– В десятом классе мы с другом Женей Михейкиным написали в стенгазету статью «Школа на распутье» о недостатках школьной жизни, – рассказывает Юрий Васильевич. – Шёл 1978 год, и критика была не в почёте. Газета провисела полдня, а затем исчезла в недрах директорского кабинета. Но наказания не последовало, просто нам сказали, что выпуск неудачный.

Главной опорой в его жизни была мама Анна Федотовна. Она почти сорок лет преподавала математику в школе № 1164 на улице Писцовой. Часто рассказывала о войне, о юности в оккупированной калужской деревне, о том, как её повезли на работу в Германию, а по дороге состав разбомбили…

Мама была верующей, Юрий с детства ходил с ней в церковь. В старости она болела, не могла встать, сын заботливо ухаживал. Когда она умерла, написал стихи, в которых есть строчка: «Вздох весеннего тепла в тихий свет перетекает…»

И в заключение еще несколько слов о форме подачи стихотворений в книге «Судьба со словарём». Книга продумана, выверена до мелочей. Тем более, мелочей – ни в жизни, ни в искусстве – как известно, не бывает. Всё у Артёма имеет своё значение, всё раскрывает замысел книги. Вот – подзаголовки: «Свеча», «Семисвечник». Казалось бы, зачем они? Принцип расположения стихов – алфавитный. Книга – как словарь.

Впрочем, внимательному читателю нетрудно будет заметить, что иногда – достаточно редко, – но алфавитный порядок расположения стихов нарушается. Это тоже неслучайно, лёгкое изменение общего порядка необходимо поэту для раскрытия опять же художественной идеи. Так происходит, например, когда после семисвечника «Богословие» следует «Безмолвие».

Но вернемся к подзаголовкам. Не уводят ли они от главного? Судьба-то – со словарём.

Но нет, оказывается, они не лишние. Напротив – подзаголовки раскрывают другую, не менее, а может быть, и более значительную идею книги: стихи – светские молитвы, поэтическая книга – богослужение.

Михаил Устюгов, журналист, главный редактор газеты «Крестовский

мост», ведущий рубрики «Разговор без суеты» в газете «Север столицы».

2017–2019

Артём Янтарёв (Юрий Краснощеков) занимается литературой давно, написал несколько поэтических книг: «Пони», «Я подарю тебе черёмуховый дождь», «Чаша», «Большие Дворы».

Он предстает перед читателем как человек, внимательно следящий за всеми поворотами своей жизни и фиксирующий их в слове. Мы встречаем в его текстах любовь и печаль, радость и тревогу.

Янтарёв может говорить о возвышенном, а может погрузиться в дебри повседневности. Например, написать стихи о готовке супа. В них он приближается каким-то боком к конкретизму (возможно, не подозревая о его существовании).

Автор в меру наивен, в меру архаичен. Он живет в счастливом мире, где существуют читатели поэзии. И обращается к ним, как к старым друзьям, со своими раздумьями и наблюдениями.

Лично мне показались более интересными те его тексты, в которых он все-таки о них забывает, и ищет современное слово, цвет времени.

Борис Колымагин, поэт

2019

Артём Янтарёв (Юрий Краснощеков) – личность многогранная и самобытная. У него богатый жизненный опыт, разнообразные творческие интересы и пристрастия. И пишет он всю сознательную жизнь. Журналистика, очерки, эссе, рассказы, стихи и поэмы, роман – многое создано за четыре десятка лет. Перед нами одарённый, талантливый современный поэт. Вот стихотворение «Поэзия»:

Используя приём перечисления, автор демонстрирует стихотворческую игру смыслов и образов, совместимого и случайного, ясного и скрытого. Что предлагает нам Краснощеков – мозаику? инкрустацию? игру в словесные пазлы? осколки детского калейдоскопа? а может, фрагменты стекла драгоценного витража? Или как алхимик колдует над рецептом того, что есть поэзия? Какая разница! Автор являет поэтическую искусность. И перл самоидентификации. Вчитаемся, ибо поэтическое обладает магией. И требует послевкусия. Вдумчивого.

Ещё раз, медленно: ореховая конфета, дамский каприз, карета, адажио из балета, лего, календула, пледа мягкость…. Череда понятного. В обрамлении замысловатых и ясных для автора «фигур речи»: – геометрия ветра… алеаторика трёпа, в ковре травяного тропа ниточка нужного звука, апекс движения трюка… Здесь же загадочный экслибрис „А“ – точка – „Д“ – точка (при чтении «АД»). А ещё: жаба серая обыкновенная, названная на латыни «буфо-буфо». И современник Пушкина, французский поэт-романтик Альфред де Виньи. (Что мы знаем о нём? Чем не символ забвения!) Про трюфель и пятачок свиньи, его извлекающий, каждый волен порассуждать на свой лад.

Читающий вовлечен в игру, почище детского конструктора «лего». Нас подхватил хорошо знакомый поток: желание выплеснуть на чистоту бумажного пространства сиюминутное откровение. Вобрать и отразить в слове ту частицу бытия, что примагничена и прочувствована. Освоена. Выдохнута. Остановлена. Запечатлена. (Или в другую игру – разобраться в прочитанном).

Это свойство поэзии отметил Андрей Вознесенский:

Музыковеды считают внезапность рождения мелодии и её нотной записи композитором явлением искусства, у которого есть определенное название в арсенале музыкальных терминов: алеаторика (от латинского alea – «случайность», «игральная кость»). Выходит, что для Юрия Краснощекова случайность поэтической игры выражена в музыковедческом термине «алеаторика». Стоп.

В перечислительном ряду стихотворения «Поэзия» слово с латинским корнем стоит в паре: «алеаторика трёпа». Ну, а трепотня, пустая болтовня (а то и враньё), никчемный разговор или в просторечии «трёп» – как они сочетаются с возвышенным, с искусством? Была бы к автору благосклонна муза поэзии Эвтерпа, слушая про фактуру фетра, апекс движения трюка, алеаторику трёпа?

Прочтём ответ у музы русской поэзии Анны Ахматовой: