один из них невесомо начинает поглаживать чувствительную распалённую точку мерными движениями, словно кого-то подзывая… раз… два… три… четыре… пять…

— Можно.

Лаванда задыхается, не в состоянии неожиданно выдавить ни звука, тело трясётся, как под разрядом тока, вылетая с вершины воображаемого Эвереста, пока Уизли продолжает свои изощрённые ласки под материалом трусиков, мокрых уже по совсем иной причине. Это концентрированное касание вбирает в себя весь запал распалённых тканей, от этого превращая оргазм девушки в взрыв без начала и конца: он так протяжен, что во вселенной Браун кончилось время.

Острые коленки сводит к центру, и поток сладкой смазки, которую Джордж так любит на вкус, высвобождается, добавляя влажности. Он держит её практически на весу, пока девушка насаживается на его пальцы, не имея возможности выпросить ничего большего. Если бы можно было создавать крестражи оргазмами, сейчас один бы создался, потому что в каких мирах находится душа Лаванды — неизвестно, но точно не здесь.

Близнец вынимает руку и с наслаждением вдыхает терпкий сладковатый запах, а затем переносит пальцы в рот. В плавках тесно, но он хочет приберечь это на вечер. У Лаванды, видно по глазам, особые планы. Она без колебаний совершит сегодня всё, что он любит.

…

«Ну конечно же», — добродушно вздохнул Фред, подняв голову с полотенца и увидев, как две высокие фигуры с отсутствующими в реальности лицами, шатаясь, вышли из тени на вытоптанную тропу из гущи рощи. Он поднялся, ощутив приятные мурашки и, разбежавшись по раскалённому песку, занырнул в прозрачную воду с головой, сбрасывая накопленный солнечный жар.

Гребя широкими ладонями под себя, он плыл под поверхностью, не размыкая глаз, позволяя лишь игре света с плёнкой воды рисовать на веках бело-голубые полосы-блики. Невесомое тело забыло тяжесть согбенного сидения над письменным столом и острое древко метлы между бёдер, позвонки расправились, пересчитавшись, но не покинуло чувство лёгкого предвкушения ветра, развевающего чёлки, врывающегося в приоткрытое окно Хогвартс-Экспресса.

Завершённость.