Она оказалась разумной и ласковой. Посидев с полчаса, я, чтобы не надоедать хозяевам, поблагодарил за гостеприимство и ушел в соседнюю комнату спать. Хотя очень хотелось остаться.

Утром, когда проснулся, Вырин был уже в мастерской. Оказывается, ночью невдалеке случилась авария, столкнулись две дорогущие иномарки. Семен их притащил и доводил до состояния, пригодного к езде.

Хозяева отделались ушибами, матерились друг на друга и просили Вырина поскорее сделать так, чтобы можно было уехать в город.

Всем было не до меня, и я отправился в кафе перекусить перед отъездом. Там хозяйничала Танечка. Она узнала меня, поздоровалась, спросила, как спалось. Я ответил, поблагодарил, попросил чаю с бутербродами.

– А хотите чаю с травами, я их сама с папой собирала и сушила. Он меня научил. У нас есть чабрец, душица, а мелиссу мы за домом вырастили, – предложила она.

Я согласился.

Посетителей не было, и после завтрака мы с ней поболтали. Я пригласил их с отцом погостить ко мне в Москву. Оставил адрес. Сказал, чтобы непременно приезжали.

За окном провыла, набирая скорость, сначала одна, а через полчаса и вторая починенная иномарка. Чуть позже зашел Вырин. Похвастался, что за три часа заработал двести долларов. Я еще раз поблагодарил его. Попрощался и уехал.

Следующий раз я оказался в тех местах года через четыре. Я вспомнил про Вырина, про его красивую дочку и решил заехать в «25 часов».

Вывеска над кафе висела та же. Только буквы потускнели под степным солнцем, осенними дождями да зимними ветрами. Я вошел в кафе. Пахнуло протухшей половой тряпкой и почти забытой общепитовской столовской вонью. У кассы сидела толстая баба, повязанная сероватой косынкой, и лениво отгоняла мух.

Я спросил про Вырина.

– Да он на кладбище, – лениво ответила она и, наверное увидав мое побледневшее лицо, спохватилась и объяснила: – Моему старику оградку приваривает. Скоро придет.

– А Танюша? – спросил я, приходя в себя от ее ответа.

Она оживилась и начала рассказывать с удовольствием, с каким женщины ее склада пересказывают латиноамериканские сериалы.

Года полтора назад случилась неподалеку авария. Местный шофер по пьянке заснул за рулем и врезался в «мерседес». А в нем был иностранец. В общем, притащили машину сюда, мол, выручай Семен. Иностранец стонет, лопочет по-своему. Никто понять не может. А Танюшка с ним заговорила по-французски, и он обалдел. Во-первых, Танюшка – красавица, во-вторых, на его родном языке в этой глуши говорит.

Поехала она с ним в райбольницу. Сделали рентген. Оказалось, перелом ноги без смещения. Ногу в гипс. Его в палату. А он как увидел наш контингент больничный и обслугу, в скандал. Не останусь у вас. В общем, договорились, что пару дней побудет он в номере в «25 часах». Танюша около него переводчицей, а врач приезжать осматривать станет и все, что положено, делать будет. За это время Семен Вырин машину приведет в божеский вид, а потом отвезут его в Москву на долечивание.

Оказался иностранец бельгийцем. Богатым. Сынком миллионера. Приехал открывать филиал своей фирмы.

На следующий день прикатил из Москвы хирург-профессор, устроил с нашим врачом совет, снимки рентгеновские разглядывали, обсуждали и решили, что будет Анри здесь, покуда нога полностью не срастется.

Анри и Танюша сдружились. Он ей про свою бельгийскую жизнь, про Францию рассказывал, она его русскому подучивала.

Через месяц наш врач осмотрел ногу и сообщил, что еще месяц надо ее разрабатывать именно здесь, подольше ходить и никуда уезжать нельзя. Начали Танюша с Анри долгие прогулки совершать, по полям, в лес ходить за ягодами, на речку рыбу ловить.

В общем, пробыл бельгиец тут до осени. А осенью уехал Семен в областной центр за продуктами, а дочка с бельгийцем – в «мерседес» и в Москву. Там поженились – и в Бельгию.

– Вот так-то вот, – закончила баба.

В кафе вошел Вырин. Внешне он сдал. Был небрит, угрюм.

– Ну, как, Семен Самсоныч, получилось? – залебезила баба. – А вас тут дожидаются.

