Три ступени высокого крыльца. В углу веник — снег да грязь сметать. Будто бы ничего и не изменилось за тридцать лет, только берёзу, что росла перед домом, спилили — вместо неё росло какое-то другое дерево, тонкое и незнакомое. Рустам положил ладонь на дверь, но в последний момент передумал. Обернулся к Дэну:
— Там звонок у калитки. Три раза.
Но сын с крыльца спуститься не успел — дверь открылась.
Мать. Ниже стала. Спина согнулась дугой. Из-под белого платка видны седые волосы. И глаза от возраста слезятся.
Или не от возраста.
Рустам вздрогнул, когда тонкие руки неожиданно крепко обняли его за пояс. Пахнуло выпечкой, маслом для жарки…
Плечи матери затряслись, и Рустаму стало странно неловко. Чуть повернув голову, он поймал обманчиво-пустой взгляд Исы и насмешливый прищур Дэна.
— Мир дому, как говорится! — В кои-то веки Рустам был рад говорливости своего младшего. Мать отстранилась, отвечая на приветствие, и сын продолжил: — Я Дэн, а этот переросток — Иса. Чем это так вкусно пахнет, апа[2]?
Из глубины дома старческий голос громко спросил:
— Са-ан, бу кем кильде?[3]
Неужели у отца такой голос стал? А мать словно очнулась — засуетилась, уступая проход:
— Рустам балалар белэн кильде![4]
«Всего неделю — и обратно. Отвлечься. Дать детям познакомиться, — уговаривал себя Рустам, переступая порог родительского дома. — И Гале потом будет, что рассказать… Если доведётся».
***
Ася теперь звонила часто, и они подолгу болтали обо всём на свете: о книгах, что читала дочь, о сроке годности сыра, о забавной рекламе по Первому каналу, о цикличности модных тенденций… и конечно, о мужчинах. Точнее, о парнях, что крутились вокруг Аси.
Галина словно заново знакомилась со своей дочерью. Не так давно им и банальные «как дела? — всё нормально» давались с трудом, а тут Ася сама делилась сокровенным, но на свой манер.
— Мам, он был весь такой интеллигентный, манерный, внимательный... Книжки каких-то модных самиздатников дарил. По профессии айтишник — точные науки и всё такое.
— Абсолютная противоположность твоим талантам, — подытожила Галина.
— Ага, мне даже интересно было пару раз, он показывал такие фокусы на планшете… А потом он к родственникам на какой-то семейный банкет ходил, меня звал. Но я не пошла — рано. И к ночи ближе от него пришло сообщение: «Жо**, ты где?»
— Ой…
— Вот тебе и «ой»! — Ася расхохоталась заливисто, не сдерживаясь, так, как умела только она. Галина слушала и сама широко улыбалась. — В общем, меня как отрезало. Он утром чего-то писал, мол, выпил, так получилось… А я, как о нём вспоминаю — и в голос! Не могу!
— Ну, это и к лучшему.
— Да вообще! «Пятая точка» — в его понимании, это, типа, ласковое обращение такое, представляешь?
— М-да… Ну а тот, который тебя в кино приглашал, помнишь?
— Не сложилось, — в голосе Аси так и остались нотки смеха. — По моей вине, кстати.
— Это как?
— Он сказал, что я слишком умная и пугаю его! — И снова заливистый, решительно счастливый смех дочери.
— В смысле? — Раз не сложилось, то и всё равно, конечно, но Галине хотелось понять, какую такую вину возложили на её Асю.
— Да там в фильме на английском говорили, а перевод в субтитрах не совсем верный был. Вот меня и дёрнуло уточнить. А потом в торговом центре музыка играла, и я узнала серенаду Шуберта.
— Ну, и что такого?
— Да ничего. Я, вроде, и не выпендривалась особо. Ну, не извиняться же мне за то, что я музыку люблю!
— Не надо, никогда не извиняйся просто так!
Фраза прозвучала так знакомо, что сбилось дыхание. Но Галина запрещала себе вспоминать последний разговор с Рустамом. Да и не верила она в то, что тот раз был последним. Он же сказал, что позвонит — значит, так и будет. Так что нечего переживать ни ей, ни Асе. Что она и поспешила сказать:
— Всему своё время, Асенька, и у тебя ещё всё впереди!
Какое счастье, что, несмотря на грустный пример замужества матери, Ася не закрылась, с парнями общалась легко. А то, что доверяла не сразу — так это и к лучшему. Яркая внешность дочери при относительно хрупком телосложении была остро приправлена силой характера и той зрелостью, что достигается только испытаниями.
