Тихо сказал и почувствовал откровение этой правды. Острое, как запах свежей крови. Чистое, как вода в горных ледниках его родины. Настоящее. С ним впервые такое. То, что чувствовал рядом с Асей тогда еще робкий и совсем еще мальчик Аверина тоже было обманом.

Наверное, ему стоило вспомнить ту самую королеву и их всех сравнить, чтобы понять себя окончательно. Чтобы открылись глаза. И врать не было больше причин.

– Алый.

Она отчего-то зажмурилась. А потом так и вовсе уткнулась лицом в руку Аверина.

Молча.

Он замер, не зная, что ей сказать и как быть. Щемящая тишина. Нельзя промолчать, нельзя малодушно солгать. Непозволительная роскошь для них. Для обоих.

– Чувствую себя идиотом, рискнувшим пройти модную нынче на Тиамате процедуру полипигментации, – зачем-то попытался пошутить. Получилось не очень.

– У каждого человека свой внутренний спектр, – вздохнув, Нэрис подала тихо голос. – Те личные рамки, в которых разумные существа способны чувствовать, мыслить. Для кого-то возможны лишь только оттенки. Для очень немногих – комплект ярких цветов. – Отняла наконец лицо от горячей ладони и взглянула в глаза капитана, так пристально, словно пыталась в них что-то прочесть. – У тебя их очень много. Ярких и тусклых, темных, как ночь, и фосфоресцирующих, как фонарики в темноте. Ты удивительный, Рик. Такой разный… Я слушаю тебя и боюсь проснуться однажды в своей холодной постели посреди гулкого каменного замка, одна. И понять, что все это был просто сон.

– Ох, солнышко, – от подобных слов Мак растерялся. И как ему быть с ней? Он ощущал себя проходимцем, которому совершенно случайно упал в руки чистый кристалл белого виталита, стоимостью в сотни тысяч годовых бюджетов развитых техногенных миров. – Я редкий засранец, поверь. Убивал многократно, видел смерть близких, научился смотреть очень просто на многое. Не разочаруйся, малыш.

Она только лишь улыбнулась кивнув.

– Я тебя вижу насквозь, – сказала и губами к нему потянулась.

Пару секунд Мак не веря смотрел на нее, потом словно очнулся и одним мощным движением сгреб девушку к себе на грудь, обнимая.

– Я клятвенно обещал тебе не домогаться, что скажет жена на такое беспечное отношение к обещаниям капитана? – тихо смеясь, он легонько касался губами ее подбородка, подбираясь все ближе ко рту.

– Она нас поймет, – сладко зажмурившись, промурлыкала Нэрис. – У нее впереди еще партия в шахматы, между прочим. Некогда отвлекаться на всякие глупости.

Осторожное прикосновение ртов. Этот его поцелуй снова не был похож на все прежнее. Рик словно дразнил ее, заставляя нетерпеливо ответить. Хотелось схватить его за грудки и встряхнуть, а потом крепко к кровати прижать и впиться в смешливый рот капитана губами. Не успела.

Ощутила ладонь на затылке, пальцы второй руки на бедре и Рик впился в губы, как будто пустынник к источнику чистой воды.

Восхитительное ощущение. Ее пили, и не могли вдоволь напиться. Нэрис чувствовала, как растворяется в муже, как мир вокруг них теряет свои очертания. И даже мужская рука, торопливо расстегивающая комбинезон, совершенно ее не смущала. Все это правильно. Одежда все больше мешала, хотелось все снять поскорей и прильнуть к нему голой чувствительной кожей. Дыхание иссякло, и с болезненной, острой тоской они оторвались друг от друга. Рик тихо рыкнул, уткнувшись в ее плечо лбом, и в этом трогательном жесте было столько доверия, что Нэс улыбнулась. Голый череп Аверина уже покрывался жесткими темными волосками. Она нежно провела по ним пальцами, погладила мускулистую, мощную шею.

– Что-то случилось? – коснулась губами мужского виска. – Ты словно гаснешь.

