Чуть открытая, белая, с золотым очерком на краях. В комнате отца был строжайший порядок, Александр искал в своей комнате что – то важное.
– Боже, пустишь женщину в свою жизнь и наведёт порядку! Куда можно было положить здоровенный шприц?! – Александр ругался на женскую руку, побывавшей в его комнате. Мужчина не любит, когда в его комнате наводят «Порядок», он должен придти к этому сам, иначе рискует в «Порядке» наведённым женщиной, найти – ничего.
– Я видела как она убрала его в самый нижний ящик. Сказала, что всё должно быть на месте – Оливия неуверенно вошла в комнату, усаживаясь в роскошном, чёрном кресле.
Александр открыл злополучный ящик, доставая оттуда ампулный шприц. Чистый, прозрачный, стеклянный, медицинский, со страшной иглой, длиною с мизинец.
– Милая, никогда не убирайся у своего мужа, брак целее будет и скандалить не будете – честно тебе говорю – Александр достал из кармана маленькую баночку, закрытой плотной губчатой пробкой, через которую он продел иглу и вытянул оттуда синий экстракт.
– Хорошо, папенька, запомню. Как твои раны? Я переживаю за тебя.
– Всё будет хорошо, теперь точно. Я поймал Вилориса, милая, Вилориса! Это чудовище убило многих славных войнов и охотников, но теперь оно у меня в руках. С его помощью мы разбогатеем и станем выше любого в городе, да что нам город… Выше любой семьи! Ах, кстати… Слышал, что ты поругалась с Бизаром. Не обижайся, он всегда так, ты не уникальный случай, поверь, есть у него на то причины. Он это не со зла, он это для защиты – себя, в первую очередь.
– Но папенька! Он такой грубый и невоспитанный! Так ведь нельзя.
– Бизар – палач, мастер своего дела. Он видел боль, в каждом обличии и в каждом её ужасном проявлении. Он с ней на ты, прости ему речь и его грубость, тогда он подпустит тебя ближе.
– Не могу говорить с теми, кто даже слова грубого сдержать не способен.
– Дочь. Идёшь по краю. Немедленно возьми слова назад. Этот человек не бросил меня, в холодном лесу, без еды, с обморожением и дрожа как собака в конуре – Александра разозлили слова дочки, он вспоминал свою самую тяжёлую охоту, которую собирается рассказать за праздничным столом.
– Прости, пап… Правда, перегнула.
– Это ничего. Будь ты глупа, продолжала бы на своём настаивать. Я горжусь тобой, милый мой охотник.
– Об охотниках… – Оливия сжалась, опуская голову вниз, снова испытывая недавний страх, который не знала так долго, не знала никогда – Ты меня не бросишь ради славы, папенька?
– Какие дурости! Сплюнь, ну и дрянь, а не слова. Как можно такое говорить? Конечно нет.
– Мне недавно рассказывали, как мою… Подругу убил родной отец, ради денег, всё плохо у них было в семье… А это, так похоже было на нас, я и подумала, что ты… Бросил нас – Оливия не сдержала слёз.
– Ох… Милая моя, я так соскучился по тебе, иди ко мне. Хватит с нас чёрных полос.
Отец обнял дочь, крепко, до хруста в плечах. Они устали от прелюдий и хотели вести себя как простые папа с дочкой.
Под ними, этажами ниже, Бизар и наёмный слуга, тащили пленника вниз, в глубины подземного мира дома Кровострелов. Несмотря на звериную натуру, Вилорис – был спокоен и податлив, строго подчинялся любым приказам. Его сковали в кандалы, подвесили тяжёлый груз на ноги и руки, а обмотанный вокруг тела хвост – привязали к торсу толстой цепью, какой держат больших, боевых собак, с борзым нравом и свирепой закалкой.
Слуга шёл впереди, освещая фонарём сужающийся каменный коридор. С обоих стен были клетки, закрытые на железные решётки, проржавевшие от ненанодобности. В каждой из камер был пленённый зверь, уже сгинувший в иной мир, кто свирепее – кто менее, но каждый попался так же жалко, как и новичок этой тюрьмы.
Они привели его в самый конец, единственная просторная камера в тупике коридора. Вместо решёток – голые стены, без света, цвета, намёка на жизнь, в такой камере даже ползающий таракан в углу – станет приятным собеседником, чем абсолютное безмолвие.
