— Я ее люблю, — смирно ответил Живко.

Отто скривился.

— Это я ее люблю, вы все...

Он плюнул и ушел. Живко вскочил на ноги и кинулся вытирать пол, если это увидят старейшины, заставят убрать плевок собственными волосами. Иногда он так ненавидел полугнома, что даже дышать становилось тяжело, но с ним приходилось смириться точно так же, как и с погодой. Даже погодным магом и шаманом она не всегда подвластна и живет по собственным законам. Конечно же она отказала ему и кольцо не взяла, но Ола колебалась. Он видел это. Дичь практически у него в объятьях.

Я сидела в кабачке и пыталась сделать домашнее задание по орочьему языку. Учебник для начинающих уже снился мне в кошмарных снах, но я не сдавалась. Горловые гласные звуки мне совсем не давались, а в грамматике даже сами орки разбирались с трудом. Может, потому что у них не было ученых эльфийского уровня, готовых провести несколько сотен лет за составлением многоотомных учебников? А может, им это просто было не нужно? В общем, буквально через неделю изучения орочьй был признан лучшим способом забыть о разбитом сердце, и я самоотверженно его зубрила.

Именно поэтому в свой законный выходной сидела с учебником в кабаке. Останусь дома, неутомимый полугном найдет какое-то полезное занятие, а у меня выходной. Пиво, кабак и... Короче, у меня должны быть развлечения. Я же теперь все-таки свободная женщина. Пусть даже я этому факту совсем не рада. Сначала я ощутила прядь волос, которая скользнула по моей щеке, а потом теплое дуновение дыхания.

— Во втором предложении ошибка.

Глубокий бархатный баритон Живки раздался около самого уха. Я тут же покрылась мурашками. Орк положил подбородок мне на левое плечо, а указательным пальцем правой руки указал на ошибку. Вроде и придраться не к чему, но как-то так получилось, что он меня почти обнимает.

— Смотри, как правильно. Этот жеребец самый сильный в табуне. А ты написала «самое сильное в табуне». Ну-ка, повтори. Этот жеребец самый сильный в табуне.

Я не знаю, каким образом Живка умудрялся урок орочьева перевести в эротическую игру. Правда, и особо стараться ему не приходилось. Если я хоть что-то понимала в орках, то эта фраза была очень неоднозначной. А когда её произносил Живко, то казалось, он говорит о себе, полным самодовольства голосом.

— Этот жеребец! Низкие горловые звуки давались мне с трудом.

— Этот жеребец! — поправил Живко.

Он уже не прикасался ко мне, но его дыхание шевельнуло волосы, которые выбились из узла на затылке. Я откинула голову назад, надеясь стукнуть его затылком, но он ловко уклонился и фыркнул.

Живко уселся напротив и уставился на меня темными глазами, в которых даже уже и не скрывал пламя страсти. Он всегда садился, занимая всё окружающее пространство собой и своей аурой. Не скрыться, не убежать. Воля к сопротивлению слабеет. Я быстро допила пиво из кружки и склонилась над тетрадью.

Орку принесли его заказ, но он не спешил пить. Я украдкой бросила взгляд. Живко-задумчиво выписывал пальцем на боку кружки какие-то узоры. Взгляд у него был отсутствующим.

Я снова принялась сражаться с орочьими буквами. Эльфийско-изящная вязь за века разделения прежде одной расы трансформировалась в резкие угловатые буквы, которым не мешали суровые условия степной жизни. Даже если писать, используя вместо стола собственную коленку, они будут читаемыми.

— Щенки! — прошелестело рядом со мной.

Я подняла глаза и отшатнулась. Лицо Живко было совсем рядом. Он перегнулся через стол и едва не касался своим лбом моего.

— Моей лучшей суки. Хочешь посмотреть?

— А они не сожрут меня, твои щенята? Знаю я ваших песиков по пояс размером.

Живко улыбнулся, ради исключения обыкновенной улыбкой, не томной, обещающей страстные поцелуи, а искрящейся весельем. Кажется, я даже перестала дышать, наслаждаясь этой радостной и искренней улыбкой без скрытого подтекста.

— Не сожрут. Они молочные, месячные.