Вырин поглядел на меня. Не признал. Пришлось напомнить. Вспомнил. Ухмыльнулся и равнодушно произнес:

– Здравствуйте. Какими путями в наши края?

– Да вот, опять по редакционным делам. Заехал вас повидать. Да, видно, не вовремя.

– У нас вся жизнь не вовремя.

Я предложил отметить встречу, он также равнодушно согласился. Пошли в его комнату. Баба принесла закуску. Я купил вина. Водки в кафе не оказалось.

Вырин долго молчал, но постепенно разговорился.

– А Танюшка замуж вышла. За иностранца. Он у нее богатый. Из старого бельгийского рода.

– Да мне уже рассказали, как он тут ногу в аварии сломал.

Вырин выпил еще стакан.

– Ломал не ломал. Какая теперь разница? Он врачу нашему сунул в лапу, чтобы тот меня уговорил его здесь поселить. Ну я, дурень, и поселил. И машину его починил. А он за Танюшкой начал ухаживать. Все лето тут прожил. А в сентябре уехал я в город, приезжаю, а на столе записка.

Вырин встал, открыл ящик письменного стола, купленного когда-то для Танюшки. Там в большом пустом пространстве, когда-то заполненном учебниками, теперь лежала тетрадка да тоненькая книжка. А. С. Пушкин, «Станционный смотритель» – прочитал я на обложке. Вырин усмехнулся, задвинул ее подальше, достал листок и протянул мне. На листке из школьной тетради я прочитал:

«Папочка, прости меня. Я тебя люблю больше всех на свете, но и Анри люблю. Я боялась, что ты меня не отпустишь, поэтому и не сказала тебе. Прости.

Всегда твоя Татьяна».

– Я было кинулся догонять. Да куда ехать? Где в Москве искать? Промучился как в бреду три дня, а потом Танюшка из Москвы позвонила: «Папочка, поздравь меня, я вышла замуж. Свадьба была в бельгийском посольстве. Завтра улетаем с Анри в Брюссель. Оттуда напишу». – Написала?

– И писала, и звонила. А в прошлом году я туда к ним ездил. Визу оформили, с доставкой сюда, билеты купили. Там встретили. Они сейчас в Париже живут. Танюшка в Сорбонне учится. Просила остаться. Ее муж предлагал квартиру мне снять. Да кому я там нужен? Языка не знаю. Назад сюда вернулся. Танюшка через два года учебу окончит и они переедут в Москву. В свой филиал. Тогда, говорит, уж точно в Москву заберу, не отвертишься. А я думаю, зачем я ей? Тут у меня работа. Всем я нужен. А там приживалка. Я так не привык. Мы просидели до утра. Прощаясь, я, как в прошлый раз, пригласил Вырина при случае, когда будет в Москве, заехать ко мне. Оставил визитку. Наговорил всяких слов про то, что все образуется. Обнялись. Он обещал заехать. Так и расстались.

А еще через год в слякотный зимний воскресный вечер позвонил телефон:

– Здравствуйте, я Татьяна Вырина. Папа умер. Можно, я к вам сейчас приеду?

Через полчаса мы сидели на моей кухне. Татьяна стала не просто красивой, молодой женщиной. Модные парижские одежды. Льняные волосы, голубые глаза. Я таких красавиц видел только на обложках журналов. И то редко.

Татьяна достала из пакета французский коньяк, дорогие консервы. Еще какую-то еду.

– Давайте помянем папу. У меня в Москве, кроме вас, никого знакомых русских нет.

Помянули. Покурили.

– Как это случилось, Танечка?

– Как все у нас, по-дурацки. Пригнали ему в гараж поломанную машину. Что-то в ней замкнуло. Загорелось. Он начал тушить. Ему кричали, чтобы уходил, а он уперся, думал, потушит. Взорвался бензобак. И все. В секунду папы не стало. Сегодня девять дней.

Я его просила, умоляла. Папочка, останься с нами. Живи в Париже. Не захотел.

Татьяна заревела. Потекла по щекам французская тушь. Танюша ладонями вытирала слезы, хлюпала носом.

– Кроме него, у меня никого родных не было. Он мне и мамой, и папой был. Он меня маленькую, когда заболею, и медом растирал, и отварами поил, чтобы не кашляла, и траву лечебную сам собирал и сушил. – Татьяна захлебывалась в истерике. – Он мне был самым близким. Я ему даже про детские свои любови рассказывала. А тут уехала. Побоялась, что не отпустит. И потеряла.