– Это всё скорпион со своим укусом! – возразил мне Кадет, деловито накладывая на рану тампон. – И вообще ты слишком активно умираешь: надо просто тихо страдать и не дёргаться.

– А-а-а-а-а!.. – ответил я первое, что пришло на ум.

– Нормальное начало, чё! – донёсся откуда-то философский вывод Панка. Устрою я этому анархисту сладкую жизнь… Потом. Когда снова буду здоров…

В сознании я пробыл ещё минут десять. Боль продолжала нарастать, а я продолжал ругаться и материться, потому что никто не хотел быстро, «вот прям ща», отправить меня на перерождение. В общем, страдал всеми силами, поднимая бойцам настроение. А потом потерял сознание, причём даже без перехода в темноту – просто вырубился.

Очнулся я уже явно далеко за «после обеда», покачиваясь на носилках, которые тащили близнецы. Попытался подняться и только заработал судороги в ногах и руках, от чего вполне естественно принялся постанывать.

– Не шевелись пока! – посоветовал мне шедший рядом Кадет. – Регенерация тут, конечно, быстрая, но последствия нейротоксинов – они такие, плевать на регенерацию хотели…

– Зачем ты меня жёг? – строго спросил я нашего медика.

– Токсины расщеплял, – признался Кадет. – Иначе бы тебе ничего не помогло, мне кажется…

– А их можно расщеплять другими методами? – хмуро спросил я, прикрыв глаза.

– Можно. На Земле и в клинике, – кивнул тот. – Но мы бы не успели тебя довезти.

– Ну так надо было добить! – посетовал я. – Зачем так издеваться-то?

– Всех нужно добить! – заметил Толстый.

– Но не тебя! – добавил Вислый.

– Потому что твои страдания… – заявил его брат.

– …Это бесплатный концерт и вообще что-то с чем-то! – закончил Вислый.

– Свиньи вы, а не верноподданные! – сообщил я им.

– Очнулся? – Откуда-то спереди по ходу движения отряда пришёл Борборыч. – Идти может?

– Не может он идти… – ответил ему Кадет. – Даже подняться пока не в состоянии.

– Что тут было, пока меня не было? – поинтересовался я.

– Нормальные сводки из похода по джунглям, – Борборыч пожал плечами. – Трое на носилках, включая тебя, – познакомились с местными ядовитыми тварями. Двое хромают – после нападения тигра. Пятеро – болеют, после того как вдохнули испарения какого-то растения. Мадна отправилась на перерождение, потому что дура упрямая.

– На этом месте поподробнее… – попросил я, обретая частичный контроль над своим телом.

– Да потому что, когда пятеро придурков уже отползали от ядовитого растения, она ещё ползла их спасать, – буркнул Борборыч. – Снаряжение еле-еле достали.

Оценил наше продвижение я только тогда, когда смог встать на ноги – ближе к вечеру. Отряд растянулся толстой гусеницей на тропе, которую мы вырубали самостоятельно. Густые заросли какого-то тростника, лианы – всё это образовывало сплошную сеть, пробраться через которую человек был не в состоянии. По нашим прикидкам, продвижение отряда замедлилось почти в два раза. Лагерь разбили на берегу Золотой, в излучине, полностью оккупированной древесным гигантом явно неземного происхождения – не припомню я на Земле деревьев с обхватом ствола метров в сорок.

Вокруг лагеря запалили костры, накидав туда отпугивающей комарьё травы. От стелющегося по земле дыма мы и сами раскашлялись, но гнус немедленно свалил с поляны, освободив её для суперхищника. Ну это мы себя таковыми считали, а вот настоящие хозяева этого места – думали иначе. Привлечённые копошением внизу, они спустились по ветвям дерева вниз и, страдая от приступа клептомании, принялись за своё чёрное дело.

– Э! Э! Э! А ну отдай сухарик! – закричал Кот, вскакивая на ноги.