— Я и не извиняюсь, вот ещё! А… А ты сама как?
— Всё хорошо, — тут же ответила Галина. — На работе всё как обычно. А вчера у Саши была и потом с няней встречалась. Молодая слишком, пока не то: нет уверенности, что с двумя сразу справится...
— Мам! — перебила её Ася. — Я не про работу и не про Сашку!
Ася по-женски догадывалась, что Рустам ушёл тогда не просто так. Но Галина уточнять ничего не стала — зачем? Поэтому на все вопросы стойко твердила одно: Рустам сейчас занят, семейные дела. Приедет — и они встретятся.
Саша на это прямым текстом ляпнул, мол, не появится Рустам — ведь он, видите ли, «добился своего». Ну да, их же застали спящими в одной постели, отсюда и выводы такие. Ирина тогда отвела глаза и мудро воздержалась от комментариев. А Галина молчать не стала: её выбор и её личная жизнь не обсуждаются. Сын может и не одобрять, но никакого права высказываться в таком ключе у него нет. Как и ни у кого другого. Даже у Аси, хотя она и не пыталась ни поучать, ни сочувствовать.
Галина ответила нарочито бодрым голосом:
— Знаешь, как англичане говорят: «Если нет новостей — это хорошая новость!»
— Мам… Ты уверена?
— Конечно. Давай ты не будешь, как Сашка, непонятно что выдумывать?
Ася еле слышно вздохнула, но тему сменила, а вскоре и вовсе попрощалась. А Галина открыла соцсети. От Рустама не было ни слова уже три недели. Кто бы ей сказал, что однажды она будет следить за постами на странице несовершеннолетнего пацана? Но именно благодаря Дэну и фотографиям в его профиле Галина знала о поездке Закировых на родину отца семейства.
Фотообзор городского жителя: дома, пейзажи, всякая живность, деревянный колодец — та ещё экзотика — и иногда знакомые лица.
Вот Иса: по пояс раздет, несёт на плече бревно. Здоровенное! Смотрит в камеру хмуро. Как обычно, впрочем. За спиной — раскрытые ворота, а чуть дальше — девушки, явно местные. Стоят вместе, вроде беседуют, но у всех трёх голова в сторону Исы повёрнута. И даже на расстоянии видно: фотограф поймал красавиц с поличным — взгляды озорные, щёки румяные!
А комментарии-то под снимком какие!
«Вместо бревна хомут бы на здоровилу, и запрячь в плуг», — злобствовал кто-то.
«Это что, правда твой брат? Почему не познакомил?» — писала какая-то девица.
«А с бревном что, интереснее, чем с девчонками?» — ехидно вопрошал некто, скрывшийся за графическим аватаром.
Вот сам Дэн с гитарой на фоне заката и в окружении сверстников. Костяшки сбитые… Ну что он опять там натворил, неугомонный? А фото хорошее, настоящее, а не постановочное. И комментаторы — в своём репертуаре:
«Хорошо в краю родном, пахнет сеном и го****!» — Наверняка, написавший это не знал оригинальную фразу про гумно.
«А, ты и гитару с собой привёз!»
«Смотри, аккуратно! Одно неловкое движение — и ты отец!» — кто-то цитировал Жванецкого.
Молодёжь! Другая эпоха, другие проблемы и радости! Галина мельком просмотрела последние записи и открутила ленту на пару дней назад. Денис время от времени игрался с фотофильтрами — снимок, который искала Галина, был чёрно-белый. Фото не очень резкое, даже скорее размытое, с лаконичной подписью «Батя».
На фотографии Рустам смотрел куда-то в сторону. Левая часть лица была в тени. Если не знать, что глазница пустая — не разглядеть. Судя по тому, во что он был одет — в лёгкую куртку поверх тонкого свитера — в Татарстане было уже тепло. А сам Рустам казался усталым: обычно гладкие щёки покрывала щетина, меж бровей пролегли строгие морщины.
Фотография была не очень удачной, но Галина и такой была рада, пусть и чувствовала себя, как те девчонки за спиной Исы, подглядывающей.
Сколько раз она бралась за телефон, сколько неотправленных сообщений стёрла! Вовремя себя останавливала — дело было не в ней. В конце концов, что бы она ни сказала, это не изменит их ситуацию, только добавит Рустаму веса на плечи, если вдруг решение окажется жёстким. Примет ли он их реалии? А она… Ну не извиняться же ей за то, чего смогла добиться ценой многих лет учёбы и беспрестанной работы!