Год назад он купил билеты в горный зоопарк, оснащенный примитивной канатной дорогой. Люди, сидя в легких бесшумных кабинах, медленно ползущих сначала в гору, а после остановки-пикника на плато, с горы вниз. Все глазели по сторонам, возились, переговаривались. Лева сидел рядом с отцом спокойно, глядя в прозрачный пол. Появление семейства больших летучих ящериц с крыльями-перепонками между лап, вызвавшее вопли восторга у остальной детворы, оставило Леву равнодушным. Ни горные козлы, легко взбирающиеся на отвесные меловые скалы, ни огромный короткомордый медведь, ни радужные рыбы-стеклянки, синхронно выпрыгивающие из пены горной реки, ничего не цепляло его глаз. Руслан, первые минуты жадно следивший за выражением лица сына, вздохнул и отвернулся. Дети гомонили, бегали по кабине, но пространство вокруг Руслана с Леоном было как очерчено невидимым мелом: к ним не приближались.

Через полчаса подъем закончился, и толпа двинула на обзорную площадку, утыканную разноцветными зонтами, под которыми стояли небольшие вендикафе: кофе-чай-пиво, кесадильяс, пончики и гёдза, леденцы на палочках, значки с эмблемой парка – бери, что хочешь. Все синтетическое, а потому дешевое.

Вид с горы открывался роскошный: океан, сливающийся с горизонтом, с одной стороны, зеленые склоны гор с оползневыми проплешинами – с другой. Рядом с отдыхающими останавливались дроны-гиды и, настроившись на видеолинзы зевак, рассказывали о повадках животных, попавших в поле зрения людей, о местных легендах, о полезных ископаемых. Было скучно, и Руслан пожалел, что приехал сюда, но эта экскурсия была одной из самых дешевых и безопасных.

Проголодавшись, они отошли к свободному столику под зонтом. На площадке оказалось ветрено и заметно холоднее, чем внизу, и Руслан натянул на себя и на сына куртки. На себя он надел куртку лимонного цвета, а на Леона – малиновую с катафотами. Он специально выбрал такие цвета, чтобы легко можно было найти друг друга в толпе. Впрочем, на огороженной со всех сторон высоким ограждением из стеклопласта площадке теряться было негде, и Руслан расслабился. Усадив Леву на скамейку и строго приказав ему сидеть на месте, он потолкался у всех кафешек по очереди, набрал в две тарелки всякой всячины и, обернувшись, наконец, к столику, за которым должен был сидеть Лева, встревожился: сына там не было. Руслан поставил тарелки на стол, встал ногами на скамейку и стал смотреть поверх голов, выглядывая в толпе малиновую куртку. Подключившись к линзам сына, он увидел, что Лева смотрит на горы. Царапнула странность: почему рядом с ним нет людей, если кругом толпа? Руслан крикнул: «Лева!», но изображение видеолинзы сына не шевельнулось. Леон не реагировал на свое имя.

Спрыгнув со скамейки, Руслан решил обойти площадку и вернуться к столику, сужая круги по спирали. Сначала он шел медленно, крутя головой, потом ускорил шаг. Люди перебегали с места на место, чтобы лучше видеть то, что Руслана сейчас вообще не интересовало. Кто-то полез на скамеечки, чтобы сделать удачные кадры. Люди ели, болтали, перебирали значки и шарики. Двое мальчишек дрались и рыдали, вырывая друг у друга из рук гелиевый шарик, мать пыталась их разнять. Кто-то отдавил Руслану ногу, он извинился, не оглянувшись, перешел почти на бег. Почему рядом с Левой нет людей, где он? И еще что-то неправильное было в трансляции с видеолинз сына, что именно – Руслан не мог понять впопыхах.

Какой-то пацан лет десяти, стоящий на стуле, вытянув шею, громко закричал:

– Мама! Он упадет! Упадет сейчас!

Оглянувшись на мальчишку, Руслан невольно посмотрел в ту сторону, куда показывала измазанная шоколадом рука пацана, и похолодел: на краю обрыва, за ограждением, через которое нормальный человек не смог бы перелезть без лестницы, ветер трепал ядовито-малиновую ткань на спине худощавой фигурки.

– Лева…– у Руслана мгновенно высохли губы, и он рванул с места, как укушенный.

