— Лейтенант, что там?

— Справа на два часа. Слышал звук затвора автомата.

— Понял. Ждём три минуты и проверяешь, что там.

В населённых пунктах душманы обочины не минировали, и поэтому первые три метра я прополз по-пластунски, а потом приподнялся и сделал рывок к стене дома. Прижавшись к ней, я присел, выставил ствол перед собой и осторожными шажками подобрался к проёму.

Аккуратно вытащил из трофейного китайского «лифчика» фальшфейер, про себя пообещав проставиться старшине роты, который перед самым выездом на боевые на мою просьбу дать мне пиротехнические сигнальные средства, кроме наземного патрона, дымов и сигнальных ракет, дал мне этот морской сигнальный факел.

Отвернув крышку, извлёк шнур с кольцом, зажмурил глаза и резким рывком дёрнув шнур от себя, швырнул загоревшуюся свечу в проход. Заглянув туда через пару секунд, я увидел завалившегося на бок бородатого афганца в чалме и чёрной одежде. Его руки сжимали АК-47, а открытые глаза, уже затуманенные смертью, глядели на меня с непередаваемой злобой. Издав звук, похожий на зубной скрежет, душман последний раз дёрнул головой, из открытого рта пошла кровь, и он умер.

Дальнейший осмотр ничего не дал. Моя автоматная очередь перечеркнула его грудную клетку, и когда я бросил фальшфейер, он уже был почти мёртв. Враг был один. И это вызывало недоумение. Оставив его на месте, мы продолжили наш путь.

На следующий день, уже под вечер, сотрудники ХАДа выяснили, что убитый мной оказался местным бандитом, который возвращался домой погостить и случайно нарвался на нас.

Прошло три дня, разведчики ждали караван, который должен был пройти со стороны Пакистана возле кишлака Гилан. Информаторы сообщили, что в идущих машинах находится оружие и медикаменты, предназначенные для крупного укрепрайона душманов, в котором даже был французский госпиталь.

Каждую ночь, ожидая караван, минировалась колея проселочной дороги, частенько используемой оппозицией для доставки боеприпасов, вооружения и снаряжения.

Когда РГСпН (разведывательная группа специального назначения) выходила к дороге крайний раз, было темно, как в заднице у негра, и головной дозор лицом к лицу столкнулся с разведкой духов.

- Мужики, меня не зацепите! — открыл стрельбу из автомата, отпрыгивая в сторону, сержант Серебряков.

Не выдержав шквального огня, духи отошли назад и метров с восьмисот попробовали достать шурави из минометов.

Группа петляла по мандехам, стараясь выйти из сектора обстрела. Наконец между холмами удалось установить связь и вызвать ЦБУ (Центр Боевого Управления).

Доложив обстановку, Болотников в связи с засветкой перед духами запросил эвакуацию группы.

Уже через пять минут три бронетранспортера дежурной бронегруппы вышли из ППД.

Моросил мелкий дождик. Я сидел на крайнем БТРе, свесив ноги в командирский люк, нарушая негласное правило не делать этого. Бывали случаи, при подрыве от удара взрывной волны ломались ноги. Ноги мне жалко, но сидеть на броне боком мне было очень неудобно. Да и шанс нарваться на духов возле расположения отряда был минимальный, а в такую погодку и вовсе невозможный. Какой идиот будет устраивать засаду на шурави в час ночи? Только тот, кто точно знает, что бронегруппа выйдет в ночь, а это вряд ли.

Я пытался убедить себя в безопасности нашей поездки, но холодок страха периодически сбрасывал с меня накатывавший сон, а руки сильнее сжимали холодную оружейную сталь.

В километре от места забора группы Болотникова я все же полностью вылез на броню. Береженного бог бережет! А здесь уже можно было нарваться на врагов…

Забрав разведгруппу, мы в темпе рванули обратно. Была вероятность, что душманы успеют подтянуть свои резервы и попробуют не дать нам спокойно уйти. Повезло. Не успели они.

А нам повезло, не только группу вытащили, но и языка, которого в скоротечном бое захватили бойцы Болотникова. Дух был контужен разрывом гранаты, поэтому и побежал не в ту сторону, не к своим, а прямо на сержанта Свиридова, который и оприходовал его прикладом автомата.