Как иронично: люди сходят с ума не от тишины, они никогда не остаются одни, голос всегда есть – внутренний. Тишина есть, была и будет, в своём непокорном всепостоянстве, развязывая язык внутреннему голосу. Кто разрешает убийце убить, доброму – помочь слабому, гению – творить, черни – быть чернью, тишина или внутреннее я?
Бизар приказал дракону остановиться. Он опустил его на колени и решил немного ослабить тугую цепь, на что слуга отреагировал бурно, не желая ослабевать цепь.
– Что ты делаешь?! Каким трудом мы его сковали и ты его освобождаешь?
– Сидел когда-нибудь на коленях, в цепях, перед престолом несколько часов, на холодном, каменно полу, пока старикашка – судья наконец дотрёт свои очки? – Слуга пожал плечами – Значит не знаешь, что это за боль – Бизар нагнулся к уху зверя, спрашивая – Чувствуешь как натянуто? Я могу освободить хвост, только если не подведёшь. Один рык – согласен, молчание – так и оставляем.
Бизар в надежде ждал, долго. Но никаких движений от зверя, кроме дыхания – не было. Они уже собирались уходить как услышали в темноте. «ГРХ!»
– Молодец, прошу, не заставляй меня потом жалеть.
Бизар пожал его, чуть потряхивая, после пожатия, хвост обвил ноги дракона и он застыл.Бизар достал связку ключей, гремящих так громко, что раздражали слух. Он точно определил нужный ключ, и просовывая его в замочную скважину, повернул. Щелчок и цепь тут же спала. Хвост взмыл вверх, готовясь рассечь Бизара, но то была не угроза, а просто потягивания, он отёк от сдавливания и опустив кончик на уровень лица Бизара, согнул его.
Лицо слуги побледнело, он не испытывал страха быть запертым со смертью в одной комнате, но сегодня коллекция страхов – пополнилась.
– Не ссы, ХА! Расслабься, он спокоен, я хорошо его познакомил со своей плетью – Бизар похлопал по ней, свисающей с пояса.Выходя из камеры, Бизар стукнул его по плечу и посмеиваясь, сказал:
– Как же тут не испугаться? Ты видел, что он сделал с тем мужиком? Отхлестал как рабыню, посмевшей недоложить сахар в его любимый кофе.
– Как же не увидеть? Красота, а не зрелище. Я таких уже видел, сплошные деньги и репутация на уме.
– Чем то они похожи.
– Ты о ком? О Сане что ли? Брось! Нигде они не… – Бизар на миг застыл с открытым ртом, в котором блестели от света фонаря два золотых зуба – ладно, может ты и прав. Но я не верю этим словам. Он человек с принципами, которые касаются только его семьи. Вспомни, каким он пришёл, лохматый, в грязной одёжке, у него валились бумажки из карманов, ещё и кошель тогда потерял, еле как обещаниями он меня уговорил. Он сказал: «Это будет лучшая твоя казнь, потому ты казнишь не тело, но дух» чертяка, заманил ведь!
Да нет, не верю я тебе. Не может такой простофиля как Саня оказаться одним из надувантов. По глазам вижу, таких повидал не мало и знаю, какой огонь горит в их глазах.
– С дороги чушь несу, устал ужасно. Но и ты посмотри внимательно: Как ему важен этот зверь, с какой алчной улыбкой он смотрел на него, он явно что – то недоговорил. Уж точно не чучело хочет сделать.
– Нам то что? Своё дело – сделали, осталось гулять смело. На праздник пойди за меня, не люблю эти шумные, напыщенные балы, празднования… Гадко как – то на душе от них.
– С радостью, мне больше выпивки достанется.
– Будет бухло?! Я ПРИДУ. Это уже не обсуждается.
– Ха! Причешись, будут девки, которым придутся по вкусу твои умения работать с плетью.
– Само собой!
Они проговорили что – то ещё, закрывая дверь и напрочь лишая света камеру. Эхо разговора, скрип ручки фонаря и удаляющиеся шаги – уже были далеко, даже начали подниматься вверх по лестнице, пока не исчезли вовсе.
Вилорис остался один. Он глубоко вдохнул, успокаивая себя. Он подполз в угол, забиваясь в него, сворачиваясь в клубок и засыпая, прикрывая лицо хвостом – как кот возле камина. Тишина никак не смущала его, пока. Дракон привык к природе, к ветру, к холоду, к снегу, ко льду и огню, что сам добывал, ему потребуется время, чтобы привыкнуть.