– Эй! Чё за!.. А ну пошла отсюда!.. Слышь, обезьяна! – А кто был второй, я не разобрал, но надеюсь, что Панк. Вот пускай теперь попробует философствовать…

Я сам, услышав слово «обезьяна», споро подгрёб к себе кожаный мешок с вещами, крепко затянул горловину и, сжав её в кулаке, принялся оглядываться как гордый, но жадный беркут. Через секунду я нашёл подкравшегося ко мне воришку и грозно нахмурился. Воришка радостно оскалился и начал на меня кричать, прыгая на тонкой ветке, от чего та чуть не сломалась. К нему подлетело ещё два собрата, которые внимательно посмотрели на меня, умчались в листву, а через минуту снова появились с какими-то плодами в руках. И тут же, без объявления войны, запустили ими в меня…

– Ах вы! – зло выдал я, получив неизвестным фруктом в лоб. Моим ударникам было не до моих разборок с родственным видом: они пытались спасти хоть что-то из своего немудрёного походного имущества.

Я вообще не отличаюсь меткостью, но есть один хитрый способ, как всё-таки попасть в цель, если очень надо. Надо кидать палку – прямо как в городках. Я подхватил с земли заготовленную жердь для костра и, размахнувшись, запустил ею в обидчиков. Как и ожидалось, двое из трёх избежали участи быть битыми, но одного я зацепил, и мохнатая серая тушка шлёпнулась на землю. Не успел я подскочить к ней, как мелкая бестия вскочила на ноги, в несколько прыжков достигла ствола – и ушла в тёмную крону. А сверху в меня полетели новые плоды… Больно, ять!..

– Уходим! – крикнул Борборыч. – Ищем другое место стоянки!..

Поиск места для нового лагеря в сгущающейся темноте ожидаемо закончился тем, что мы потеряли ещё одного человека – Панка. Я был отомщён и доволен (хотя парня было откровенно жалко, когда он выдал последний хрип…), а Борборыч пылал праведным негодованием. Вот я на Панка-то взъелся! А хотя нечего толкать философские монологи, когда кому-то больно и обидно…

– Как можно было ткнуться прямо в гнездо змей? Как?!

– Темно же! – попытался оправдаться Нучо.

– В заднице у вас темно! – вызверился наш рейд-лидер. – А тут мы все шли с факелами!

Новый лагерь мы разбили на своеобразной полянке, образовавшейся благодаря нескольким деревьям, росшим кругом и не дававшим ничему прорастать рядом. На этот раз костры запалили между стволами, но травок от гнуса почти не осталось, так что нас активно ели весь вечер, пока мы готовились ко сну. А тех, кто не додумался по примеру многомудрого лидера ударников – меня, то есть – сделать себе спальный мешок, продолжили есть ещё и ночью. И если даже я считал, что провёл ночь ужасно, то что сказать про них?

День сто девяносто первый!

Вы продержались 190 дней!

Жизнь полна сюрпризов, и только тот, кто умеет учиться на собственных ошибках, живёт долго и почти счастливо. Ты долго не проживёшь – не надейся. Но как только ты станешь мудрее, твои шансы на спокойную старость быстро возрастут. Мудрость: +1.

Живи долго, Игрок, страдай вечно!

Утро в этом грёбаном лесу всегда плавно переходило сначала в зелёный полумрак, а потом – сразу в вечерние сумерки. Даже у реки не часто удавалось увидеть небо. Золотая была речкой неглубокой, и в большинстве мест её можно было перейти вброд. Зато овраг, в котором она текла, был глубоким, шириной метров десять, глубиной метров семь-восемь, и кроны деревьев, росших на краю оврага, вполне надёжно перекрывали сверху всё пространство.

И вообще глубокий овраг как бы намекал на то, что после постройки дамбы на плато Золотая и тут тоже станет судоходной. Конечно, в моём понимании судоходная река – это вообще что-то широкое, где до другого берега самостоятельно не доплывёшь. Но я существо исконно городское, и мне простительно ошибаться в подобных вопросах. Тем более что заполнение русла внизу – на берегу мега-острова – почти закончилось, и скоро можно будет судоходность проверить на практике. В любом случае река – это единственный торговый путь из глубины острова. Прокладывать через лес дорогу – гиблое дело как для прокладчиков, так и для будущих путешественников. Тварей-то всех вывести всё равно не получится, на место убиенных обязательно новые придут…

Оценить прелести пробивания тропы мне было не суждено – вперёд меня с топором просто не пустили. Я хоть и чувствовал себя лучше, но всё ещё ощущал последствия укуса в виде периодических судорог конечностей. Как верно заметил Борборыч, если я случайно рубану кого-то из своих, – вся польза от моего участия в прокладывании тропы на этом и закончится.