В Советском Союзе всегда присутствовал оптимизм. С трибун судьбоносных съездов вожди народов в течение продолжительного времени рассказывали о свершенных и ожидаемых достижениях; парады военных, шествия тружеников, выступления почетных рабочих и учителей убеждали нас в неминуемом коммунизме. Лучшего места на земле не было. Тогда только все удивлялись появлению преступников, тунеядцев, хулиганов, проституток и разных нечистоплотных граждан в этой великой стране. Как так получается, что всеобщий оптимизм не разделяет этот никчемный срез заблудшего общества? Ответ был прост – тлетворное влияние запада с его монетизированными ценностями, с его моральным разложением невинной и чистой души строителя коммунизма, для которого достаточно обеда в общественной столовой да койки в общежитии, да хорошей женщины для продолжения идеи всеобщего благоденствия. Но был и другой ответ – не все строили коммунизм: большая часть людей вообще даже не понимали своего будущего, а потому думали о простых и приземлённых вещах; у них совсем не было ни морали, ни господа, ни какого-то знания о заморских сладостях. Они просто жили как сорная трава, как придаток механизма жизни с каждодневной едой и очисткой организма. И рухнуло все это в один день и разбежались все в разные концы и забыли напрочь о прошлых победах. И самое удивительное – отъявленные оптимисты и строители коммунизма стали конченными пессимистами, а большая часть народа как жила одним днем, так и продолжала жить новой неустоявшейся жизнью. Но без оптимизма нельзя! Кто-то должен придать импульс государственности и туманному будущему. Каков он оптимизм сейчас, когда нет ни коммунизма, ни социализма, ни цветущего будущего. Что вложить в голову государственного человека, чтобы он рыл котлован не бессмысленно, а с оптимизмом, превращая рутинный труд в озарение человеческой мудрости. И главное! – молчал. Такой страшный, ползущий и неспокойный оптимизм – надрыв до боли, крик души, ожидание потопа: абсолютный оптимизм, где сам оптимизм становится лишь предикатом чего-то большего. Похоже на божественное откровение.

Перед большими потрясениями государство обычно «сходит с ума»: законы становятся сверхжесткими: наказывается любое проявление недовольства, даже оплошности становятся поводом к наказанию. Люди живут в ненависти друг к другу, женская агрессия выливается в общественные места, алкогольный бред и безрассудные хулиганские нападения. Культ смерти и жертвенности ставится во главу угла. Культура упрощается и сводится до банальных однотипных патриотических размышлений о судьбах «малых народов». Хамство, сквернословие процветает в некогда божественных храмах просвещения и образования. Народ довольствуются малым – салютами, казнями и парадами. Так было везде перед большими потрясениями: Англия, Франция, Германия, Россия …. И чем больше строгость и зверская государственная политика, тем страшнее взрыв, ибо народ вмиг становится неуправляемым, как только государство отвлечется или упустит что-то в случае важнейших государственных задач. Римляне никогда не давали оружие рабам, держали их в клетках, но восстание сменялось восстанием. Франция закончила революцией, где разгневанный народ казнил в Бастилии «праведным судом» всех подряд. Русская революция унесла жизни тысячи невинных граждан. После распада СССР волна насилия прокатилась по некогда дружным республикам. Возможно, здесь происходит очищение народа насилием, как говорил когда-то мудрый Гераклит, видя в воинственности будущее избавление от балласта ненужности: независимые от нас законы развития общества занимаются самоочищением, уничтожением лишних людей, источника раздражения и торможения поступи государственности. Такая банальная страшная история: дразнят большую собаку затем, чтобы она загрызла хозяина в конце концов. Но очевидность обескураживает – за террором государства следует террор народа.

Государство, конечно, не может исчезнуть с лица земли. У государства есть три главные функции: религия, армия и обеспечение народа одеждой и пропитанием. Без государства невозможно обеспечить мирную и спокойную жизнь большой массы людей. Все праздники, вводимые государством, напоминают народу о его единение жизни на контролируемой государством территории – день национального единства, день флага государства, день независимости, день освобождения … Государство – это абсолютное понятие, где идеалом служит государство, управляемое мудрецами или мудрыми философами. В реальности же государство имеет множество форм правления в зависимости от народа и территории, где всегда существует определенное своеобразие. Форма государства есть отличительная особенность каждого народа. Прежде всего форма государства выражается в государственном языке, где любое понятие есть понятие государственное, отражающее сущность этого государства. Ведь демократия, либерализм, диктатура в английском государственном языке и русском государственном языке – это совершенно разные понятия с точки зрения двух языков. Таким же образом происходит узурпация всех понятий государством: оно изменяет понятия под собственную форму правления. Отсюда становится понятным, что для диктатуры понятие борьбы за мир есть понятие войны, где смерть на поле брани есть геройство, в то время как для демократической формы правления война рассматривается как ужас, трагедия, разруха, потери. В настоящий момент существуют критический вопрос о лучшей форме государства: глобализация, технологический прогресс, а особенно развитие цифровых коммуникаций и технологий позволяет различным формам государственности решать экономическую составляющую основу государства. И основное, – при данном развитии технологий человек как человек не совсем нужен государству – ему необходима лишь узко экономическая часть человека. Вербальным выражением человека должен стать только государственный язык, а экономической составляющей небольшой набор экономических функций в виде придатка к бездушной технологии. Независимо от формы правления государство занимается этим. Борьба между формами государств за лидирующее положение в мире является частным случаем высшей формы государства. Победит в конечном итоге лучшая форма государства в процессе нелегкой и трудной борьбы. Сейчас уже видно, что авторитарные формы государств скорее всего сойдут на нет из-за своей экономической неэффективности и невозможности обеспечить растущую массу людей эффективным управлением. Другими словами – государство своим развитием убирает те формы правления, где в государстве пытается доминировать человек, независимо от хороших или плохих намерений этого человека.

В нашем знании мы исходим из слов, произнесенных или записанных. Знание есть текст, ставший нашим самовыражением. Именно то, что остается в памяти от текста и становится нашим кругозором знания. Как говорил Сократ – знание есть воспоминание. И в государстве всегда обращаются к идее идеального государства, а именно к государству Платона, знание которого систематизировано и исследовано в ходе исторической поступи развития. Платон мечтал об умном государстве: правителями в нем являются философы и мудрецы, обобщенные под понятием аристократии. Чем меньше в управлении аристократов духа, тем на более низкую ступень опускается государство в своем развитии, чтобы закончить тиранией перед полным крахом. Самое сложное в идеальном государстве – сохранить истинность философов и мудрецов и не поддаться обману лжефилософией и лжемудростью. Интересно, что самого Платона изгоняли из всех государственных формирований того времени, подвергали сомнению его мудрость и философию. Его идеальное государство было отвергнуто современниками, а Сократа как символ мудрости и философии казнили демократическим большинством. И что делают философы и мудрецы сегодня через почти 2500 лет в государстве? Неужели кто-то из них достиг олимпа государственности? -Нет, они до сих пор изгоняются из управления: им нет места в иерархии государства. Следовательно, мы еще только в самом начале развития государства: оно постоянно переходит к тирании и демократии, этих двух наихудших форм правления.