Они понимали всё безрассудство своих поступков , но именно это-то и делало их мучительно счастливыми. Так хотелось вырваться из серой повседневности. Ей за тридцать. Ещё лет пять, в лучшем случае, и уже не то, что полюбить, а никто и не глянет в твою сторону.

Она не давала и не хотела давать отчёт своим поступкам. Жизненный вихрь подхватил и закружил её, так сладко. Пылкие взгляды, нежные слова, стихи, цветы, жаркие поцелуи. Всё, как чудесный сон. Всё то, чего не случилось пережить в молодости с мужем.

Не то , чтобы она не любила его, или муж был груб. Нет! Там тоже были цветы , нежные слова, поцелуи, Но теперь совсем другое. Только этот, внезапно возникший в её жизни, мужчина смог вдруг разбудить её желание личного счастья и довести её чувства до высшей точки накала. Отказаться от этого добровольно не было сил. Не осталось ни силы, ни воли.

Известно, – чем ярче горит, тем быстрее сгорает. Поэтому каждая такая встреча была для них, как последняя. Да, дома семья, конечно, дети. Но переполняющее чувство, вдруг родившееся у них, затмевало всё прочее. Каждая клеточка организма ликовала, пела и трепетала. Кто же виноват в том, что им выпало это пережить? И не понять, что это – горе или счастье. Парадокс ситуации, вся её нелепость заключалась в том, что их счастье делало их близких несчастными.

Они знали, вернее догадывались о бесплатном сыре, но готовы были заплатить любую цену за краткий миг побыть вдвоём. Закон мироздания очень жесток: бери и плати. И не иначе. И если ты считаешь, что Бога нет и всё можно, то ОН тебе докажет, что ОН есть.

И если бы мир был устроен иначе – каждый бы брал, сколько хотел, и не платил. Что случилось бы с ним? Опять Вавилон? Но слава Богу всё устроено правильно. Поэтому, чем больше берёшь, тем выше плата. А ведь надо и отдавать уметь. И в этой жертвенности, может быть, ещё большее счастье. Только постичь это тяжело, да и дано не каждому.

Но кто же задумывается, об этом, когда над землёю так звёздно и весь мир готов обнять и счастье через край. И хочется думать, что всё это будет длиться вечно. И всё готов отдать, чтобы продлить этот миг!

Но в голову не приходит простая мысль, что готов отдать всё, но не отдаёшь ничего, – только берёшь. Это от того, что эмоции и здравый смысл живут очень далеко друг от друга, на разных планетах. И пока миром правят эмоции им не суждено встретится. Зато с её мужем встретится непременно придётся.

Дуэль

Как-то осенним хмурым, – редкость в тех краях, – утром, Лекс был один. Жена на работе, дети в школе, в дверь постучали. Он открыл. Перед дверью, – вот те на, – стоял муж Лили. Мягко говоря – сюрприз ещё тот. Вид у Лекса был растерянный. Чего, чего, а этого он никак не ожидал.

Он сделал жест, приглашая войти. Рис, так звали мужа любимой, явно не готов был принять приглашение и теперь в его, горящих гневом, глазах, вдруг промелькнула растерянность. Но быстро сообразив, он все-таки вошёл.

Какое-то время они стояли молча, Рис явно оценивал физические возможности противника. Лекс же пребывал в прострации – эффект неожиданности. И вот ведь незадача – по физическим параметрам они входили в одну весовую категорию.

Явных преимуществ ни у одной из сторон не было. Палитра эмоций в глазах Риса, весь его вид – сжатые губы, напряжённые скулы и сжатые кулаки должны били выражать решимость. Показывать его боевой настрой.

Роли обманутого мужа и пойманного любовника могли бы стать сюжетом картин Васнецова и Ван Гога вместе взятых, если бы выплеснуть эмоции в цвете. Для обоих противоборствующих сторон эти роли были новы. Поэтому они не знали, как вести себя.

Интуиция Рису подсказывала, что любовнику жены, человеку нанёсшему смертельную обиду, удар по чести и достоинству – положено набить морду. Но была одна существенная загвоздка, как не был зол Рис, в нём боролись два взаимоисключающие чувства – желание наказать обидчика и страх получить отпор: Лекс выглядел поплотнее.

Но коль пришёл, ситуацию надо было как-то разруливать. И, собравшись с духом, Рис, что было силы толкнул Лекса двумя руками в грудь и убежал. Дуэль завершилась после первого выстрела бескровно. Но Рис не был удовлетворён. Он клял себя за нелепое поведение, за неумение жестко покарать человека наставившего ему рога.

Его жгла стыдом та поспешность с какой он бежал, она могла дать повод этому холёному щёголю подумать, будто он испугался, а он ведь не был трусом. После того как Лекс, теряя равновесие, отлетел назад и упёрся спиной в застеклённую дверь, стекло треснуло и вылетело, разбившись. Это был знак. Первый, совсем незначительный, крошечный счёт на оплату «долга». Счёт за своё счастье и за несчастье, которое принёс людям двух семей. За попытку построить своё за счёт других.

Добрые намерения

Дальше пошло и поехало, а точнее понеслось. Всё началось с того, что Лекса вызвал командир и сообщил, что поступила жалоба на то, что тот лезет в чужую семью. Дальше больше. Через несколько дней вечером к ним пришёл заместитель командира по технической части. Дверь открыла жена.

Лекс в это время был на кухне.

-Добрый вечер! В гости принимаете? – раздался знакомый голос.

Услышав голос Лекс весь напрягся, внутренне съёжился и почувствовал, как тело покрывается иголками. Он догадался, что это по его душу.

– Добрый вечер, – поздоровалась жена, – конечно, проходите. Вы наверное к Лексу? – спросила, и не дожидаясь ответа: для неё это было очевидно, позвала мужа:

– Лекс, к тебе пришли! – окликнула Забава.

(На её имя физические законы планеты, почему-то не подействовали: оно не сжалось).

– Да, я, собственно, к вам обоим, – отозвался вошедший.

Вышел хозяин:

– Добрый вечер! – хмуро приветствовал он начальника. – Познакомься, – Он сделал неопределённый жест от жены к вошедшему, – это мой начальник, Жак.

– Очень приятно! А я вас знаю, вы с моей женой вместе работаете. Она математику преподаёт – Орна, – заговорил Жак.

– Да, конечно знаю. Коллектив небольшой. Ну, что же мы в коридоре стоим, проходите. Сейчас чайник поставлю, как знала, что гости будут, пирожков напекла, – засуетилась Забава, уже сообразившая – что к чему.

– Ну что вы, не стоит так хлопотать: я по делу.

Начальник Лекса был много старше его. Выше среднего роста, сухощавый. С добрыми, прищуренными , вечно смеющимися карими глазами, на скуластом лице цвета прошлогодней листвы.

Нрава был мягкого. Подчинённые его уважали за знание дела, огромный опыт и выдержку: в редчайшем случае, Жак повышал голос. Нужно было сотворить, что- нибудь эдакое, особенное, проявить особую бестолковость или нахальство.

Этот визит ему самому был в тягость, но деваться некуда. Как старший товарищ, с железобетонными понятиями о нерушимости семьи, да и как начальник, он должен был попытаться повлиять на сбившегося с пути подчинённого, и младшего товарища. Было заметно, что Жак испытывал неловкость: вопрос очень деликатный и «в лоб» решать нельзя.

– Я слышала, у вас дочь на золотую медаль идёт? – обратилась к Жаку Забава.

Конечно она всё поняла, и понимала сложность положения начальника.

-Да она у нас умница, – ответил Жак вслух, а про себя подумал: