Ко мне подкатывали время от времени. Если бы я хотела парня, то он бы у меня был, и страшный как Шрек.

Мне удалось досчитать до двух, прежде чем я подумала «да какого хрена» и позволила себе разозлиться.

Что я здесь делала? Я сказала им, что ухожу, больше недели назад. Эйден все это время был еще холоднее и капризнее, чем обычно. И я не могла винить в этом одну только его травму.

Я драила его дом до блеска, оставляла ему шоколадные конфетки на подушке и откладывала ради него свои мечты, а он позволил Тревору говорить обо мне всякие гадости.

Я сглотнула и прищурилась. Один лишь раз. Я встретилась взглядом с Заком и обнаружила, что он стоит, стиснув зубы. Закусив щеку, я вспомнила, что сказала себе там, на обочине, рядом с мусорным баком. В тот день я начала выходить на прогулки. Я даже решилась на небольшую пробежку. Со мной рассчитались на прошлой неделе.

В конце концов, это моя жизнь, и только я решаю, как мне провести ее. Неужели я мало сделала? Мало вытерпела? Мало приняла? Жизнь – это то, что ты из нее делаешь, по крайней мере так говорилось в книжках «Куриный бульон для души», которые подсовывал мне приемный отец, когда я была подростком. Если жизнь дает тебе лимоны, ты сам решаешь, что из них приготовить. И это необязательно лимонад.

Мысленно шлепнув себя по заднице, я повернулась к единственному человеку в доме, которого могла назвать своим другом.

– Я ухожу.

– Вэн… – начал Зак, качая головой. Он выглядел напряженным. – Не обращай внимания. Они того не стоят.

Зак потер подбородок, прежде чем кивнуть в сторону лестницы.

– Давай, беги отсюда, пока я не пошел надирать им за тебя задницы.

Я фыркнула, чуть не плача. Надирать им задницы.

– Не забывай мне звонить или писать время от времени, ладно?

– Даже не сомневайся.

Вспомнив своих старших сестер-психопаток, я почувствовала, как по моим венам потекла решимость, и ударила его кулаком. Мы посмотрели друг на друга, прежде чем обняться, всего на секунду, так как это было не прощание, а всего лишь «увидимся позже».

Спускаясь по лестнице, я старалась не думать, что вижу эти голые стены в последний раз. Я чуть не обернулась на звук голосов из гостиной, но теперь мне было все равно, и я не стала растрачивать себя на это.

Я со всем этим покончила.

На кухне я вытащила из сумки рабочий телефон. Затем я сняла с кольца ключи от дома, почтового и абонентского ящиков Эйдена. Положив все это на стол, я потерла бровь и поправила очки, пытаясь вспомнить, не забыла ли я здесь что-нибудь из своих вещей. Хотя, если я что-то и оставила, Зак мне это отдаст.

Я потерла ноги и повесила сумку на плечо. Нервное предвкушение сжало мой желудок. Я это делаю. Я правда это делаю.

– Не могла бы ты сбегать в магазин и купить мне что-нибудь поесть? – спросил Тревор, неожиданно оказавшись на кухне, когда я уже повернулась, чтобы уйти.

Хоть я и помнила, что мне стоит «убить» этого придурка своей добротой, я не нашла в себе силы поступить по-взрослому. Это был последний раз, когда мне приходится мириться с его дерьмом; мне никогда больше не придется видеться с ним, общаться. Аминь, хвала богу.

– Нет, – ответила я с легкой ухмылкой. – Пончик уходит. Передай, пожалуйста, Эйдену, когда рядом никого не будет, что он может идти на хрен.

– Что? – разинул рот Тревор.

С ощущением триумфа я небрежно махнула ему рукой и вышла из кухни. Уже у входной двери я обернулась, чтобы заглянуть в гостиную, и увидела, что Эйден сидит на диване и разговаривает с журналистом. На секунду взгляды наши встретились, и, клянусь жизнью, между его бровей появилась складка.

Открыв дверь и не успев отговорить себя от последовавшего за этим поступка, я одними губами произнесла «я заслуживаю лучшего, придурок», убедившись, что он все понял дословно. Я показала ему средний палец и помахала им на прощание.

Чтоб им с Тревором провалиться.

За первой неделей последовала вторая, за ней – третья и четвертая.

Первые дни после того, как я ушла из того дома и уволилась, я думала об Эйдене куда чаще, чем следовало, – когда мои мысли не были заняты работой. И обычно я думала даже не о том, как сильно хотела его убить.

Выйдя из его дома, я со скоростью света вдавила педаль газа, чтобы отправиться домой. Я тут же взялась за работу над новым проектом, полная решимости добиться успеха в том, что мне действительно нравится. Ради этого я готова была работать как проклятая.

Судя по всему, все связи с прошлым были навсегда разорваны.

Эйден оказался настоящим уродом, а ведь раньше я винила его только в излишнем прагматизме и решительности. С этим я могла смириться, но не готова была принять его предательство. Я не Роб и не Тревор, моя зарплата не зависела от того, что Эйден говорил и делал. Что было хорошо для Эйдена, было хорошо и для меня. И разве я не старалась, чтобы ему было хорошо? Разве я не старалась делать все, чтобы он был доволен?

И все же он позволил этому придурку болтать у меня за спиной, хотя я не поехала к брату и провела прошлое Рождество в Далласе, потому что Эйден тогда все еще с трудом двигался после травмы.

К сожалению, первые свои дни после увольнения я начинала с мыслей об Эйдене. Мой организм не привык спать до восьми – даже в выходные я обычно вставала около шести. Я думала об Эйдене, пока готовила завтрак и пока жевала сосиски. Я возвращалась к мыслям о нем в обед и за ужином, потому что привыкла готовить на двоих.

Я думала о нем каждый день первых двух недель моей новой свободы. Нельзя работать на кого-то пять-шесть (а иногда и семь) дней в неделю в течение двух лет и не обрасти какой-то рутиной. Нельзя потом просто вычеркнуть это из своей жизни.

И нельзя так же вычеркнуть момент, когда я вдруг поняла, что держусь за работу на человека, который не придет на мои похороны… даже если они выпадут на его выходные. Мысль, что некоторые мои родственники тоже не придут на мои похороны, мало меня утешила.

Со временем мой гнев угас, но чувство обиды на его предательство, от которого горели легкие, никуда не исчезло. Я понимала, что с Эйденом что-то не так. Если бы все было в порядке, может, он и не вел бы себя как последняя мразь.

Но он перешел черту, которую я мысленно провела. А я сделала то, что считала правильным.

Так это все и произошло.

Я выбрала жизнь, где была сама себе боссом.

И я нисколько об этом не жалела.

Был поздний вечер, когда я быстрым шагом возвращалась домой из спортзала, обдумывая дизайн обложки романа, над которой я сейчас работала. Внезапно я заметила человека, сидевшего внизу лестницы. Я тут же нащупала в кармане перцовый баллончик, который я всегда держала под рукой, особенно когда шла по своему району. Одновременно я прищурилась, пытаясь понять, кто это мог быть.

Было девять часов вечера. После наступления темноты здесь околачивались разве что торговцы наркотиками. Остальные предпочитали избегать этих мест. Да и кому захочется сидеть на улице в такую жару и в компании комаров?

Я прибавила шагу, машинально отметив, что колено после трехкилометровой пробежки почти не болело. Трехкилометровой! Мне потребовалось всего полмесяца бега четыре раза в неделю, чтобы привыкнуть к дистанции в полтора километра, а затем чуть ускориться и добавить к ней еще полтора. Я гордилась собой и планировала на этой неделе увеличить дистанцию еще на столько же.

Все еще сжимая баллончик, я следила за мужчиной… это определенно был мужчина. Я снова прищурилась. Ключи я держала в другой руке, готовая быстро открыть дверь или ударить ими в глаз – смотря как пойдет.

– Ванесса?

На мгновение я застыла при звуке этого рокочущего голоса. Незнакомец знал мое имя, и это застало меня врасплох.

А потом меня озарило. Я его узнала.

Незнакомец, оказавшийся не таким уж незнакомцем, встал со ступеньки.

– Привет.