– Это не обсуждается, – резко оборвал его Руслан.
– Вас, скорее всего, заставят отправить его в социальный приют по решению суда.
– Посмотрим, – Руслан стиснул губы и замолчал.
Медик ответ глаза, подключился к медботу, в котором лежал Леон, стал смотреть. Брови его сошлись к переносице, под глазами обозначились тени, а около рта легли складки.
– Он сможет ходить? – спросил Руслан.
– Не могу сейчас дать никаких гарантий. И даже прогнозов…
– Ясно, – Руслан заставил себя прекратить расспросы, увидев, что шаттл припарковался в госпитале.
Медбот сразу увезли куда-то, и Руслан, потоптавшись у входа, побрел на улицу. Ему скинули цены, сроки, риски, план лечения и реабилитации, много чего еще, но он был не в состоянии сейчас вникать во все это.
В сквере перед госпиталем прогуливались люди. Кто-то из пациентов тихо жаловался в сетевик на скуку и просился домой. Румяный толстячок, сияющий румянцем и вообще пышущий здоровьем, придерживая медика за рукав, настойчиво просил разрешения остаться в стационаре еще на несколько дней. Пожилой мужчина с угрюмым лицом молча шел по дорожке, похрустывающей гранитной крошкой, сцепив руки за спиной, и не обращая внимания на красивую неприятную даму, говорящую неразборчивое высоким страдальческим голосом, быстро семенящую за ним. Женщина с сетками-фиксаторами на ногах кормила белок попкорном. Белки были толстенькие, лоснящиеся…
Люди обходили Руслана справа и слева, а он стоял столбом посреди выстриженной зелени и дорожек, и не знал, что делать. Домой надо идти, подумал он.
Вызвал такси, пока ждал, сел на скамейку, развернул на линзах виртуальный экран сетевика и попытался усвоить то, что ему скинули из госпиталя. Через несколько минут тоскливо вздохнул и закрыл все к чертовой матери. Главное – Лева жив и жить будет. Остальное неважно.
Через три месяца Леон смог не только садиться в кровати, но и ходить с поддержкой. По его лицу иногда пробегала легкая судорога, брови чуть сдвигались и губы сжимались в гримасу, когда он смотрел на Руслана, но выражение глаз все равно было незрячим. Руслан быстро отводил взгляд, но возвращался к лицу сына снова и снова. Что-то все-таки изменилось…Или нет? Возможно, невольные гримасы – это отражение боли в спине и затылке, думал Руслан. Регенерация идет поразительно быстро, но все-таки травмы были очень серьезными. Или он реагирует на меня, на мой голос? Но Леон по-прежнему не отзывался на свое имя и часто ныл через нос, не разжимая рта.
Строго по субботам выздоравливающего Леона навещала Регина, несколько раз прихватив с собой Патишу. Руслан заранее уходил из дома в эти дни. Ему очень хотелось увидеть их обеих вживую, поговорить о какой-нибудь ерунде. О здоровье, работе, погоде, неважно, главное – услышать их голоса, уловить запах духов, увидеть глаза. Почувствовать хоть ненадолго – как все было раньше, до их ухода. Но он понимал, что не стоит этого делать. Вызывал няню Марту, оставлял на столе в гостиной какую-нибудь игрушку для Патиши и уходил бродить по городку.
Иногда шел в «Красный квартал» и механически, частенько безрезультатно, развлекался с какой-нибудь секс-куклой. Он выбирал кукол с любой внешностью, лишь бы они не напоминали ему Регину. Но чаще заваливался в дорогой бар с живым обслуживанием, опрокидывал в себя залпом пару стаканов чего-нибудь крепкого, а потом шел вперед, отключив навигатор, тупо переставляя тяжелые ноги. После сорокаградусного пойла у него стучало в висках, во рту был гадкий привкус и хотелось его чем-нибудь перебить. Тогда Руслан заруливал в Чайна-таун и надувался там крепким зеленым чаем. Потел, часто смотрел на часы, дурея от запахов специй, настырных головиз рекламы, лезущих, казалось, даже из жерла унитаза, и кошачьих звуков чужой речи.
