А коли бы и всплыло, то всё равно женская природа помогла бы ей с этим управиться. Но произойти такое могло лишь в случае, когда бы муж сумел возместить ей нехватку душевного тепла, возможно, копившуюся детства…
7
Несомненно, Брюсов обладал немалой харизмой. Воздействие его было незаметным и часто принималось окружающими добровольно – некоторые даже не сознавали, когда оказывались в зоне магнетического влияния поэта и мыслителя.
Прозаик и публицист Владимир Станюкович учился с Брюсовым в гимназии. «Не помню, был ли он со мною в первом классе. Только теперь его худая, сутулая фигурка в серой, мешком сидящей блузе и в серых штанах, возникла передо мною, и мы быстро сдружились».
Несколько слов о самом Станюковиче. Это не тот, с детства знакомый нам, автор морских рассказов, а просто его однофамилец. Но тоже очень даровитый писатель.
Главный его труд – документальная книга о русско-японской войне 1905 года. Владимир Константинович назвал её скромно: «Пережитое. Воспоминания зрителя войны». Однако «зрителем» на той войне он вовсе не был. Честно исполняя свой долг, служил начальником госпиталя в Манчжурии. И со столь правдивой откровенностью описал всё увиденное, что царская цензура наложила на книгу арест, предъявив ему обвинение в «дерзостном неуважении к верховной власти».
И этот прямой, сильный по натуре человек, будучи еще десятилетним гимназистом, послушно втягивается в орбиту магнетической личности тогдашнего ровесника своего Брюсова.
«Как-то зашла речь о мироздании, и он последовательно, в течение нескольких дней рассказывал мне теории Канта – Лапласа и Дарвина… Мне, воспитанному матерью в духе правовернейшего православия; мне, чувствовавшему надо всем миром и над собой простертую длань «вседержителя»; мне – такому одинокому, забытому, ищущему опоры, мне – признать, что нет бога?! Я спорил, я защищал своего бога от этих холодных выкладок науки, но логика этого черноглазого скуластого мальчика была сокрушительно сильна. Он горячился, – быть может, и в его детской душе жил ужас, что нет огромного теплого бога. Тише и нерешительней были мои возражения…
И вот свершилось! Скатилась великолепная порфира; рухнул гигант, рассыпался пеплом».
Вы понимаете, что произошло?! «Рассыпался пеплом гигант»! Причем, на долгие-долгие годы – ведь Станюкович потом примет большевистскую идеологию и останется верен ей до конца…
Что касается самого Брюсова – он в дальнейшем в полной мере поплатится за воинственный атеизм.
Но согласитесь со мной – одного этого свидетельства достаточно, чтобы представить, с каким человеческим материалом, с каким явлением столкнулась молодая неискушенная женщина. Почему она столь глубоко и серьёзно увлеклась Валерием Брюсовым…
Вперед, мечта, мой верный вол,
Неволей, если не охотой
Я близ тебя, мой кнут тяжел,
Я сам тружусь, и ты работай!
Эти строки также за себя говорят. С подобной вольностью прежде никогда о мечте не писали. А написано было еще в юности…
Сергей Шервинский, переводчик и поэт, в одной из своих статей охватил всю творческую биографию Брюсова, начиная с отрочества. Вот характеристики, мелькающие в тексте: «пытливость ума», «мощность любознательности», «трудолюбие». Наконец, «дух конквистадорства, с которым он научился завоевывать знания область за областью».
И ещё эта холодная дерзость: Брюсов отвергает Творца, и с несокрушимой логикой проповедует свое, рано сложившееся, мировоззрение…
Отличался он ещё одним качеством. Речь об аккуратности, системности, и некоей «математической размеренности», пользуясь характеристикой нашей героини. Представительницы прекрасного пола в полной мере отдают должное подобному свойству, когда оно присутствует в мужчине. Женщины перед такими обычно робеют…
И вот вам на это готовая иллюстрация. Через двадцать лет, будучи в эмиграции, в пугающей всех нищете, Нина Ивановна так опишет обстановку, окружавшую её в годы после замужества: «Помню нашу квартиру на Знаменке, в Москве, словно нарочито несуразную, ничем не одухотворенную, бесстильную, с башнеобразными комнатами-тупиками. Диваны, кресла, столы, «модерн» дурного вкуса, купленные без любви к вещам»…
Вспомнили вы «эстетические разногласия» с Соколовыми?