На ПДСП* было тесно от желающих поучаствовать в допросе.

Справка: ПДСП — пункт допроса и содержания пленных. Создавались в отдельных подразделениях специального назначения по приказу с грифом сов. секретно.

Враг оказался не простой, целый заместитель командира бандформирования. И как его угораздило оказаться в головном дозоре духов? Оказалось, домой торопился, в тепло родного очага. А тут русские на встречу. Не ожидал.

В ходе допроса и милой беседы под жужжание полевого телефона наш новый друг Шерали выдал информацию о том, что их банда готовила проход из Пакистана каравана с оружием, боеприпасами и большого количества медицинских препаратов. Пойдёт караван в начале февраля, но это мы уже и так знали от сотрудников ХАДа (служба безопасности Афганистана). А вот самого главного нам информаторы не сказали, зато Шерали выложил: с этим караваном должны идти немецкие военные и медицинские советники. Ничего себе! Советник нынче стоит дорого! Показать всему миру злобный оскал империализма — это на орден Ленина тянет или на Красное Знамя минимум.

Наш комбат или командир отряда (кому как нравится) долго не думал, а приказал провести операцию по захвату каравана силами двух рот. Нашей третьей и выделенной группы из первой роты.

Глава 4

Декабрь 1987 год. Сквозной досмотр на Кандагар.

Утро ещё только окрасилось багрянцем встающего из-за гор солнца, а на взлётной полосе уже прогревались двигатели двух вертолётов Ми-24 и двух Ми-8. Сегодня был запланирован сквозной досмотр на Кандагар.

У каждого отдельного отряда спецназа, а всего их в две Отдельные Бригады специального назначения (ОБрСпН) входило восемь, были свои чётко очерченные границы ведения боевых действий.

С первых дней войны, каждой ОБрСпН были нарезаны зоны ответственности для ведения боевых действий против моджахедов, а уже командиры бригад определяли зону ответственности каждого отдельного отряда исходя из расположения ППД (пункта постоянной дислокации) в провинциях.

Сами же ППД размещали таким образом, чтобы максимально охватывать территории, в укрепрайонах которых сидели душманы, а реальные границы зон ответственности определялись воз­мож­но­стью дос­ти­же­ния край­них то­чек на вер­то­ле­тах и ра­бо­ты в этих мес­тах РГСпН (разведгрупп спецназначения) с учётом поддержки боевых действий с воздуха и воз­мож­ностью их свое­вре­мен­ной эва­куа­ции в случае необходимости.

Главными задачами стояли уничтожение бандформирований и ведение антикараванной борьбы. Для их решения спецназ при­ме­ня­л та­кие так­ти­че­ские прие­мы, как на­блю­де­ние, по­иск, за­са­да, на­лет, за­хват.

И, конечно, одним из таких приёмов считался облёт (досмотр).

Обычно для облета выделялось четыре вертолета: два МИ-8 для размещения досмотровой группы и два МИ-24 для огневой поддержки, которые в спецназе называли «крокодилами».

Именно благодаря проведению досмотровых операций, в дневное время мы вычисляли и контролировали караванные тропы моджахедов, и поэтому почти все караваны с оружием, боеприпасами, снаряжением и медикаментами проводились душманами ночью, когда советские вертолёты летали редко и только на большой высоте.

Как правило, за световой день совершалось три-четыре облёта. Запас хода с основными топливными баками у Ми-8 около шестисот километров, но в условиях гор и влияния таких факторов, как высота взлетно-посадочной площадки над уровнем моря, температура наружного воздуха и его загрузка, полётное время составляло обычно полтора-два часа, а потом возврат на базу для дозаправки.

Во время облетов уничтожались одиночные машины, всадники, мотоциклисты и крупные караваны моджахедов.

Все афганцы знали, что если над караваном или одиночной целью зависал вертолёт шурави, то нужно остановиться и приготовиться к досмотру.

В случае неподчинения с вертолета давали предупредительную очередь из пулемета ПКТ перед движущимся объектом. Обычно на месте борттехника, перед которым был установлен ПКТ, сидел кто-то из спецназовцев. После этой очереди даже самый туго соображающий кочевник понимал, что от него хотят и останавливался.