– Спасибо, – подходит к нам отец. – Мне сказали, что вы нашли мою дочь. Я ваш должник…

– Шурик нашел, – хлопаю его по плечу. – Ей нужно в больницу, вы должны быть рядом. Вероника – очень смелая девочка. Вам очень повезло, что ее нашли живой, цените это. Мою дочь спасти не успели.

– Мне жаль, – только и может выдать он. Чистая ложь. Неумышленная, люди привыкли так говорить. Самое неискреннее выражение, не несущее в себе никакого смысла. Сейчас этот человек думает только об одном. Он вновь сможет взять свою малышку на руки, поцеловать на ночь, рассказать сказку. Сложно винить его за это.

– Пап, все хорошо, я же рядом, – берет меня за руку Люська. Да, все хорошо, наверное, это так. Но я бы отдал все на свете, чтобы сейчас оказаться на месте этих родителей. Прижимать галчонка к груди, чувствовать теплоту маленьких ручек на шее и любоваться, как жена зацеловывает свою малышку и плачет от радости…

– Роман Михайлович, Григорий Константинович, там, внизу… – подбегает Шурик, запыхался. – Там голоса. Если это похитители…

– Группа, за мной, – машет рукой оперативникам. – А ты, Макаров, остаешься здесь. Ты не полицейский, это наша работа.

– Еще чего, – мотаю головой. Размечтался. Я здесь как раз за тем, чтобы убить этих тварей, он мне в этом не помешает. – Если хочешь, чтобы я помогал дальше, будем работать вместе. Я иду с вами.

– Ладно, напарник, – усмехается он. – Но держись за мной и не лезь. Мы лучше знаем свою работу. Они могут быть вооружены. Не в моих интересах, чтобы тебя подстрелили.

Засада. Голоса доносятся приглушенно, сложно разобрать речь, но звук точно идет снизу. Не походит это на дионей. Они незаметные, тихие создания, прячутся от лишних глаз. Эти, напротив, шумят. Кажется, что-то похожее на смех. Точно, смех. Мужской басистый смех. Они в паре метров от нас, на уровень ниже. В полу должен быть проем. Доски однородные, плотные, кроме метрового квадрата возле ног Шурика. Вот же идиот, не зря его следак шпыняет! Важный, позу боевую занял, пистолет из кобуры вытащил, а сам на крышке стоит.

– Эй. – Толкаю в плечо Афанасьева, взглядом на доски указываю. Сразу понимает, сам искал, я первым заметил.

– В стороне держись, – велит он и кивает на стеллажи. Я не против. Устраивать разборки с людьми их работа, тварей, которые забрали Люську, здесь нет. – На счет три открываем, – кивает своим. Бойцы без единого слова люк обступили, автоматы наготове держат. Не хотел бы сейчас по другую сторону оказаться. Впрочем, на их месте я уже был. На кладбище, когда могилу дочери раскапывал. Непросто такое забыть. – Три! Стоять. Руки над головой!

– Капитан? – раздается голос из темноты. Фонарики в глаза светят, так и ослепнуть недолго. – Свои, капитан. Младший лейтенант Медведев.

– Чтоб меня, – опускает пушку Афанасьев. Ребятам отбой дает. Сценка из анекдота. – Какого лешего здесь делаете?

– Так как же, – теряется младший лейтенант. – Ваш приказ, поисковая группа. Мы от детской площадки идем, вода спала.

– Вторая группа? – уточняет следак.

– В трех километрах разделились, правая ветка Андреевой, мы по левой пошли. Следов детей нет.

– Дебилы вы, вот и нет. Девочки были здесь, одну нашли, живая. Их по канализации привели, – качает головой Афанасьев, на меня косится. – Что думаешь?

– Вика провела здесь пару дней, – пожимаю плечами я. В системе водоотведения дионей давно уже нет, дожди уничтожили улики. К тому же десятки разветвлений. Если бойцам что-то удастся найти, большая удача, но шансы крайне малы.

– Вот и я о том же, – вздыхает Афанасьев, ему не нужно объяснять, сам понимает. – Ладно. Продолжайте поиск, доложите, если что найдете. Мы в отделение, допросим поджигателя, может, что видел. Поехали, Макаров…

Нет! Хватит. Я слишком устал. Эта девочка, счастливая семья, слезы той женщины… Я не могу. Это их работа, меня к такому не готовили! Зачем я вообще здесь? Спасать чужих детей? Найти тварей, сотворивших это с моим ребенком? К черту все! Свою дочь я спасти не смог, и месть не изменит прошлое… Док говорил, что я должен принять, а вместо этого я, как обезьянка на привязи, делаю, что говорят, иду, куда скажут. Но и это не главное. Не хочу продолжать, пока от меня еще что-то осталось. С каждой такой вылазкой я теряю себя, сам не знаю, как объяснить, но что-то внутри ломается. Нужно остановиться.