– Да, солнышко. Да. – окончательно взяв себя в руки, капитан резко выпрямился, и добавил:

– Твоя мама нашлась. Жива и благополучна вполне. – Взглянул в распахнувшиеся глаза девушки и сказал: – Но есть и не очень хорошие новости…

Не зря шахматная доска в капитанской библиотеке слыла предметом личной гордости не лично только Аверина, но и всего экипажа Совы. Фигурки, на ее клеточной горизонтали ведущие свои сложный бой, были вырезаны из полудрагоценных земных камней. Огромная ценность и редкость. Тонкая работа мастера. Макар что-то тихо об этом рассказывал, но ошеломленная свалившимися на ее бедную голову новостями, Нэрис тут же все и забыла.

Рик буквально насильно ее накормил, а теперь сидевшая за уютным библиотечным столом бедная Нэс пыталась сосредоточиться, дрожащими тонкими пальчиками цепляясь за тяжелые молочно-белые шахматные фигуры. Играла отчаянно, делая непростительные ошибки и этого не замечала.

Макар не торопил ее. Он вывел на дверь библиотеки галопррекцию рубки центрального, и краем глаза поглядывал на штатную подготовку к выходу в орбитальную сеть. Молча.

– Знаешь… – невидящим взглядом окидывая свое бедственное шахматное положение, произнесла девушка наконец. – Я все это время кое-что все же пытаюсь понять. И… никак.

Аверин молча накрыл ее руку ладонью, не сводя глаз с лица Нэрис.

– Ты невероятная, – так же тихо ответил. Словно боясь тембром низкого голоса испугать ее еще больше. – В мирах, живущих по законам Империи я не встречал ещё женщин, способных так мужественно это вынести.

Он душой не кривил совершенно.

Право на гендерную уникальность было одним из основ всех законов Великой Империи. Человечество заигралось в свободу генетических изменений гуманоидных рас. Уроки и выводы красовались теперь нерушимыми заповедями на каменных скрижалях ворот Конституции. Свобода родиться и жить уникальным. Изменяться лишь по жизненно-важным причинам. Прав на вмешательство в генетический код человека разумного не имел больше никто.

Женщина осталась женщиной. Сильной своей слабостью, пластичной, универсальной и эмоциональной. На мягком кресле перед ним сидела и нервно гладила шахматного коня настоящая женщина. Слезы глотала, кусала припухшие губы, но не отступала.

– Знаешь…– она тихо продолжила, – я могла бы все это понять. И то, что она тогда бросила нас. После гибели сыновей она была просто не в силах оставаться в том мире, где все ей чужие. И даже то, что от нас юридически отказалась, заставив всех эти годы страдать, сочтя ее погибшей. В минуты отчаянья это случается. Могу предположить что она не особенно даже любила отца. Хотя… девять детей.

– Как ты понимаешь, я сделал запрос в свой департамент внешней имперской разведки… – выдержав ее испуганный взгляд, мягко пояснил: – Солнышко, все командиры инспекционных экспедиций – офицеры внешней разведки, это же очевидно.

Нэрис молча кивнула, снова слезы сглотнув. Опять испугалась?

– Так вот. То, что ты прочитала – абсолютно закрытая информация. Официальная лишь гласит, что двадцатилетняя принцесса когда-то отправилась в биологическую экспедицию, случайно попав в отдаленнейший сектор вселенной. По закону романтического жанра она была схвачена представителями местного дикого культа, и провела там много лет. А потом резко нашлась.

– Двадцать пять лет, – уточнила зачем-то. Они были женаты. Отец нашел ее в наших горах, прилетел по сигналу о помощи и обнаружил раненую монахиню в диком лесу. Так нам рассказывали.

– Погоди… у нее тоже Зеро? Ты мне не говорила.

– Она была темноволосой! – взрыднула зачем-то вдруг Нэрис.

Макар усмехнулся, взглянув на нее, как на ребенка.

– Солнышко… ее мир абсолютный и неоспоримый лидер в секторе развития биотехнологий. Они даже предпочли принятию строгих законов Империи постоянную оборону от всех пиратов Вселенной, а это значит, – содержание современного флота и армии. Как думаешь, сложно ли ей поменять цвет волос? Да хоть в красную клеточку!

Снова всхлипнула, ощутив себя и наивной и глупой.

– Никакой информации о пребывании в колонии Лигла, муже и детях, в официальных источниках нет.