Он целует меня крепко, жадно, как будто знает, что у нас не так много времени. Он трет меня через трусики, пока я не прижимаюсь к его руке, издавая тихие, беспомощные звуки, которые заглушаются поцелуями, а затем его пальцы проскальзывают под край кружева. Он издает звук, который почти больно слышать, когда прикасается к моей гладкой, возбужденной плоти. 

— Боже, — ругается он, его акцент усиливается, когда он трется о мое бедро. Другая его рука тянется к поясу, и я напрягаюсь под его прикосновением, начиная отстраняться. — Нет, девочка, — выдыхает Найл. — Я не буду…я не собираюсь… — Он стонет мне в рот, возясь с застежкой-молнией. — Мне просто нужно… — Кажется, он не может закончить предложение, его пальцы скользят между моих складочек и поднимаются к клитору, и я тоже теряю способность говорить, когда он гладит меня, постанывая от почти болезненной потребности, когда другой рукой вытаскивает член.

Затем он резко меняет руки, хватаясь за свой член правой рукой, покрытой моим возбуждением. Мысль об этом заставляет меня хныкать у его рта, новая волна этого захлестывает меня, когда он начинает поглаживать себя. Он прижимает два пальца левой руки к моему входу, и я начинаю говорить ему остановиться, но не могу. У меня все болит, жар его члена прижат к внутренней стороне моего бедра, его поцелуи такие голодные и обжигающие, что я не могу сказать "нет". Мне нужно больше этого ощущения… ощущения желанности, вожделенности, и когда его пальцы скользят внутри меня, а большой палец находит мой клитор, я сдерживаю пронзительный стон удовольствия, когда его губы снова завладевают моими.

— Сирша, черт возьми, ты такая хорошая девочка, — бормочет Найл мне в рот, его голос хриплый от желания, его рука ритмично поглаживает свой член, когда он трется набухшей головкой о внутреннюю поверхность моего бедра. Я чувствую его предварительную сперму на своей коже, пульсацию его длины, когда он толкается в руку, его пальцы работают внутри меня. Мое собственное удовольствие резко возрастает, и я громко ахаю, когда приподнимаюсь, покусывая его нижнюю губу, когда он трется об меня. Я знаю, что он целует меня отчасти для того, чтобы заставить меня замолчать, не дать мне слишком громко застонать или произнести слова, которые могли бы завести нас обоих слишком далеко, слова, вертящиеся у меня на кончике языка. Я чувствую, как он прижимается к моему бедру, горячий и желающий, и я хочу, чтобы он трахал меня, а не свой кулак. Я хочу увидеть, как выглядит его лицо, когда он чувствует, как проникает в меня, чистое обожание, которое, я знаю, я бы увидела там, беззастенчивую похоть и желание без сложностей или манипуляций. Я хочу этого, и я знаю, что могла бы умолять об этом, если бы могла, и он тоже хочет.

— Я остановлюсь, — выдыхает он. — Я остановлюсь, прежде чем… — Теперь он трахает свою руку резкими, жесткими толчками, которые каждый раз трутся набухшей головкой члена о мое бедро. Я чувствую, как меня переполняет возбуждение, заливает его руку, когда он ласкает меня в том же ритме, его рот на моих губах, моей челюсти, моем горле.

 — Я…о, черт.

Моя киска сжимается вокруг его пальцев в первом спазме приближающегося оргазма, мои бедра прижимаются к его руке, и Найл прижимается ртом к моему плечу, когда его тело дергается. 

— Я не могу… о, черт, черт, я кончаю, девочка, я не могу остановить это, Господи ... — Он громко ругается, когда я чувствую, как содрогается все его тело, мой оргазм улетучивается вместе с холодным осознанием того, что его сперма брызжет на мое бедро, слишком близко к моей киске для комфорта, заливая мою ногу и одеяло, он вздрагивает и извивается, постанывая, прижимаясь зубами к моему плечу, когда удовольствие полностью переполняет его.

Я отстраняюсь от него, извиваясь, хватаю одеяло и вытираю бедро, а Найл откидывается на колени, его глаза слегка затуманены, когда он убирает руку от своего размягчающегося члена.

— Черт, — шепчет он. — Прости, девочка, я не хотел… Я думал, что смогу остановиться…

Смесь грусти и разочарования поднимается во мне, горячая и густая, из-за него, из-за себя, из-за того, как близко я была к собственному удовольствию только для того, чтобы быть потрясенной этим. 

