Уточнить у Т’Чаллы, о ком секундой ранее шла речь, он не успел. Вслед за исчезнувшей Шерон высокие двойные двери призывно распахнулись, и судебный пристав пригласил всех участников процесса пройти в зал заседания. Позволяя толпе себя увлечь, Стив в последний раз обернулся, ища глазами Баки, но тот, так же, как и сам Стив, в это мгновение обернулся на кого-то или что-то позади себя.

Едва только перешагнув порог и еще даже не обозрев как следует истинные масштабы катастрофы, Стив понял, что от него, наивного и до мозга костей простодушного, хранили тайны, намного большие и отнюдь не такие безобидные, как возвращенная к Баки рука, а также все остальное, в чем Стив не принимал ни прямого, ни косвенного участия.

Его больно кольнуло обидой за не оправдавшееся доверие к королю Ваканды, который, Стиву хотелось в это верить, не понаслышке был знаком с понятием чести. Его задела скрытность Баки, но ровно на одну секунду, до того, как в душу к нему вкралось понимание всех возможных причин.

Тот факт, что Тони оказался удивленным не меньше него, не помог. Совсем не помог, потому что, пройдя в громадную концентрическую залу, первое несоответствие действительности ожиданиям, с которыми Стив вынужден был столкнуться, – кресло, установленное прямо в центре, так похожее одновременно и на современное стоматологическое, и на то, которое нашлось в бункере Сибири, и на электрический стул, что кэп невольно сбавил ход, едва подавив в себе отчаянное желание попятиться назад. Кресел при более детальном рассмотрении оказалось целых два, идентичных, стоящих по отношению друг к другу спинка к спинке, подголовник к подголовнику.

Массивные металлические фиксаторы для рук и ног. Переворачивающие все внутри Стива верх дном головные шлемы с чем-то до дрожи напоминающим электроды. Куча прочей аппаратуры и проводов вокруг кресел. Тугие пакеты в капельных стойках и сражающие наповал хладнокровным спокойствием темнокожие медики, все это настраивающие и не оставляющие Стиву никаких сомнений в том, что Т‘Чалла и его люди здесь, пожалуй, единственные, кто ничуть не удивлен. Словно все происходящее в порядке вещей, словно так и надо, словно это – со всей скрупулезной дотошностью воссозданная пыточная – то, что Баки ожидало, словно это было… спланировано изначально.

Капитан Америка был повержен в самое сердце еще до начала заседания. Подлым ударом в спину от того, кому он доверял.

- Стив, спокойно, - сильная рука сдавила его плечо, увлекая в нужном направлении. – Идем, - Шерон подтолкнула его, пытаясь вести, но он не сдвинулся с места. – Ну же… - она зашептала настойчивее. – Все в порядке, так надо. Они знают, что делают, Стив. Барнс все знает.

- Это суд, а не дознание! – не выдержал капитан. - Они собрались здесь следственные эксперименты ставить? Они собрались усадить его в кресло?!

- Стив, пожалуйста, - Шерон положила уже обе руки ему на плечи, загораживая обзор и не оставляя никакого другого выбора, кроме как смотреть ей в лицо. – Это тайна следствия. Меня в нее не посвятили, - сквозь набат пульса в ушах Стив отчетливо видел, как шевелились ее губы. – Но они заверили, что Баки обо всем знает. Это все добровольно.

- Как будто у него спрашивали!

Полубезумный, едва ли видящий что-то, кроме проклятых кресел взгляд капитана метнулся к скамье подсудимых.

Лицо Баки, словно повинуясь какой-то незримой связи между ними, оказалось обращено в его сторону. На миг он прикрыл глаза и едва-едва, почти незаметно кивнул, мол: «Спрашивали. Знаю. Согласен».

Хорошо. Пусть так, но в отношении Стива это не изменило ровным счетом ничего. Невидимыми наручниками у него были скованы руки, во рту торчал невидимый кляп, в шею противно впивалась шипами невидимая привязь – цирковая обезьянка капитан Роджерс имел право голоса только на подмостках, разодетый в цветастый сценический костюм в окружении грудастых и длинноногих девчонок, пока растрясал толстосумов на деньги.

- Какое бы представление ты и твой новоявленный дружок-кошатник ни задумал, Роджерс…

Старк умолк, сделав все возможное, чтобы скрыть, как он подавился застрявшими в горле словами.

Впервые за все время, которое они знались, в моментально почерневших глазах кэпа Тони совершенно ясно рассмотрел такое несметное количество лезущих наружу демонов, словно именно сегодня в аду случился массовый побег.

Стив же имел глупость понадеяться, что этим все закончится.

Еще ни разу в жизни он не ошибался так сильно.

А адов круг, он на то и адов, чтобы умирать и возрождаться для продления страданий. Снова. Снова. И снова.

Названная свидетелем защиты, чеканя шаг стуком каблуков, к трибуне поднялась та самая мисс, белокожая и светловолосая доктор из госпиталя Ваканды, как выяснилось, с фамилией, такой же фальшивой, как и ее длинные вьющиеся волосы, что запомнились капитану при их первом знакомстве.

«Правда – вещь субъективная, - однажды просветила его Наташа. – Все ее видят по-разному, как и меня. Это удобно».

- Вас приводили к присяге, мисс Хартманн. Вы клялись говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Сообщите суду, Диана Хартманн – ваше настоящее имя?

- Да, Ваша честь, - ответ ровный, уверенный, он отчего-то обрезал слух, как скребущий по стеклу коготь.

- Настоящее, но не единственное, - утверждение, не вопрос, и на этот раз голосом адвоката, а не судьи. – Пожалуйста, мисс Хартманн, сообщите суду имя, данное вам при рождении.

Стив не смотрел ни на судью, ни на адвоката, он с затаенным глубоко в душе недобрым предчувствием прикипел взглядом к трибуне, за которой неподвижной статуей застыл до этой минуты не заявленный, все еще безымянный свидетель… защиты. Стив видел, как ее взгляд на мгновение метнулся к Баки и… и к нему самому. Из десятков людей по какой-то непонятной причине именно к нему. Стив успел поймать ту сотую секунды, в которую пересеклись их взгляды, успел прочесть переданное через взгляд… что-то непонятное, зашифрованное, субъективное, не то искреннее, не то лживое.

- Мисс Хартманн, вы поклялись…

«…говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Которая для всех разная».

Время растягивалось, заминка длилась намного дольше, чем обычно требовалось человеку, чтобы назвать свое имя. При условии, если он хотел его назвать. При двойном условии, если он его помнил.

- Мое имя… - и снова заминка. Она вновь посмотрела не на судью, не на адвоката, задающего вопрос, и уже даже не на Баки. Она посмотрела на Стива, словно для нее не было ничего важнее, чем увидеть его, капитана, реакцию.

«Это мой долг. И честь для меня, капитан Роджерс».

- Мое имя Эсма Эрскин.

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более, когда в нее плюют.

Комментарий к Часть 16

Заключение все-таки будет в нескольких частях, потому что мыслей слишком много для одной.

Думаю, пришло время Стива принять участие в происходящем.

========== Часть 17 ==========

Комментарий к Часть 17

Матчасть хромает. На обе ноги. Я не юрист, увы, хотя периодически посылают/советуют закончить юрфак. Ага… это после шести лет меда.

В общем и целом, в плане уголовного судопроизводства в США все очень и очень условно, кое-как прикрыто сюжетом, в котором Баки изначально не собирались судить по закону.

Автор извиняется за некомпетентность.

Также события в главе местами нехронологичны, чтобы показать растянутость допроса во времени.

Дамы и Господа присяжные.

Перед Вами человек,

который без ведома и согласия

променял одну войну на бесконечное количество других…

- Какое обращение вам предпочтительнее?

- Хорошо. Мисс Хартманн, назовите точную дату и место своего рождения?

- Кем приходился вам доктор Авраам Эрскин? Между вами существовала родственная связь?

- Поясните суду, какое отношение вы имеете к делу Зимнего Солдата?

Адвокаты и обвинение устроили перекрестный допрос, конкретными вопросами, всякий раз бьющими точно в цель, по крупицам, искусно вытягивая информацию. Восприятие которой прошло для Стива в режиме безотчетной машинальной обработки голых фактов, которые копились в нем, под давлением эмоций нагнетались, словно энергия в эпицентре неизбежного взрыва. Вопрос-ответ, обнаженная истина, которую так хотелось поставить под сомнение, но отчего-то не получалось. Мысли уже неслись на запредельных скоростях, в них сама собой уже складывалась целостная картина из бесконечного количества ошибок и упущенных возможностей.