Несколько слов об опричнине
Прежде чем завершить рассказ об Алексее Даниловиче, необходимо уделить немного внимания такому явлению, как «опричнина». Считаю правильным воздержаться от подробного пересказа всех событий опричной поры, а также от пересказа длинных концепций разных историков о смысле и причинах создания опричнины. Нового я ничего не скажу и другим тайн не открою. Уверена, что большинство читателей, взявших в руки эту книгу, с явлением знакомы или слышали о нём хотя бы что-то. Дело не в моей авторской лени, а в бессмысленности подобного занятия. Работы, посвящённые изучению опричнины, исчисляются не десятками, а сотнями. От самых серьёзных диссертаций до странных и вульгарных работ скучающих дамочек (оставим их безымянными), которые подменяют изучение аграрных, социальных и политических вопросов, попытками объяснить опричнину сексуальными расстройствами царя и его окружения.
Всем, кому интересна тема, я могу посоветовать обратиться к столпам отечественной историографии, предпочтительно советской, и выбрать исследования по своему вкусу. Это будет самым правильным. Примеры книг можно почерпнуть из списка литературы, предложенного в самом конце.
Всё, что вам требуется сейчас, это, словно участнику некой битвы (между добром и злом), выбрать себе сторону. Ну и заодно решить простенькую задачку: определить, что, по-вашему, добро, а что зло. И есть ли смысл в таком чётком дуальном распределении.
Опричнину изучают до сих пор, но это изучение оставляет больше новых вопросов, чем ответов. Ибо эти ответы очень условны. Они являются лишь предположениями, концепциями и реконструкциями, необходимыми, чтобы хотя бы как-то продвигаться дальше в изучении истории. Выводов, которые можно было бы назвать правильными и устоявшимися, практически нет. Историк В. А. Колобков подметил, что изучена событийная сторона вопроса, но о смысле опричнины единого мнения не сложилось. Учёные продолжают горячо дискутировать на тему «что такое опричнина», «для чего она была создана», «какие события (событие) послужили отправной точкой создания».
Причины введения комплекса кардинальных репрессивных мер искали в личности самого царя, объясняли психическими проблемами, душевными переменами после смерти первой супруги, травмами несчастливого детства и сильнейшим влиянием ближайшего окружения. Наиболее разумное определение опричнины (которого придерживаюсь я сама) как военно-административной реформы выдвинул историк Р. Ю. Виппер:
«В русской историографии издавна повелось изображать учреждение опричнины, прежде всего, как жест ужаса и отчаяния, соответствующий нервической натуре Ивана IV, перед которым открылась вдруг бездна неверности и предательства среди лучших, казалось, слуг и советников. С этой наивной романтической постановкой вопроса надо покончить раз навсегда. Пора понять, что учреждение опричнины было в первую очередь крупнейшей военно-административной реформой, вызванной нарастающими трудностями великой войны за доступ к Балтийскому морю, за открытие сношений с Западной Европой. Историк наших дней, мировоззрение которого сложилось в эпоху двух мировых войн 1914–1918 и 1939–1944 гг., покончит также с ошибочной манерой излагать события внешней истории, войн и международных отношений вне связи с внутренними социально-политическими движениями и переменами».
Д. М. Володихин много лет спустя, опираясь на теорию Р. Ю. Виппера, успешно развил эту мысль. По его мнению, опричнина задумывалась как комплекс чрезвычайных мер, предназначенных для упрощения системы управления вооруженными силами. Чтобы сделать это управление безоговорочно подконтрольным государю и обеспечить успешное продолжение Ливонской войны. Победа в Ливонской войне – вот что стояло, по мнению Володихина «во главе угла». Государь создавал некий «офицерский корпус» независимый от самовластной и амбициозной верхушки служилой аристократии. Борьбу с изменами и изменниками Володихин считает второстепенной задачей, напоминая читателям, что в самом начале своего появления опричнина ознаменовалась всего лишь несколькими казнями.
Один из первых исследователей вопроса историк Н. М. Карамзин не видел в опричнине никакого иного смысла, кроме обеспечения личной безопасности царя. По логике Карамзина причины основания опричнины – психологические проблемы и личные страхи. В своих глобальных трудах Карамзин так увлекся литературными фантазиями, выдумками про исторических персоналий и художественностью, что не дал себе труда попытаться проанализировать более глубоко.
Историк, философ и юрист К. Д. Кавелин был первым, кто взял на себя смелость не согласиться с Н. М. Карамзиным и М. П. Погодиным. Он справедливо подчеркивал все достойные деяния царя, все его достижения, но ответа на вопрос, что такое опричнина, не нашёл. Н. Г. Устрялов видел в опричниках всего лишь отряд телохранителей, главной заботой которого было искоренение крамолы, причем чаще всего мнимой, и охрана вельможной персоны. В то, что опричники изыскивали и разоблачали действительных врагов государства, Устрялов верить отказывался. Р. Г. Скрынников, которого мы уже неоднократно цитировали, считал, что опричнина явилась первым в русской истории воплощением самодержавия как системы неограниченного царского правления. С. Ф. Платонов видел в опричнине крупную государственную реформу, целью и задачей которой было сведение княжат с их родовых вотчин, чтобы окончательно разрушить гнездо княжеского землевладения. Согласно Платонову, боярство – главная причина, по которой централизация страны проходила крайне медленно. Выселяя бояр из опричных уездов, государь рвал их связи с местным населением, которое смотрело на своих хозяев как на маленьких местных государей. Платонов первым попробовал провести детальный анализ. До него изучали лишь внешнюю сторону событий.
С. Б. Веселовский много полемизировал с концепциями других историков, в частности с концепциями С. Ф. Платонова. Но в целом также искал ключ к пониманию опричнины в изучении территориального состава. Проведя подробный анализ жертв опричнины, историк пришел к выводу, что террор был направлен преимущественно против аристократии. Гнезда же удельно-княжеского землевладения (о которых говорил Платонов) располагались за пределами опричных владений. Соответственно, конфискации имущества их не затрагивали. В результате ученый даже в какой-то момент усомнился в осмысленности опричнины и вернулся к концепции личной безопасности. А. А. Зимин собрал сведения о переселениях феодалов в годы опричнины, исследовал состав феодалов, потерявших земли, и результат позволил ученому утверждать, что цели и задачи опричного проекта сводились к объединению русских земель в едином государстве вокруг Москвы. Ответы на волнующие вопросы Зимин пытался получить, опираясь на анализ нескольких крупных опричных мероприятий. Например, разгром Новгорода и репрессии по отношению к церковникам. Также, исследуя тезис об антикняжеской и антибоярской направленности опричной политики, Зимин оспорил «антибоярскую» направленность, отметив, что основными жертвами нового политического проекта стали не боярство, а отдельные удельные форпосты.
П. А. Садиков говорил о том, что опричнина ликвидировала крупное княжеское и боярское землевладение со всеми его привилегиями. Однако, базируясь на этой формулировке, учёный отметил, что как государственное учреждение опричнина остаётся явлением не понятым до конца. Советский учёный В. Б. Кобрин, полемизируя со многими предшественниками, также пришел к отрицанию антибоярской направленности опричнины. Он подчеркивал, что изменений структуры крупного феодального (в том числе княжеского) землевладения после учреждения опричнины не произошло. Кроме того, Кобрин первым предположил, что реформа, которую мы называем «опричнина», не была завершена и доведена до логического конца. Или могла быть выполнена не в полном объёме, поэтому-то смысл и ускользает от исследователей. Эту же мысль об экстренном претворении проекта в жизнь (в его «сыром» виде) развивает и П. А. Садиков.