– Оттого, что их кроватки будут стоять в другом доме, они не перестанут быть твоими детьми. Мы не разбегаемся с тобой навсегда, просто я и дочки – переезжаем!

– А потом ты вернёшься? – почувствовал огромное облегчение Ксаверий. – Ты не могла так сразу и сказать? Обязательно было меня доканывать?!

– Мы не вернёмся, – уничтожила его радость Лера. – Но мы будем встречаться. Ты будешь видеться с детьми всегда, когда захочешь.

– А с тобой? – снова ошалел Ксар.

– А со мной ты разводишься.

– Что?! – вот этого Ксар не ожидал совершенно. И она так спокойно об этом говорит! Ещё и улыбается! И это неважно, что глаза у неё, как у побитой собаки! Она – улыбается!

– Почему это я с тобой развожусь? – резко спросил он. – А если я не хочу? А раз я не хочу, развода ты не получишь!

– Мне и не надо, – удивила его Лера. – Я больше замуж не собираюсь. Развод потребуется тебе.

– А-а! – завопил Ксар. Ему показалось, что он всё наконец-то понял. – Тебе наврали, что я себе кого-то завёл! В театре этом грёбаном! Так нет! Нет у меня там никаких баб! Чушь собачья! Кто меня оклеветал, говори! Я убью этого мерзавца!

И он стиснул кулаки, горя желанием сию минуту обрушить их на того, кто покусился на его семейный очаг.

– Ксар, пожалуйста! – взмолилась жалобно Лера, но Ксаверий уже преисполнился энергией мщения. Немедленного и страшного.

– Да! – выкрикнул он и взмахнул рукой, воображаемой саблей. – Я врал иногда, что у меня спектакль! Репетиция! Когда их не было! Я просто торчал в гримёрных, в цехах, с мужиками! Отрывался! Потому что это – не жизнь, видеть только режиссёра и только тебя! Которой не до меня! Я понимаю, тебе сейчас и правда не до меня, но это пройдёт, этим надо переболеть! Вместе! Ну, нет, не было у меня никакой бабы, веришь?!

– Верю, – прямо глянула ему в лицо Лера. – У тебя нет бабы. Но и нас у тебя нет, меня и детей. У тебя есть только ты сам.

– Козёл такой?! Сволочь?!

– Ты хороший человек, очень хороший. Я рада, что ты у меня был, именно ты.

– Ну, ещё бы! – вне себя от новой догадки вскинулся чуть не до потолка Ксаверий. – У нас же кровь – один к одному! Первая группа отрицательный резус! Где ты ещё найдёшь себе такого мужчину?! Отца для своих детей?! Нас, с первой, 10 процентов от всего населения Земли, а тут ещё и резус! Сама же рассказывала про какую-то свою подруженцию, которая себе мужика не по любви выбирала, не по интересам – по группе крови! Только чтоб ребенка родить! Вот и ты со мной была, чтоб родить! Только для этого!

– Какой же ты!.. – дёрнулась, как от пощечины, Лера и чуть не заплакала. – Идиот!

И стремглав бросилась к двери. В тот же миг за окном засигналил автомобиль.

На работу в тот день Ксаверий не вышел. Позвонил завтруппой, что тяжело заболел. И это было правдой! Болеть нестерпимо может не только зуб, нога, голова, но и душа! И никакой анальгин эту боль не снимет. Разве что алкоголь.

К возвращению мамы Лили Ксаверий был уже пьян и продолжал напиваться.

– Так я и знала! – объявила мама Лиля с порога. Она не удивилась и даже не рассердилась. – Слабый ты всё-таки человек!

– Получай, что получилось! – нахамил в ответ Ксаверий. – Сама родила!

И поскольку мама проигнорировала «наезд», потребовал объяснений: «Почему ты позволила ей уйти?! Ты! Мать моих детей! То есть, мать меня!».

– А потому, сыночка, – развернулась к нему мама, и сострадающая, и презирающая, – что ты сам это устроил! Подготовил этот исход! На что уж Лера терпеливая, безропотная девчонка, ты и её достал! Не был ты, сынку, отцом своих детей! И мужем нормальным не был! Так, поматросил и бросил!

– Мама! – возмутился Ксаверий, но у мамы слишком уж накипело на душе. Настолько, что она изменила правилу ни о чём не разговаривать с пьяным человеком.

– Ты ж её к детям ревновал! К собственным детям, блин! Внимания ему не хватало! Нежности, заботы и ласки! А сам ты о ком заботился? О себе! Чтоб тебе комфортно было! Вот сейчас ты что делаешь, например? Себя жалеешь, любимого! Бросила хорошего мальчика сука Лера! У тебя, мой мальчик, водочка не закончилась? Может, мама сбегает, принесёт?

