У вод журчащего Пактола
Пришедшие с вершины Тмола
Полубогини-ореады
Вплетали в золотые пряди
Цветы и, ощутив покой,
Вели беседу меж собой:
– Трудиться должен каждый смертный —
Богов вердикт простой и верный.
Пусть человек, забыв про спесь,
Доволен будет тем, что есть…
Иначе, не успев и ахнуть,
Познает он судьбу Арахны —
Ткачихи, жившей здесь, в низине,
И ткавшей (так же как богини)
Шедевры, не смыкая век…
– А разве может человек
Хоть что-то делать как богини?
Он часто слышит зов гордыни
(Не всякий сможет устоять)…
Умеет кто-то так же ткать?
– О да, беспечные подруги
Свободы, грёз, любви и скуки, —
Сказала старшая из них, —
В природе есть её двойник…
Арахна мастерством гордилась…
Я расскажу, что с ней случилось:
Арахна в творческом стремленьи
Пришла к вершине… Достиженья
Подобного и свет не знал,
Оно достойно всех похвал,
И в состязаниях недавних
Ей не было в искусстве равных.
Она в нехитрый ткацкий стан
Вбирала утренний туман…
Лучи зари вечерней алой,
Но мастерице было мало,
И луч клубка-луны она
Вплетала в нить веретена…
И дева ткала полотно,
Как в грёзы отворив окно:
В плетеньи тонком воздух синий
Был схож с дыханием богини,
Цветы нежны, казалось, пахнут…
Кудесницей была Арахна!
Но возгордилась! Это ж надо:
Дочь Зевса – мудрую Палладу —
Вслух позвала на состязанье:
«Приди, Паллада! Упованье
Моё на мастерство и нить!
Я всех сумела победить
Здесь, на земле… я жду, Афина!
Ткать – это труд! А ты – богиня…
Грубеют пальцы рук от пряжи,
И в монотонном ритме даже
Начнут и очи уставать…
Лишь я одна умею ткать
И выразительно, и ловко!
Нить пряжи – это не верёвка!‥»
Гордыня свойственна успеху…
Ткачиха будто ради смеха
Палладу позвала надменно.
Но боги – вечны, люди – тленны:
Жизнь отдаёт их Смерти в руки…
…Афина в облике старухи
Явилась к лучшей мастерице,
Чтоб, образумив, примириться…
В старухе видя попрошайку
И став надменною хозяйкой,
Арахна крикнула: «Что надо?!»
– Ты ткать умеешь как Паллада?
– Ну я!‥ Не преступай порога!
Поди прочь! Скатертью дорога!
Старуха ей в ответ: «Ох, ныне
Не уважают за седины…
Жить творчеством – подобно песне…
И старость – это не болезни,
А опыт всех прошедших лет
И мудрость… Дам тебе совет:
Арахна, попроси прощенья
В мольбе к богине, к примиренью
Взывай и укроти надменность…
Смиренье – путь людской и ценность…
Поверь, что боги – не враги».
«Советы дочкам сбереги!
Назад я слов не стану брать!
Ступай… И нечего болтать!»
Тут попрекнула мастерица
Афину: «Всё же не годится
Богине вызов не принять…
Наверно, разучилась ткать!»
Старуха, прошептав: «Невежда!» —
Себе вернула облик прежний.
«Не предавайся вновь хуле!
Давай сразимся в ремесле, —
Уже сказала вслух Паллада
Ткачихе. – Ты, видать, не рада?!»
Богини шлем, копьё, решимость,
Воинственность, неуязвимость
Не охладили пыла пряхи,
Готовой в бой вступить без страха:
– Турниру между нами быть!
Оружье – мастерство и нить!
Народ собрался. Ждал исхода…
И замерла вокруг Природа…
Лишь день, устав трудиться, сник;
Тут вечер, взяв пример с ткачих,
Упорно ткал, и вскоре он
Зарёй украсил небосклон.
А на земле богиня ткала,
Арахна ей не уступала…
Ох, смертный люд! Он одержим,
Когда гордыня рядом с ним,
В поступках проявляет вздорность —
Олимп не терпит непокорность…
И вот – готовы две картины,
У мастериц промокли спины
От состязанья и азарта,
Где честь поставлена на карту.
Картины будто супостаты:
Одна – воинственной Паллады —
Звала к покорности богам,
Дающим людям пропитанье,
И мастерство в труде, и знанье…
Другая – гордой мастерицы,
Трудом сумевшей научиться
Пленять полотнами весь мир.
И обе – рядом. Шёл турнир…
По мастерству одна работа
Не отличалась ни на йоту
От супротивной… Это – перлы!
Но у ткачихи чувство меры,
Несущей людям красоту,
Перешагнуло за черту…
И полотно у вод Пактола
Явилось страшною крамолой…
Да… тема та же, только боги
Не положительны и строги,
Скорей, совсем наоборот:
На полотне Арахны – сброд,
Который снял Олимпа маски…
Изобразила без опаски
Богов, охочих до страстей
И тем похожих на людей:
И страсть, и хитрость, подчинённость
Диктату Зевса, изощрённость,
И вакханалии, и сплетни…
Ещё соткала вечер летний,
Пленивший взоры к полотну…
Турнир переходил в войну,
И зрительский азарт притих…
Все ждали действий от ткачих.
– У каждой правда, но своя! —
Шептались люди, убоясь
Богини гнева. – Для Паллад
Не нужен наш свободный взгляд.
Богиня, громко крикнув что-то,
Порвала дерзкую работу,
Добавив: «Получи урок!» —
В Арахну бросила челнок.
Позор публичный…
«Ну дела!‥»
Верёвку для себя свила
Арахна, плача: «Я повешусь!»
Итогом дел богиня тешась,
Узрела петлю и уход,
Дав делу новый поворот:
Арахну видя неживой
И окропив её водой,
Сказала так богиня: «Впредь
На нитке будешь ты висеть
Иль ткать немыслимый узор,
Забыв турнир и свой позор».
Тут прикоснулась к телу бренной
Копьём волшебным, и мгновенно
Арахна сжалась до пятна —
Неузнаваема она:
Не распознать ни ног, ни рук —
Живой комок, лесной паук…
