В этот раз он не проворонил мгновение. Слева образовалась небольшая щель, из-за того, что весь поток продвинулся наискосок и он ловко зарулил нос автомобиля в образовавшийся проем. Дело сдвинулось, теперь машины перемещались бойко. То и дело появлялись новые "прорехи" и тут уж не зевай. Главное залезть в хорошую струю, потому, что когда все поедут, уже будет не до маневров, следи, чтоб перед тобой не вклинились, да скорость не теряй.

Теперь они ехали. Движение выровнялось и перестроения почти закончились. Машины справа и слева медленно отставали, поток он выбрал удачный.

"Ого, если так пойдет и дальше сделаю не меньше ста кузовов" — мелькнуло в голове, но он отбросил эту мысль. Дорога непредсказуема и случиться может всякое. Он зорко следил и мгновенно пресекал попытки других автомобилистов потеснить его, в такие моменты нужно быть очень бдительным, желающих влезть в стремительный поток всегда много, люди зависимы от успеха и всегда норовят примкнуть к нему, чего бы им это не стоило. Впрочем, вся пробка пришла в такое деятельное движение, что никому не было дела до покушения на успех других, не потерять бы достигнутого, все в равном положении. Он почувствовал на себе заинтересованный взгляд, но виду не подал, не время и не место переглядываться, все внимание на дорогу.

Скорость начала снижаться и автомобили, осилив последние сотни метров, остановились. Пробка оглашалась нетерпеливыми гудками. Все замерли в ожидании, двигатели не глушили, надеясь, видимо, что поедут снова и успех получиться развить. Азарт скорости увлек водителей равнины. Прошло минут пять. Где-то поблизости раздалось осторожное "Похоже сегодня уже не поедем". Еще через пару минут гомон множества голосов отчетливо превысил мерный гул автомобилей, люди решали нужно ли глушить двигатели или еще подождать. Время шло, пробка стояла, однако распорядитель не давал сигнал отбой. Смутно понимая, что такого не бывало, что после такой паузы поток вернется к движению, и все же пробка за долгие годы своего существования обросла суевериями и привычками, никто не покидал машин. Люди глазели по сторонам. Присматривались к новым соседям, оценивали как далеко продвинулись, сравнивали свой результат с менее или более удачливыми соседями. Лишь отцы семейств время от времени опускали взгляды на приборную панель, с покорной злостью наблюдая за тающими единицами топлива в баке.

Остывшие было в движении автомобили, снова набирали температуру. Он выкрутил ручку салонной печки на максимум, чтоб двигатель не перегрелся. Горячий воздух с запахом пыли вторгся в салон, на зубах заскрипел песок. Вот теперь подлинное пекло. Горизонт плавился, размываясь в струях горячего воздуха.

Из старенького универсала поблизости, раздался детский крик. В движении было замолчавший, грудной ребенок снова требовал к себе внимания. Отец, за рулем автомобиля, непримечательный, даже в такую жару в видавшем виды костюме, будто менеджер в непрерывном поиске работы. Его жена, приятная молодая девушка, пышногрудая добродушная хохотушка, с кричащим на руках младенцем. Она приветливо помахала ему рукой, ни мало не стесняясь, что ребенок терзает ее грудь, приноравливаясь к кормлению. Он несуразно кивнул в ответ и отвел взгляд, чувствуя как к лицу приливает кровь. На заднем ряду универсала сидели молодые отпрыски семьи, светловолосые мальчик и девочка одного возраста, наверно погодки.

В голове крутилось "О чем они думают? Что за сила заставляет их заводить детей в пробке? Месте совершенно не подходящем для новорожденных… Нужно перестроиться при первой возможности, соседство с ними может добавить шума и хлопот", но взвесив все за и против, приняв тот факт, что терять самый быстрый ряд в пробке, из-за мелких неудобств, неразумно, решил ничего не менять.

