– Нет, так делать не надо, – мотает головой кот. – Она обычно подгибала одну ногу под себя. Но только когда с близкими знакомыми общалась, если же со старейшиной ковена или кем-то чужим – всегда сидела ровно, как на приеме у короля.

Он быстро понимает, что от него требуется. Запрыгивает прямиком на стол и начинает поучать:

– Словечек у нее никаких излюбленных не было. Но говорила Касси размеренно, не торопясь и не проглатывая окончания слов, как это делаешь ты, когда нервничаешь. У тебя слова не поспевают за мыслями.

Я уважительно смотрю на фамильяра, удивляясь, как он быстро отметил эту мою особенность.

– Еще она говорила «здравствуй», а не «привет», даже тем, кого давно знала. И обнимала на прощание. Кассандра была доброй, немногословной, обстоятельной. Никому не причиняла зла…

Огонек склоняет голову набок, останавливает взгляд на вазочке со сметаной. И вдруг окунает в нее лапу и смачно облизывает.

Я аж рот открываю, поражаясь такой наглости!

– Эй! Невоспитанный кот!

– Вот, а она бы посмеялась и пододвинула мне эту чашечку, сказав: «На здоровье!»

Давлюсь своим недовольством, чувствуя, как краснею. Что ж, Кассандра была лучшим человеком, чем я… Но у каждого свои недостатки! Я вот, например, не воровала чужих драконов.

Сажусь прямо и пододвигаю одним пальцем вазочку в сторону кота.

– На здоровье.

– Спаси-ибо, но вообще-то сметану я не ем. Меня от нее пучит.

И в подтверждение словам в животе Огонька начинает утробно урчать. Вздыхаю, качая головой.

– Ладно, что там дальше?

– Моя прежняя хозяйка всегда носила наряды, прикрывающие ноги.

Я потянула вниз подол собственноручно обрезанной юбки, стараясь накрыть колени. Ну неудобно мне пол подметать длинной одеждой! Я путаюсь в таком количестве ткани!

– И во-олосы она свои трепетно любила. Заплетала в косу и перекидывала через плечо. Волосы – это гордость ведьмы. Особенно такие яркие. Они говорят о силе – чем ближе цвет к огню, тем она могущественней. Но это не касается черноволосых ведьм.

– А почему? – заинтересовываюсь я, припоминая шикарные кудри брюнетки Селесты.

– Их дар отмечен владычицей тьмы и смерти. Там своя шкала определения уровня силы.

– Хм… А если волосы пепельно-русые, например? Или белые.

– Не бывает такого. Разве что у магичек. У вас же – либо от Солнца дар, либо от Тьмы.

– Так, погоди, а магички – это у нас кто?

Фамильяр чихает и спрыгивает обратно на пол.

– Те, кто фокусам разным по книжкам научился и считает, что познал все тайны магии!

Я увлекаюсь в тему еще глубже.

– Это у тебя профессиональная неприязнь или одна из них тебе что-то сделала?

– Да чего мне… Одна такая «умница-красавица» прежней хозяйке столько гадостей накидала! Из-за нее, змеюки подколодной, бедная Касси и попала в эту передрягу. Из которой выбраться не смогла.

Я не верю собственным ушам! Еще один неприятный фрагмент мозаики под названием «моя теперешняя жизнь».

– Огонек, ну я же просила рассказать мне все-все! У Кассандры враг женского пола имеется, а мне об этом до сих пор не известно. Это же гораздо серьезнее какого-то там Бастиана Вердэ и его дракона, вместе взятых!

Фамильяр отводит глаза, делая вид, что заинтересовывается настойчиво бьющейся в окно мухой. Какое-то время жужжащий звук и урчание в животе кота – единственное, что слышится в комнате.

– Ну чего еще? – догадываюсь о неизбежности подкрадывающегося песца я. – Выкладывай!

– С некоторых пор змеюка – его невеста. А сам Бастиан – единственный сын наместника этих земель.

Перевариваю услышанную новость, озадаченно хлопая ресницами. А картинка-то наполняется новыми красками! И они отнюдь не такие радужные, как мне того хотелось бы.

Девчонка принимает меня за идиота, не иначе. Молча буравлю ее взглядом, планируя узнать, чем этот цирк закончится.

– Значит, кто-то опаивает меня неизвестной дрянью?

