And spoke in solemn accents breathed with good.

“Fear not — I am the Mother of the Fays:

One gift of mine is better than their best:

Take thou this only — pine not for the rest —

’Tis more than Wealth, or Power, or length of Days”.

And in her hand an adamant corslet shone —

“Wear this — upon the outer face shall be

The hearts of others shadow’d unto thee”,

She cried — “upon the innermost thine own”.

Фредерик Теннисон (1807–1898)

Родник

В прозрачном воздухе поёт

чистейший из ключей,

речным богам наряды вьёт

из солнечных лучей.

Единство чувства ясность форм даёт

и в блеске бурь, и в радостном раю.

Моей бы речи — магию твою,

чтоб воздух пел, как над тобой поёт!

Родник, как странен он и скор —

Напев, что даришь ты.

Сияньем искр ласкает взор

Причудливость мечты.

И сколько мне не выпало бы лет —

Я видеть серебристость рос готов,

В гармониях созвучий и цветов,

Что ветру— непоседе мчатся вслед.

Игры фантазий не тая,

узоры песня льёт.

Как мелодична речь твоя

День целый напролёт!

И юность безмятежная сплела

надежды и утраты, смех и плач,

Как беззаботно сердце мчится вскачь,

и буря вдаль мечту не унесла!

Придет пора — и мысль, и речь

Мороз скуёт, жесток.

В творенье боль утрат облечь

Тебе настанет срок.

У старости есть сердце — но оно

застыло, и суров холодный взгляд,

И стрелы солнца больше не летят

Улыбке плач сменить не суждено.

Перевод И. Поляковой-Севостьяновой

Утро солнцестояния

Рассвет. Солнцестоянье. И густой

Свет Океана на Восход катился,

Снег на вершинах ярко засветился,

Цветы в долинах — скрыты темнотой.

Благословенный час! Тишь не спеша

Вползала, ароматами согрета,

В окно, где мать, вдыхая запах Лета,

Дремала, обнимая малыша.

Склонился золотой цветок устало,

И колокольчик с розой, и вьюнок…

Её мечта, пока уснул сынок,

Невиданною роскошью блистала.

Из сумрачных цветов, лишь День возник,

сбежались феи в комнатку над садом,

И музыка легко звучала рядом,

Блаженством наполняя каждый миг.

Одни — бессмертье Утра сберегли,

И, в детский сон влетая друг за другом,

Веселье, что даруется лишь Югом,

Любовь, надежду, радость принесли.

А те, в зелёном, с Севера привет

Охотничьим рожком провозгласили.

Дары подносят — мужество и силы,

И горные цветы, и жизни цвет.

Те — словно Гномы, скрыты темнотой

В алмазных копях Индии на страже, —

Каменьев пламя поднесли, и даже

Всемирной власти скипетр золотой.

Душе — усладу, святости — слезам,

Кровь воина, что чист и храбр до гроба,

Хмель наслажденья, и мечту, и чтобы

Боль усыпить — забвения бальзам.

И Мудреца почившего завет,

И речь богов — язык Олимпа гордый,

В страданьях — сильный, а в советах — твёрдый.

И песен Аполлона вечный свет.

И вдруг… Возникла в комнате — Она.

Как мать, ладонью детский лоб накрыла,

Торжественно и властно говорила, —

Но добротою речь была полна.

— Не бойтесь. Мать всем феям я. И нет

прекрасней дара моего. Поверьте —

Сосна нужна для жизни — не для смерти,

Важней Богатства, Власти, долгих Лет.

И панцирь засверкал в руках её.

— Носи, дитя! Дорогою любою

Пусть все сердца стремятся за тобою —

Но должен сердце ты сковать своё.

Перевод И. Поляковой-Севостьяновой

Edward FitzGerald (1809–1883)

Old Song

‘Tis a dull sight

To see the year dying,

When winter winds

Set the yellow wood sighing:

Sighing, O sighing!