Мама Лиля хлопнула за собой дверью, и пьяный Ксар разрыдался от невосполнимости утрат и несправедливости мира. Все против него! Даже мама! А в чём, в чём так уж он виноват?! Был бы рядом Стас… Но Стас отдавал долг Родине.

Мама Лиля вернулась с мамой Зитой.

Голос мамы Зиты слышен был ещё с лестницы: «Но ты тоже молодец! Нашла время! Доконать пацана решила?!».

Мама Зита – хоть кто-то! – приняла сторону преданного всеми Ксаверия. И когда мама Зита объявила с порога: «Собирайся, поехали! Завтра Стаська возвращается!», Ксар воспрял духом. Есть Бог на свете, и Он Ксаверия бережет! Для Него Ксар Кораблин не такая дрянь, как для прочих!

Стас Ксаверия почти успокоил. Отвлёк, развлёк, распотешил, и Ксаверий перестал ощущать себя несчастнейшим из людей. Стас был мощным сгустком мощной энергии. Такой мощной, что Ксар отлично различал её цвет – бордовый с алыми всполохами. К жизни, включая драмы её, Стас относился заразительно легко, не зацикливаясь сознанием ни на плохом, ни на хорошем.

– Бог есть! – проникновенно рокотал Стас. – И мы все под Ним ходим! Ткнули тебя мордой в дерьмо – утрись и думай, что ты сделал не так. Если у тебя всё не так – тебе кранты! Значит, ты тупой, безнадёжный! Такие природе не нужны!

Стас полулежал в кресле, поигрывал красным вином в бокале и щурился по-кошачьи, разглядывая вино на просвет. Он был всем доволен, всему искренне рад, потому что был доволен собой.

– Когда нас свои из миномётов поливать стали, первым летёха погиб! Командир! Зелёный был, растерялся! Я ему ору – ложись, он стоит! А я – чуял, ты прикинь – чуял, что в землю надо закапываться. Кто бежать кинулся, тех порвало! Всех! В клочья! А мы выжили. Потому что я не ждал, когда летёха что-то скомандует! Я сам скомандовал! А те, кто погиб, они ведь тоже себе отдали команду! Не ту! Ты понял, брат?!

– Я понял, что ты герой, – с восхищением оглядел его Ксар. Сам он, скорей всего, отдал бы себе неправильную команду. И Бог это знал, потому и не послал Ксаверия под миномётный огонь. Если верить, что у Бога есть виды на тебя – легче жить!

– Ты только мамам – ни слова, – покосился на дверь комнаты Стас. – Им знать не надо.

– Ежу ясно!

– Отслужил и отслужил, и всё класс! А бабы… женщины, – поправился он, отмежёвываясь от недавнего прошлого. – Нельзя к ним прикипать! Любить надо, а прикипать – нет! Разорвёт, как из миномёта! Светку взять, любовь мою первую! Я же знал, что хрен она меня будет ждать, и я это заранее в себе пережил. До её письма. Пришло письмо – ага, думаю, ну и мозги у тебя, Стаська, всё ты правильно просчитал! А вешаться из-за баб, стреляться, своих пацанов мочить – это… – Стас передёрнул гневно ртом, так и не подобрав нужного цензурного слова, и закончил: «Кто так делает – плесень!».

– Люди все разные, – вступился Ксар за парней с более тонкой, чем у Стаса, психической организацией. Ортодоксальность ближних Ксару претила.

– Есть табу! – возвысил Стас голос. – Предел, через который – никогда! Меня баба кинула, а я бегай с автоматом, в своих стреляй?! А у них, между прочим, матери есть! Невесты!

– Ну, срывает крыши у мужиков…

– Это что, оправдание?! – грозно свел Чапан брови.

– Это объяснение, – ответил миролюбиво Ксаверий. – И, заметь, на гражданке очень мало кто стреляется, вешается, едет крышей оттого, что делается не люб!

– Ну! – горделиво усмехнулся Чапан. – У мамок под крылышком все герои!

Вспомнил о понесённой Ксаром утрате и сменил тему, интонацию и выражение глаз. – С бабами… С женщинами, блин, всё ясно! У них всегда преимущество перед нами – они нас рожают! Но, заметь, не только мы к ним стремимся, но и они к нам! Тут важно – совпасть! Если б Светка меня не бросила, я бы сам её бросил. Вернулся бы и расстался. И были бы сопли, слёзы, упрёки, а так – всё спокойно! Потому что Светка – не мой человек! Мне общаться с ней не о чем!