– Отпусти меня к Аленке, я должен ее увидеть, – вместо задуманного выдаю я, сам от себя не ожидал. Глупо! Но видимо, это то, чего я хочу на самом деле.

– Гриша. Брось. Не стоит, – качает головой он, и это он еще не в курсе, какая изначально была просьба. Но в глазах обеспокоенность. Я настолько паршиво выгляжу, или дело в моей жене? С ней что-то не так? Она в больнице? У нее генетическое заболевание, если оно начало прогрессировать… Нет, не может быть. Аленка еще слишком молода. Мысли начинают завывать. Афанасьеву нет смысла скрывать, только если не сочтет, что я не смогу быть полезен… – Эй, ты в норме?

– Мне нужно ее увидеть, черт возьми! Она моя жена! – Я толкаю его в грудь. – Ты не понимаешь, на месте матери Вики должна была быть она! Это мою девочку мы должны были спасти… Найти живой! Просто… Отпусти меня к жене.

– Ты не заключенный. – Он протягивает мне ключи от машины. Удивил, не ожидал от него. – У Алены Игоревны другая семья, больно ты ей сделаешь. Но сам решай, я не тот, кто может подобные советы раздавать. И давай без глупостей, начальству не понравится, если узнают, что псих по городу без присмотра разгуливает. – По плечу хлопает. – Да, и за голубцы твоей жене буду признателен. Уж больно вкусные. Ключи от квартиры в бардачке.

– Спасибо. – Я в самом деле признателен, широкий жест. Прав у меня с собой нет, да и документов в целом. Гаишники остановят, так неприятности Афанасьеву разруливать. Знает, что рискует, по закону я все еще пациент психиатрической клиники, и все же отпустил. В другой жизни мы могли бы стать хорошими приятелями, может, даже друзьями. Но это в другой жизни, а в этой я наконец увижу Аленку… – Ну что, малышка, готова ехать к маме? – поворачиваюсь я к Люське, как только колымагу завел. Галчонок неуверенно кивает, растерялась, боится, столько лет прошло. – Доченька, мы едем домой, выше нос!

Знакомые улицы, аллея с березами, забитая парковка с наставленными в два ряда автомобилями. Вот он! Наш дом с нарисованными на всю стену дельфинами… Как же я скучал по всему этому. Машино-место найти будет непросто, но мне уже все равно, останавливаюсь прямо под инвалидкой. Нехорошо это, никогда так не делал, но сейчас все равно. Гаишники во дворах редкие гости, к тому же машина ментовская, мигалки за стеклом, не заберут.

Галчонок притих, в окно пялится, ни звука не издала. Понимаю, самому страшно до жути. Нет, это не тот страх, пробиравший до костей, он гораздо глубже. Неизвестность пугает похлеще всех известных миру страшилок. Конечности немеют, в горле ком… Нужно собраться! Вот же тряпка! Ее даже дома может не быть. Сам хотел увидеть, а теперь что? На глаза попадается тоненький силуэт в зеленом пальто. Я бы узнал его из сотен тысяч. Она… Моя Аленка… Сидит на детской площадке с книжкой в руках. Светлые волосы в хвост собрала, плечи сутулит. Сколько раз я ей говорил, осанку нужно держать прямой, спина заболеть может…

– Алена… – Даже не осознаю, как ноги несут навстречу. Машину, кажется, на сигналку запереть забыл. – Одуванчик… – Оборачивается. Как же она красива, ничуть не изменилась. Все та же девочка, в которую я влюбился еще студентом. Нет. Только не слезы на глазах. Невыносимо видеть. – Мой одуванчик… Только не плачь. – Я сгребаю ее в охапку что есть сил. Едва на ногах стоит, руки на плечи опустила, дрожит. Как же я долго этого ждал… Ни слова выдавить не могу, да и что говорить, она сама все знает. Уверен, что знает, иначе бы не плакала сейчас, не жалась так.

– Гриша… Что ты тут… – не успевает договорить она. Тело тяжелеет. Обморок. Я держу, ни за что не выпущу. Она моя, всегда была моей.