Он боялся кричать. Только сейчас ему стало понятно, что именно было не так в картинке на линзах сына: перед Леоном не было стены ограждения! Расталкивая людей, отлетающих от него, как кегли, не слыша недоуменной ругани за спиной, Руслан яростно продирался к краю огороженной площадки.

– Лева! – позвал он, наконец, как можно спокойнее, с ужасом вглядываясь в фигуру сына, наклонившуюся над обрывом.

Как он перелез? Что такого увидел на камнях внизу, там же нет ничего, линзы передавали изображение пустых склонов! Руслана трясло. Он старался не выпускать из виду малиновое пятно и одновременно искал выход за ограду. Выхода не было. Как же он, мать вашу, оказался там?!

Глаза уткнулись в выдранный из бетонного покрытия тент-зонт. Слегка погнутая стойка сложенного зонта была прислонена к ограде под крутым углом, тяжеленное кубическое основание ребром упиралось в площадку. Рядом стояло несколько человек, негромко переговариваясь и глазея на Леву. Ветер дергал ткань зонта, верхняя часть стойки с тихим скрежетом медленно ползла вбок и вниз по ограде. Руслан метнулся к импровизированному пандусу, запрыгнул на стойку зонта, щелкнувшую под его ногами, но не сломавшуюся, вцепился пальцами в край ограждения, рывком перескочил через препятствие и, упав за оградой, покатился по камням, не успев сгруппироваться. Руслан не чувствовал боли в ободранных ладонях. Успеть! С четверенек он стартанул вперед, как олимпиец, только мелкие камешки с шорохом взлетели из-под его кроссовок…

Он не успел.

Леон, вместо того чтобы сделать шаг назад, на площадку, развернулся на месте, нелепо взмахнув руками, и пропал из виду. Оказавшись на краю обрыва, Руслан лег животом на камни, придушенным басом отчаянно гаркнул «Лева!», свесил голову вниз, шаря руками вокруг себя. Далеко внизу, метрах в пятнадцати, на одном из косых каменных ребер, выпирающих из отвесной стены, лежало тело сына. Безвольно свесившиеся вниз руки, неестественно вывернутая нога, острое ребро глыбы под спиной Леона и черное пятно, расползшееся под его лопатками, говорили, что – всё…

Руслан вызвал SOS на линзы, пытался отвечать назойливым голосам, не отрывая глаз от переломанной неподвижной фигурки внизу, облитой полощущейся на холодном ветру малиновой тканью. Солнце слепило глаза, ветер выбивал нечаянные слезы, и Руслан смаргивал их, шипел «Быстрей, б…! Быстрей!» и не отрывал взгляда от сына, хотя вызов уже был принят в работу.

Спасатели подняли Леона через десять минут. Каким-то чудом парень был еще жив. Он мучительно, с долгими перерывами делал булькающие вдохи и выдохи, один глаз у него вылез из глазницы и был повернут радужкой к носу. «Лева…Левушка…Левка…» – ничего, кроме этого, Руслан говорить не мог, да и не говорил, а только шевелил губами. Он бежал к спасательному шаттлу, хватаясь за поручень каталки, на которой лежал сын, и пачкал его кровью, сочащейся из ладони. Кто-то отдирал от поручня и отталкивал его окровавленную руку, кто-то тащил его за шиворот в кабину шаттла, а он упорно лез в грузовое отделение, куда поставили каталку. Кто-то о чем-то спрашивал его, он слышал слова, но не понимал их смысл.

Когда каталку задвинули в медбот и закрыли его, а Руслана оттащили от багажника и силком усадили в пассажирское кресло в кабине шаттла, время пошло с нормальной скоростью.

– …в медицинской коме сейчас, но, сами понимаете…

Руслан молча кивнул. Шею у него свело, и он стал мять ее непослушными пальцами. Рядом с ним сидел сопровождающий медик и сочувственно задирал на лоб рыжие брови. Сочувствие получалось несколько наигранным.

– Простите, – хрипло сказал Руслан, – я не расслышал. Если нужно мое согласие, я согласен. Делайте все, что считаете нужным…У него есть шанс?

– Шанс есть, пока человек жив. Но у вас страховка ограниченная. Скорее всего, восстановление таких повреждений в нее не входит. Кроме регенерации костей ноги, ребер, легкого и селезенки, еще нужна будет полная замена трех позвонков и свода черепа. В копеечку влетит, извините.

– Я займу у кого-нибудь. Кредит возьму.

– Послушайте…Почему вы не передали мальчика на постоянное проживание в социальный…