Получив от Марты сообщение, что гости ушли, Руслан плелся домой вымотанный, будто после марафона на солнцепеке, и, наскоро приняв душ, заваливался спать под гипно-толк в берушах…
Сентябрь в этом году выдался прозрачный и легкий, все было как золото в хрустале. Руслан с удовольствием стал выводить сына на прогулки в парки. Они молча шли куда глаза глядят, шурша сухими листьями, засыпавшими газоны и дорожки. Потом возвращались домой, так же молча переодевались в домашнее, неторопливо ели, и все было как обычно. Только теперь Леон часто шарил около себя рукой, словно проверял – есть ли рядом кто-то, кто сможет его удержать в случае надобности. Но, схватив ладонь Руслана, он по-прежнему плыл в каких-то своих внутренних сумерках, как глубинная рыба в подводной пещере.
Медик, с которым Руслан ехал в госпиталь после той злополучной экскурсии, ошибся: судья-искин не только не отправил мальчика в соцприют, но еще и заставил владельцев парка оплатить лечение пострадавшего и вынужденный трехмесячный отпуск Руслана. И еще приказал усилить ограждение и убрать с площадки зонты, а туристам выдавать одноразовые накидки, защищающие от ветра, солнца и дождя.
Потом была зима.
4
Вчерашняя метель ушла, завалив дом и окрестности ослепительным белым снегом. На стенах комнат и на мебели неподвижно сидели солнечные зайчики. По доскам веранды скакала черная хохлатая рака – некрупная всеядная птица, привыкшая к людям. Она возила серыми когтистыми лапами по свежему снегу. Леон прижался лбом к стеклу и смотрел на звездчатые следы ее лап.
– Лева, пойдем есть, – Руслан легонько взял сына за локоть.
– Мммм…– Леон высвободил руку и стукнул ладонью в стекло.
– Это птица. Она хочет есть, ищет еду. Нам тоже надо поесть, пойдем в кухню.
– Цца…сссь…– сказал Леон и обернулся.
Руслан оторопел. Обычно безвольно приоткрытые губы сына сейчас сложились в неловкое подобие улыбки, а глаза его смотрели требовательно, остро. Леон никогда не смотрел так раньше. Смотрит, подумал Руслан, и видит меня!
Метнувшись в кухню, он взял из холодильника белковый брикет в органической упаковке, из шкафчика – горсть очищенного миндаля, и быстро вернулся в комнату сына. Леон все еще стоял у стеклянной двери, прижавшись к ней лбом.
Он смотрит на птицу уже минуту, отметил про себя Руслан. Мягко отстранив сына, он открыл дверь на веранду, сорвал упаковку и кинул белковый брикет птице. Рака подскочила к угощению, лапой прижала его к доске и стала быстро клевать. От брикета полетели в стороны крошки. Птица жадно зыркала на них, не отрываясь от большого куска.
– Сссть! – сказал Леон и пошлепал ладонью по стеклу.
– Ест, – машинально поправил Руслан, глядя на сына и не веря своим глазам. – На, кинь ей орешки.
Лева посмотрел на протянутую к нему ладонь Руслана, сгреб орехи и неловко кинул их на доски. Орехи упали в снег веером, и рака, бросив остатки белкового брикета, начала скакать, суетливо совать клюв в снег и глотать орехи. Дергая головой, она закрывала глаза, как это делает человек, чувствуя наслаждение.
– Это птица рака, – сказал Руслан медленно и громко, как глухому. – Есть и другие птицы. Много. Разные. Хочешь, пойдем в парк, посмотрим других птиц?
– Па-ахк… – отозвался Лева. Под ногами его таял снег, вывалившийся из-под двери.
– Мы тоже пойдем есть. Потом пойдем в парк, да?.. Надень тапки, – сказал Руслан, и с изумлением увидел, как сын подошел к тапкам и старательно засунул в них ступни.
– Тап.. Ки, – Леон потопал ногами и пошел в кухню.
Он понимает. И говорит!
Включив пол на режим влажной уборки, чтобы затереть лужицу, Руслан закрыл дверь на веранду и пошел вслед за сыном.
В кухне Лева уже сидел за столом и крутил в руках солонку и перечницу. Соль и перец сыпались на стол. Руслан смахнул салфеткой со стола просыпанное, взял тарелку, наложил в нее кашу и поставил перед сыном. Ложка уже лежала на столе, Руслан обычно с вечера ставил приборы для завтрака на стол.