Тут к месту будет привести и уничижающие характеристики, относящиеся к эмблеме издательства «Гриф», созданного усилиями самого близкого для нее, казалось, в ту пору человека: «Какое-то крылатое, лапчатое, когтистое чудовище….».
На характеристики, когда касается Соколова, Нина Ивановна, как мы видим, не скупится…
Сравним это с эпитетами, предназначенными Брюсову: «Меня всегда влекло к синтезу и стилю. Бесшкольность «Грифа» вызывала поэтому досаду и сожаление, горшее, чем отрицание. Все содержание моей тогдашней новой веры определялось принятым на глубине искусства зрением В.Брюсова… Гордый, как знамя, острый, как меч, он шел по пути, им сознательно намеченному, вынося на своих плечах «Весы» и весь «Скорпион» до последней гранки. Даже вся техническая часть проходила через его руки».
Что же мы получаем в итоге? Образ жизни, стиль, все вкусы поступившего с ней честно и взявшего в жены ее человека, Нина Ивановна отказывается принимать на том же эстетическом уровне (простите за повторы, но автор тут ни при чем).
А всё созданное Брюсовым для нее отличается «синтезом и стилем».
Неужели же в каждой женщине, на поверхности или где-то в глубине, живет эта «необузданная страсть к порядку и жажда контроля» – говоря по-сегодняшнему, перфекционизм? А может быть ей просто не в чем больше супруга своего упрекнуть?
Или же разгадка все-таки в чем-то ином?
8
Почему Петровская не родила ребенка от мужа? Вопрос глубоко интимный, но раз уж мы всерьёз ищем мотивы, то без него не обойтись. Это вопрос вопросов – при поиске ответа на него мы докопаемся до основ непонятной тоски, бесконечно терзавшей Нину Петровскую.
Тоска ли это? Или все-таки природная тяга к материнству?
Давайте последовательно. Мемуаристы и филологи в один голос утверждают, будто «главным эмоционально-психологическим началом», соединившем Брюсова и Петровскую, послужило их общее символистское мироощущение. Возможно и так. Но лишь в какой-то мере – причем, самой наименьшей.
Потому что, коли уж Нина Ивановна мечтала более всего любить и быть любимой, как мы уже знаем, именно в этом и следует искать основное начало. В ней жило естественное желание счастья, женского счастья, всё прочее – декор. Или «декорум», как пишется в научных работах. Фон может меняться, но глубинные людские потребности остаются доминантными.
Вы упрощаете, заявят мне, вы примитивизируете.
О нет, через какой-то десяток страниц я докажу, что это вовсе не так.
9
Давайте начнем с подсчетов.
Да-да, мы именно посчитаем, я не оговорился.
Издательство «Гриф» основано было в конце 1902 года. А из воспоминаний Петровской мы помним, что затосковала она в семействе Соколовых «примерно за год до появления издательства «Гриф», созданного ее мужем».
Что нам это дает? Во-первых, возможность предположить, что найти общий язык с родней супруга молодая жена пыталась примерно года два – два с половиной. Ну, возможно, что вела себя она при этом не совсем, как им бы хотелось, как они привыкли, и в этом смысле не оправдала их ожиданий.
Добавьте сюда также унылую банальность – неравный брак. Он из купцов, выбившихся в дворяне, получил диплом юриста в главном университете страны, да притом с отличием, и успешно занимается адвокатской практикой.
Она же из семьи какого-то мелкого чиновника, быть может, простого писаря.
Сотрудничала с газетами, беллетристка, что-то сочиняла, …
В общем, не ровня, да к тому же слишком замкнутая – ничего о себе не рассказывает…