Вдалеке проревел гудок. Вздох облегчения разнесся над долиной и все двигатели, послушные повороту ключа в зажигании, разом заглохли. Еще долго будет нестерпимо жарко от тысяч остывающих двигателей. Кое где еще будет движение, точечные перемещения пока пробка утрамбуется, но основное движение точно затихло. Можно расслабиться, осмотреться, может даже найти поблизости машину-закусочную, он порядком понервничал и теперь в желудке подсасывало. Он вспомнил, как когда-то, несколько дней подряд питался одной лишь вьетнамской лапшой, потому, что других закусочных поблизости не было, а пожилой вьетнамец, единственный кто мог готовить пищу на кого-то кроме себя, ничего другого, кроме лапши в безвкусном, совершенно не жирном бульоне с обилием тошнотворно пахнущей травы, готовить не умел.

Справа кто-то говорил, он не придал этому значения. Все его мысли были заняты голодом, так некстати напомнившим о себе. В водительскую дверь ударил мелкий камушек. Он повернулся. Рядом стояла небольшая красная машинка, та, что совсем недавно воспользовалась тем, что он зазевался. Он вновь почувствовал как тепло смущения приливает к лицу. Через окно на него смотрела девушка.

— А? — только и смог спросить он и сразу почувствовал себя глупо.

— Хочешь сэндвич? Могу поделиться половиной — девушка подняла вверх пол багета.

— Да, очень хочу. Не помню когда ел последний раз.

— Ну на, бери — она вытянула руку с булкой через окно.

Дотянуться не получится. Он потянул крючок двери, токая ее коленом. Лишь в последний момент он остановил открывающуюся дверь от удара мальца, невесть как оказавшегося между их машинами. Тот стоял у его двери, взъерошенный, с разводами грязи на лице, как обычно бывает у мальчишек в его возрасте, и желто-белой противной соплей, как осторожный зверек вылезавшей из его носа, чтоб через пару мгновений быть втянутой обратно, с громким шмыганьем.

— Дядя, куда все едут? — спросил мальчишка.

— Не знаю, парень. Дуй отсюда! Чуть тебя не пришиб — с досадой ответил он мальчишке. Сердце потихоньку замедлялось.

Мальчишка пошел дальше.

Дети были повсюду и только окрепнув и встав на ноги, уже увязывались за товарищами постарше, осваивать незнакомый для них мир. Они сновали повсюду, с любопытством разглядывали как кто-то ковыряется под капотом, сидели у костра, гуляли взад-вперед, или как мартышки лазили по лестницам и канатам пожарных машин, что обязательно встречались в потоке. Последние, обычно содержались пожилым отцом, потомственным пожарным и его сыновьями, молодыми крепкими парнями, и кормились тем, что сопровождали огромные секции пробки. Люди, без всякой договоренности, жертвовали им на службу, понимая ценность их работы. И все же вернемся к детворе. Они кормились с любого стола, где бы не застал их голод и всякий был готов их согреть, и приютить. Если же пробка приходила в движение и детвора не успевала вернуться в автомобиль родителей, то они залазили в ближайшее авто, чтобы после остановки вернуться в семью или продолжить гулять как ни в чем не бывало.

— Чуть не приложил паренька, а? — улыбнулась девушка.

— Не говори — ответил парень, осторожно открывая дверь. Он взял в руки протянутый сэндвич и жадно откусил. Почти не жуя, он проглотил половину и только тут вспомнил о приличии.

— Спаибо — неразборчиво пробубнил он, кивая головой и махая хлебом.

— Кушай, кушай, поправляйся! — ответила девушка.

Когда с булкой было покончено, он спросил.

— Что я должен?

— Ничего — ответила соседка.

— Так не бывает — широко улыбнулся он.

— Ну поможешь мне как-нибудь, если с машиной проблемы возникнут.

— Хорошо — сказал он задумчиво.

Вообще-то такие обещания по нынешним временам были, либо очень ценными, либо неосуществимыми, такими не разбрасывались. Если ты помогаешь кому-то, то теряешь время и место в пробке, а твое место — самая большая ценность.

— Да шучу я! — махнула девушка со смехом — Аж в лице изменился! Давно стоишь?

— Сегодня? — не понял парень, садясь обратно в машину.

Он оставил дверь открытой, так прохладней, да и говорить проще.

— Ну нет конечно, вообще, сколько?

— Да как взрослый стал, помню, что родители странные разговоры со мной вели. Я тогда и не придал этому значения. А одно утро проснулся, а их нет. Вещи только с собой прихватили. Тут гудок раздался, некогда было размышлять. Я пересел на водительское и поехал дальше. С тех пор так и еду.