— Это то, что я имела в виду, — раздраженно огрызаюсь я, резче, чем хотела. — Нам нужно держаться подальше друг от друга, пока я не выполню свою часть сделки с Коннором. Посмотри, что произошло сегодня. Мы только собираемся продолжать раздвигать границы…

— Я говорил тебе, что не буду трахать тебя, девочка, и я этого не сделал. — Найл выглядит таким же расстроенным, как и я. — Ты меня отталкиваешь. Такое чувство, что ты водишь меня за нос...

— Это не так!

— Ты оправдываешься. Говоришь одно, а чувствуешь другое. — Его акцент усиливается, он огрубевает, он поправляет одежду, его лицо напрягается, когда его голубые глаза останавливаются на мне. — Будь честна со мной, Сирша. Мы не так уж сильно облажались. Я же не кончил в тебя! — Он выдыхает. — Какое это имеет значение? Ты тоже этого хотела, но ты продолжаешь бороться со мной, а потом возвращаешься.

— Ты втянул меня сюда, — резко замечаю я.

— Да, и я бы позволил тебе уйти, если бы ты попросила. Ты хотела останавливаться не больше, чем я, пока это не зашло достаточно далеко, чтобы я смог почувствовать некоторое облегчение. — Найл проводит рукой по волосам, на мгновение закрывая глаза. — Может быть, я несправедлив к тебе, девочка. Я не хотел ранить твои чувства. Но мне кажется, что ты влюбляешься в Коннора и используешь меня, чтобы сгладить тот факт, что он не ответит тебе взаимностью. — Он смотрит на меня безучастно. — Это правда. Это то, что гложет меня уже несколько дней, пока тебя не было в стране.

— Найл, дело не в этом…

— Я ни для чего не использую тебя, девочка, — он подается вперед, его челюсти напряжены, когда он выдавливает слова, как будто ему больно их произносить. — Иисус, Мария и Иосиф, девочка, я…Боже, я люблю тебя.

Мои глаза расширяются, но он протягивает руку, опускается на колени рядом со мной на кровати и берет мои руки в свои, притягивая меня ближе к себе. Моя юбка опускается до колен, и его руки скользят вниз к моей талии, его голубые глаза горят и изучают мое лицо. 

— Я люблю тебя так чертовски сильно, что не знаю, смогу ли хотеть еще кого-то также, — шепчет он. — Я не знаю, смогу ли я быть твоим секретом, Сирша, твоим любовником, которого ты игнорируешь, пока никто другой не увидит. В тот день после пожара ты прошла мимо меня, и я чуть не умер оттого, что не смог дотянуться до тебя. В тот день я думал, что умру, девочка, и ты была единственным, о чем я думал. Единственной, с кем я хотел поговорить, прежде чем огонь заберет меня, если это произойдет.

Он переплетает свои пальцы с моими, и я закрываю глаза, борясь с нарастающим приливом эмоций. Я слышу правду в его словах, и в то же время я знаю, что этого слишком много. Это слишком много для того, что я могу ему дать, но я не знаю, как отказаться от него полностью. Не тогда, когда он заставляет меня чувствовать себя живой каждый раз, когда Коннор вырывает мое сердце.

— Я хочу тебя всю, девочка, — шепчет он, его руки крепче сжимают мои. — Только тебя, и я всегда хотел. Я просто наконец-то набрался смелости сказать тебе об этом сейчас. Жаль, что у меня ее раньше не было. Может быть, все было бы по-другому, тогда ...

— Ничего бы не изменилось. — Я отстраняюсь, соскальзываю с кровати, разжимая его руки на своих. — Найл, если ты так себя чувствуешь, если ты не можешь делиться мной или видеть меня и не можешь обладать мной, если тебе нужно, чтобы это было открыто, тогда мы не можем… мы не можем этого сделать. — У меня перехватывает дыхание, когда я вижу боль на его лице, но я все равно продолжаю, потому что я должна быть честна с ним. Я должна убедиться, что он понимает, чтобы это не уничтожило нас обоих. — У меня есть ответственность перед моей семьей, Найл. Перед семьей, в которой я родилась, и семьей, которую я создам с Коннором. У меня есть обязательства, долг, который я обещала выполнять. То, что между нами, это может быть и любовью. Это могло бы быть, но я никогда не полюблю кого-то другого так сильно, чтобы это помешало тому, что я обещала сделать. На этот счет есть правила, и я уже нарушила их, насколько смогла Я не собираюсь нарушать их полностью. Предполагается, что в основе всего этого лежит удовольствие, а не любовь. Если любовь возникает из-за этого, это одно дело, но я не могу быть твоей единственной, Найл. Я никогда не смогла бы быть такой. — Я с грустью смотрю на него. — Я не могу отдать тебе всю себя. Я просто не могу.