Джорджи поцелует её позвоночник, откинув волосы влево, между шеей и плечом, переведет другую ладонь на небольшую грудь, сжав крупный сосок между пальцами. И возбужденный всхлип его девушки заставит стараться еще усерднее, делая размашистые толчки мощными бедрами, чтобы завтра она не смогла вспомнить ни одного заклинания из списка, заданного на дом. А из-за дрожи в коленках милашке пришлось бы пропустить тренировку по квиддичу. Что может быть слаще трясущихся на следующий день коленей и ноющей кожи под нижним бельем?

Фреда за столомкормила малиной с руки Фэй Данбар — мимолетное увлечение, забытое, как только он вынул из неё двумя часам позже в гриффиндорской женской спальне номер два. Девушка поднимала выше руку с ягодой, а он, открыв рот, стремился за ней, как рыба за наживкой. Малина летела вниз, ударялась о верхний ряд зубов, укатывалась на пол. Фред ловил в отместку пальцы гриффиндорки губами, словно обознался и не успел остановиться. Они смеялись и брали следующую ягоду.

Но зеленые глаза-пули видели, кто ничего не ест на празднике за соседним столом через ряд, кто косится на него, морща нос в презрении и отворачиваясь, а затем косится снова.

Уизли шутливо заломил руки Фэй, наклоняя её лицом к столу и делая вид, что заставит сейчас съесть шкурки от мандарина, что остались на тарелке. Девчонка вырывалась, хохотала, пищала и ёрзала, прижимая круглую попку в клетчатой черно-красной юбке к бедру Ф-Уизли.

Внизу его живота уже давно все сладко ожило, осталось лишь ждать часа. «Сейчас мы еще немного поиграем в детские игры, а затем перейдем к взрослым. И ты сама, Фэй, пригласишь…»

…

Её губы, всё ещё красные, в соке от ягод, обжигают его орган. Ароматы корицы и яблока живут в этой женской спальне с незапамятных времен, Джордж сразу поймет, откуда Фред вернулся, когда они пересекутся у себя в комнате час спустя.

«Раздевайся, раздевайся, хитрюжка, ты просто так не отделаешься. Раздвигай».

Мурашки бегут от шеи к кончикам пальцев, соки стекают на простыню. «Где сейчас эта вейла? Что у нее под юбкой?» Фэй пискляво хнычет под ним, закусывая губу, прижимает колени, чтобы впустить его глубже. Он еще не успел завершить с одной, как уже думает о следующей, кислой и недовольной, но это лишь пока…

Пальцы Данбар бегут по его веснушчатой груди, как паучки, он захватывает губами несколько, волна внутри простраивается по кирпичику.

«Красивая веселя девчонка…» — мысли в голове парня остры, как наточенные ножи, — «это были интересные несколько недель, пока я подбирал слова и движения, чтобы пробраться в твой коричный мирок… И ты заумоляла отыметь тебя всем своим видом».

Её похоть была невероятно красива, опухшие искусанные губы выпускали напряженные выдохи с каждым выскальзывающим движением большого члена, задевающего клитор. Он положил большой палец поверх, придавливая зону и усиливая трение, и Данбар вскинулась, кончая, насаживаясь ответным движением всё быстрее на него. Фред навалился вперед на одну выставленную руку, усилил темп так, что кожа их бёдер недвусмысленно зашлёпала, и через несколько мгновений выпустил, предварительно вынув, на плоский живот однокурсницы.

Расслабление всех мышц заставило парня, словно кота на полуденном солнце, зажмурившись, сладко потянуться.

«И как там зовут эту вейлу?»

…

Лисент, грустная вейла, снова буравила его раздраженным взглядом на завтраке.

— Джорджи, хлеб насущный на двенадцать, — шепнул Фред.

— Да-а, почти скучно, — присвистнул Джордж, проследовав взглядом по указанному направлению. — Если бы не вейла, можно было бы и пропустить пироженку.

Но Фред не любил пропускать десерты.

…

Он вбивался в Лисент в кабинете рун на ближайшей от входа парте из орешника, попорченной немного царапинами от постоянно скребущих по ней дощечек. Голубой костюм Лисент был задран так высоко, что рыхлые голые ягодицы оставляли влажный след на столешнице. Кожа вейлы таяла под подушечками пальцев и напоминала шёлковые простыни, которых Фред касался до этого лишь раз в жизни.

Будучи самой неприметной среди прибывших вейл, среди людей девушка всё ещё была писаной красавицей.

«О да, ты можешь попробовать петь в попытке свести меня с ума, но я опережу тебя, так что сама окажешься в петле, и петь не захочется».

Фреду мало было дела до церемоний, его пальцы с выдающимися костяшками держали её волосы на затылке, он вдыхал её выдохи, закусив тонкую губу. Щекотное электричество пробегало от влажного органа наверх, в грудь, чуть ли не в легкие, чтобы затем бомбардировать мозг экстатическими вспышками. Её возгласы напоминали вскрики птицы, чье гнездо пытаются сбить палкой с кроны дерева.

Уизли был всё ещё зол в глубине души на то, что им с братом не удалось побороть ограничивающее возраст заклинание вокруг кубка огня. А она могла кинуть своё имя. И кинула. И за это гриффиндорцу хотелось сделать с ней что-нибудь грязное.

Очень тянуло, чтобы нимфа встала на колени: как прекрасно было бы увидеть её нежное лицо, работающее в непотребстве на Британию. А лучше, чтобы уже на благо конкретного подданного, повернулась другим, более тугим отверстием. Но нельзя: культурные коды вейл.

Но… девушку тоже раздирала манящая грешность, раз она уже и так не оправдала ожидания собственной школы. Затесалась в хвост делегации, как бедная родственница, имя её сгорело в пламени, как только было кинуто в кубок, без шанса даже попробовать быть избранным среди блестящих сокурсниц. Тех, которые ни за что не дадут первому встречному кобелю. Чего терять, ломай же меня полностью, Ф’гед.

Воспоминания заставили низ живота Фреда, всё ещё слепо идущего по замку, потяжелеть еще мощнее. Очень давно уже ему не приходилось обходиться топорным методом, которым никогда не брезговал Джордж. Но надо держать себя в руках.

Лисент… румянец на атласных щеках и белые чулки без пояса. Какая ты на вкус там? Такая же, как и прочие? Или как суфле из нежных сливок альпийских коров? Он провел пальцем большой руки по месту соединения гладких губок без единого волоска, и девушка встрепенулась.

Она растеряла всё, что сдерживало её. Круглое миловидное лицо с острым носиком и пухлыми женственными губами больше не хотело дарить окружающим холодных фальшивых улыбок.

«Я подвела вас всех: Шармбатон, мать, мадам Максим. Теперь я имею право по-настоящему ударить о дно, но хотя бы там, внутри пустого колодца, я наслажусь. Уеду из этой хмурой страны, и никто не узнает, как очаровательный британец осквернил вашу святую вейлу, повязанную кодексом, с которым вы все носитесь, как со свежим круассаном на Монмартре».

Неожиданно отталкивая его рукой, девушка опустила затёкшие ноги в белых босоножках на пол и развернулась на сто восемьдесят градусов. Фред не мог поверить своим глазам, когда вейла легла на парту, задрав голубую юбку, открывая вид на раскрасневшуюся от трения о парту попку, приглашающе проведя рукой по полушарию, глядя ему прямо в глаза.