– Отлично! – выкрикнула Дженова. – И звёздной дорожкой катись в свой Оплот!..
Волф на секунду задержался на пороге.
– Непременно. Непременно…
***
Как бы не было тяжело признавать, но Волф чувствовал себя гадко. Около часа он блуждал прогулочным шагом по коридорам дворца мимо слуг или шепчущихся аристократов, пытаясь отвлечься, но родные стены навевали столько воспоминаний, и хороших, и плохих – и все они одинаково давили на сердце. Вдруг он обнаружил себя стоящим у галереи четвёртого этажа, что соединяла резиденцию короля с Министерством, с минуту постоял, глядя вдаль, решаясь, стоит или не стоит проверять?.. Затем решительно зашагал вперёд.
Ему навстречу шли министры, которые покидали свои рабочие кабинеты, глазели на него и молчали. Волф не обращал внимания. И оказавшись у пункта администрации спросил у поспешно собирающейся девушки в министерской форме и очках:
– Простите, диона, я понимаю, рабочий день закончился… Но, быть может, вы подскажете, у себя ли аван Лешер?
– Могли бы и не спрашивать, аван Аверфолд. Он как всегда задержится допоздна.
– Да, точно… – посмеялся Волф. – Спасибо, диона, не буду вас больше отвлекать.
По памяти отыскал кабинет финансиста, зашёл в приёмную, где ещё сидел секретарь аван Чейнт – поздоровался с ним и без оповещения зашёл к Цимиху. Тот сидел, раскинувшись в большом кресле, за широким деревянным столом, уставленным аккуратными стопками бумаг, и держал на коленях ноутбук.
– Ай-яй-яй, господин советник, – поцокал Лешер, поправив очки в тонкой оправе, которые носил для строгости и имиджа, а не по потере зрения. Видел он, как Арахтун. – Что ж вы не попросили авана Чейнта доложить о вас? А если б я тут.. мастурбировал?
Волф посмеялся:
– Нашёл, чем меня смутить, Цимих! Чего я у тебя там не видел?..
Раскрасневшийся Лешер прочистил горло грубым кашлем и отложил ноутбук в сторону.
– Ох уж эти ваши шуточки, советник!.. Я теперь всю ночь буду вспоминать, в какую из наших пьянок я успел проколоться?
– Вспоминать он будет… Лучше встань и обними старого друга!
Цимих поднялся с кресла, подошёл к Волфу, ухмыляясь, и, глядя на него, спросил:
– Целоваться не будем?
– Дай угадаю – ты так и не женился?.. – парировал Волф. – Тебе настолько одиноко?
– Да.. ну тебя! – бросил Цимих и крепко обнял Волфа. Тот с теплом ответил ему. Они долго стояли, не в силах расстаться. – Я уж боялся, что наша дружба больше ничего не значит.
Волф тяжело вздохнул и отстранился.
– Мне.. не положено даже вспоминать о былом, уж таковы правила. Мой наставник, Судья Овелдин, не одобрил бы моего поведения, но… Я не могу лгать самому себе, что наша дружба больше не имеет значения, как и моя любовь к брату, которого я и братом-то не могу считать…
Сняв очки, Цимих сочувствующее опустил ладонь советнику на плечо.
– Мне сложно представить, каково тебе. Все эти годы, эти двадцать лет… Я скучал. Но я не буду даже комментировать твой выбор, знай, что я его уважаю.
– Ты был единственным, кто не отвернулся от меня, когда я объявил о своём уходе в Совет, – мрачно произнёс Волф, – и за это тебе спасибо. Разумеется, я долго думал прежде, чем принять предложение о вступлении в ряды его последователей. Тем более о том, чтобы бросить всё, даже свой титул и воинское звание. Может, моё сравнение покажется тебе мрачным, но… это как принять решение о суициде.
– Да уж, мрачнее не придумаешь, – покачал головой Лешер, однако, улыбаясь. – Ты надолг0 к нам?
– Пока не знаю, хотел с неделю побыть и улететь. Дольше мне душа не позволит, я… Меня дома дочка ждёт.
Цимих радостно расхохотался и похлопал Волфа по спине.
– Вот-те на! Звучит, как нечто прекрасное… И кто же счастливица, которая от тебя родила?