— Когда пойдем, да хоть сейчас.

Он захлопнул мой учебник и взял с вешалки около столика мою шубку.

Я помедлила, обдумывая предложение. С одной стороны, что может быть опасного для моей добродетели в посещении щенков. С другой стороны, это же Живка. С третьей стороны, с того момента, когда я отказалась принять его кольцо, орк вел себя совершенно прилично, позволял себе редкие прикосновения. Вот как только что терпеливо учил орочьему, иногда молча присутствовал на моих посиделках с друзьями, и на его губах блуждала загадочная улыбка.

Как ни странно, ни Лиру, ни Трахима его присутствие совершенно не раздражало, а Отто периодически вступал с Живкой в горячие споры, обсуждая какие-то торговые дела королевства и степи. Орк, неожиданно для меня, оказался хорошо подкованным в вопросах внешней торговли и политики, и полугному эти споры доставляли видимое удовольствие. Про Иргу никто не вспоминал.

— А может, мясо какого-то купить для Окка? Ну, типа в подарок.

Я позволила помочь себе одеться. Живко натянул на мою голову шапку и очертил пальцами овал моего лица.

— Не стоит. У нее специальная диета. Хотя… Можешь ленточек купить?

— Зачем?

Он, пожалуй, пожал плечами.

— Девушки же любят повязывать ленточки на котят и щенков.

Я представила разноцветные ленточки на шеях орачих волкодавов и засмеялась. О нет, ленточки, думаю, будут не в тему.

— Почему же?

Орку казалось было все равно, что на улице мороз. В шапке я его никогда не видела.

— Мне было бы интересно посмотреть на своих псов в ленточках.

— Как ты думаешь, это поможет им выглядеть более миролюбивыми? — Я опять засмеялась.

Псина, способная одним движением челюсти перекусить хребет волку и в пышном банте. Живка тоже улыбнулся, и это пробудило во мне подозрительность.

— Что ты задумал? — спросила я прямо.

— Ничего.

— Врешь.

— Ола! — поморщился орк. — Почему ты такая подозрительная? Мои помыслы чисты. Разве я не сказал тебе, что хочу на тебе жениться? — сказал. И что же тогда необычного, если я веду свою будущую жену посмотреть на щенков? Это мой бизнес. Я, конечно, не ожидаю, что ты кинешься помогать мне с ними работать. Но я же позавчера провел полдня у вас в мастерской.

Это верно. Мы изготавливали огромный защитный артефакт для дома клиента. Отто заказал литого из меди сидящего льва, и ему требовалась помощь, чтобы его поворачивать и переворачивать, пока я заполняла артефакт нужной магией и устанавливала энергетический накопитель. Живко легко согласился помочь, и действительно несколько часов мужчины ворочали неподъемную скульптуру, а потом, пока я готовила обед, Отто хвастался нашей работой, а Живка не только терпеливо слушал, но еще и задавал уточняющие вопросы.

Полугном, хвастаясь успехом, умолчал о том, как быстро моя зарплата исчезает неизвестно где. Мне было приятно знать, что Живко уверен, я состоятельная женщина, и деньгами меня не соблазнишь.

— Я еще замужем. В тысячный раз напомнила я орку.

— Ну, конечно, в тысячный раз скептически произнес он.

Когда мы вошли на орочье-подворье, псы в вольерах заволновались, но умолкли, повиновавшись отрывистой команде Живко. Я с интересом огляделась, но никого из орков не увидела. Странно, сколько раз сюда заходило, всегда было много чем-то занятого народа.

— А где все?

— Выходной же. — Удивился орк. — Обязательные дела переделали и разбежались кто куда. Кто в доме спит, кто гуляет, кто у шамана сидит, виденья ловит. Выходной — это закон.

— Повезло вам, — вздохнула я, потому что у Отто такого закона не было, и каждый свободный день вырывался мной сбоем.

Я взглянула на волкодавов. Они молча пожирали Живко, совершенно обожающим взглядом.

— Это все твои псы?

— Нет, что ты? — Орк увлек меня к конюшне. — У меня собственный питомник за городом. Тут только те, кто нужен для работы, и Окка, я ее никому не доверяю.