Обычно от такого тона – вкрадчивого и угрожающего – трясутся поджилки абсолютно у всех. Начинает сбиваться речь, путаются показания и проступает испарина по всему телу. Но золотоволосая мелюзга лишь прищуривается, сдувая упавший на зеленые глаза локон.

– Почему же неизвестной? Вполне себе даже популярной. В определенных кругах.

И усмехается, чертовка! Семнадцать лет как на свет появилась, а наглость поперед нее выскочила. У меня с такими разговор короткий – скрутить и в исправительную, на сутки. Подумать над своим поведением и вспомнить, как с инспектором инквизиции разговаривать.

Она вмиг серьезнеет, словно мысли мои читает. Выпрямляется, одергивает край несуразного желтого жилета, напяленного на мешковатое голубое платье, и шмыгает носом.

– На вас печать зелья памяти, драг-лорд. Только оно так явно размягчает мозг…

Я шумно выдыхаю через нос и прищуриваюсь.

– Ну, то есть это, как сказать-то по-вашенски… – Запускает пятерню в копну растрепанной шевелюры, сжимает и чуть оттягивает у корней волос.

Правильно волнуется. Не часто главный инспектор слышит в свой адрес о размягчившемся мозге.

– Аура вокруг головы у вас нездоровая, во! – находится она.

Звучит не лучше.

– Замолчи, будь добра. – Прикрываю на мгновение глаза.

Осматриваюсь, отмечая суету вокруг. Ярмарка в разгаре, никто ни на кого не смотрит – люди заняты забегом по торговым точкам и развлекательным шатрам.

На самом деле слова ведьмы цепляют не просто так. В последнее время я часто замечаю за собой странное – головные боли, чего раньше не бывало, сны, в которых является одна и та же женщина… Не в том антураже, в каком бы мне хотелось. Она не обнажена и даже не пытается приблизиться.

Незнакомка стоит у кромки леса и просто смотрит. Ветер играет в ее красно-рыжих длинных волосах и отчего-то грязном, порванном по подолу платье. А во взгляде таится нечто такое, отчего душа горит и рвется на части.

Кроме того, я не могу отделаться от чувства неестественной пустоты. Будто рядом чего-то не хватает. Того, что было со мной много лет.

Убеждаюсь в отсутствии внимания к нам и делаю шаг в сторону девчонки, загоняя ее в тень мостовой опоры.

Она из ковена Аллегры – единственной верховной ведьмы, осмелившейся остаться в этих землях и попытаться жить в мире с местными. В общем-то, у нее это неплохо получается. Живут они на окраине, в город выбираются только по деловым вопросам и за провизией. Мои ребята из инквизиции стараются их не замечать. Пока не вспыхивает какая-нибудь мутная история с использованием зелий в злостных целях.

Опираюсь на каменный выступ, ставя кулак над золотоволосой головой. Девчонка съеживается и опускает глаза.

– Варить зелья могут только ведьмы. Уверена, что на мне печать вашего варева?

Она резко бледнеет, наконец понимая, в какую неловкую ситуацию попала. Наверняка сто раз уже пожалела, что язык за зубами не удержала, окликнув меня. Я даже внимания ведь на нее не обратил, торопясь к отцу по очередному, на его взгляд – важному, делу.

– Я не могла смолчать, – лепечет дрожащим голосом. – У меня дар, понимаете? Вижу следы любого колдовства.

Молчу, а она спохватывается, начиная частить:

– Но никто из наших этого не сделал бы! В ковене дурочек не водится! Вы же лорд Вердэ, ваш отец – великий наместник, и мы…

– Хватит. – Я кривлюсь и отталкиваюсь от опоры. – Свободна.

– Драг-лорд, пожалуйста! Мы совершенно точно к этому непричастны!

– Я сказал – свободна.

Она проглатывает очередные оправдания и склоняет голову, шустро ныряя в толпу людей. Оборачиваюсь, собираясь проводить ее взглядом, но девчонка как сквозь землю проваливается.

В висках начинает неприятно тикать. Не за горами очередной приступ головной боли, а впереди неприятный разговор с отцом. Темы я еще не знаю, но эти встречи ни разу еще светлых чувств после себя не оставляли.

Сколько себя помню, мы всегда играли в противостояние. Все мои решения – заведомо недостойные благородного рода и наследия, что тот успел накопить за столетия своего существования.