– Её звали Миалун, она была прекрасной женщиной, бывшей принцессой, мы с ней… разделяли общие тяготы, и общие радости. Это я большой счастливчик, что она родила мне чудесную дочь! Мне уже тоскливо без моей дочурки. Она в надёжных руках, и всё же… Тревоги терзают моё отцовское сердце, и так будет, пока она не вырастет и не станет женщиной, способной за себя отвечать.
– Поверь, мой друг, они даже тогда тебя не оставят…
– Думаю, ты окажешься прав, в общем… Я думаю, у тебя тоже столько всего произошло за эти годы. Скажи, Цимих, есть ли у тебя чего крепкого или, может, бутылка вина? Поговорим по душам и… Про Паэгона поговорим.
Цимих схватился за сердце:
– За кого ты меня принимаешь, Волф?! Я нам ящик купил.
***
Я интуитивно почувствовал концовку отрывка по интонации Инги: по тому сходящему на нет тону и придыханию, с которым она всегда завершала какую-то большую часть во время наших чтений вслух, когда мы сидели долгими вечерами в холодный тёмный период, если только не улетали на Саэнто. Я хлопнул ладонью по столу и возвестил:
– Перерыв. Мне нужно подышать.
Едва закончив фразу, я встал и вышел прочь, на ближайший балкон. Мне хотелось курить, а сигарет не было. Ненавижу в себе эту дурную привычку, она отравляет меня, взывает к повторяющимся ритуалам и связанным с ней ощущениям временного облегчения, настолько неуловимого, что я забываю, почему вообще курю. Что-то вещественное в нервных пальцах, что-то вещественное в зубах… Определённо, я нервный тип. Очень хочется курить.
– Мой океан, ты устал? – спросила меня жена, подкравшись сзади, но я всё равно слышал её тихие шаги. Она умело переступала с ноги на ногу, будто представительница семейства кошачьих – тихо и мягко. Мои придворные сплетничают, мол, она не ходит на каблуках из-за полноты, но всё дело в её манере передвигаться. В туфлях делать это не очень удобно. К тому же на её родине женщины ходят босиком или в сандалиях, а мне как раз не нравятся высокие женщины на высоких каблуках.
– Нет, не устал. Просто речь зашла о Волфе. В книге он совсем другой, и они с Лешером друзья, хотя мне сложно это представить…
– Мне тоже, мой дражайший друг, и его дочь…
Я отмахнулся.
– Давай не будем о ней сейчас. И так тошно… Не знаю, зачем вообще мне это всё? Только время теряем. Пойдём уже скорее покончим с этой чепухой. Скоро я окончательно потеряю терпение.
– Простая чепуха не задела бы тебя так сильно, мой любимый муж, мой лунный свет в непроглядной тьме.
– Я не понимаю, Инга, кто вообще мог так написать про них – про самых важных людей в моей жизни? – Я говорил быстро и сбивчиво. – И зачем это нужно автору?.. Уверен, Берфон потому и считает, что книга про меня, и в этом есть смысл. С одной стороны, я не могу перестать слушать: они будто оживают в моём воображении, и часть меня успокаиваться, как блаженный ребёнок, припавший к груди матери… Я теряюсь в этом чувстве, забывая о логике и здравом смысле. Я путаюсь и теряю нить реальности, меня это раздражает!.. Всё, чего я хочу – разрешить скандал с Содиеном, но… Конечно, про него бы я даже читать не стал, если ты меня понимаешь…
– Понимаю. Может, тебе пока не стоит искать смысла? Мы слишком мало знаем. Послушай своё сердце.
Я подошёл к жене и обнял её, поглаживая по струящимся каштановым волосам, мягким, как пух, приятным на ощупь. На свете не так много вещей, которые мне нравятся, а трогать её волосы мне приятно.
– Моё сердце – это кусок мышц, качающий кровь, лишь бы я не подох.
– Поэтому оно так бьётся, когда ты прижимаешь меня к себе?.. Жаждет жизни?
Улыбка сама собой поползла по моим губам.
– Хитрая… Пойдём к министрам. Ты видела краем глаза, что в следующем отрывке? Про кого он?
Инга внимательно заглянула в мои глаза, иногда я пугался этого взгляда, мне чудилось, она проникает в мои мысли, банально «видит меня насквозь». Не сомневаюсь, так было и сейчас.
