Белочешский мятеж стал для Антанты протянувшимся от Пензы до Владивостока бикфордовым шнуром, пламя которого вызвало контрреволюционный взрыв в восточных районах страны. Советская власть здесь в июне 1918 г. оказалась временно свергнутой, и на белочешских и белогвардейских штыках к власти пришли так называемые эсеровские правительства, среди которых наиболее значительными были Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) с центром в Самаре и Временное Сибирское правительство с центром в Омске.
Какой же политический курс намеревался проводить Комуч? Уже упоминавшийся нами активный член Комуча эсер Климушкин в своих мемуарах утверждал, что перед Комучем «открывались три пути». Первый путь – сделать ставку исключительно на трудовые массы, на рабочих, крестьян и «честную интеллигенцию», что практически значило бы действовать против правых, кадетско-монархических элементов с той же решительностью, с какой «Комуч действовал в отношении большевиков». Наиболее радикальные члены Комуча (их было немного) предлагали идти этим путем, предсказывая, что буржуазия и помещики рано или поздно сами выступят против Комуча.
Второй путь, напротив, предполагал поворот политического курса резко вправо, с тем чтобы привлечь к себе «правые группировки», по крайней мере те, что шли за кадетами. Такой курс требовал значительных уступок буржуазии и помещикам и, по признанию Климушкина, означал бы введение расстрелов, военно-полевых судов и карательных экспедиций против революционных масс.
И наконец, еще один путь, «наиболее сложный и извилистый», мог исходить из того, что «умеренные и правые группы кое-чему научились за время революции», поняли, что «вне демократической программы нет спасения для антибольшевистских сил», и согласятся на серьезные уступки трудящимся классам общества. Этот «лавирующий» путь, следовательно, содержал в себе расчет на классовое примирение.
Климушкин писал о «трех путях» как о возможности свободного выбора, имевшегося у Комуча. Но реально выбора не существовало. Комучевские эсеры не могли действовать против правых сил так же, как против большевиков, потому что опирались на поддержку правых. Но и круто свернуть вправо без риска потерять свою «революционную», «демократическую» вывеску они все же не могли.
Оставался «третий путь» – балансирования между двумя лагерями классовой борьбы, уже принявшей ожесточенные формы гражданской войны. «Мы, – пишет Климушкин, – избрали этот третий путь объединения творческих сил России». Комуч, с одной стороны, заявлял, что, разогнав Советы, существовавшие при большевиках, он проведет выборы в новые Советы, будет поддерживать профсоюзы, проведет в жизнь аграрную программу, утвержденную Учредительным собранием (программу социализации земли), окажет содействие местному самоуправлению и т. д. Вместе с тем, с другой стороны, Комуч делал все возможное, чтобы втянуть в орбиту своей деятельности правые, «цензовые», т. е. кадетско-монархические, элементы. В их интересах он проводил денационализацию промышленности, замораживал конфискацию частновладельческих имений, беспощадно репрессировал большевиков и представителей Советской власти[672].
Но «третий путь» оказывался фикцией. Правая чаша весов явно нарушала балансирование, перевешивала. Иначе и не могло быть: политического блока налево у эсеров из Комуча не было, с большевиками они вели беспощадную войну. А политический блок с правыми явился реальностью: кадеты и монархисты, исходя из своих расчетов, поддерживали Комуч. В результате Комуч с «третьего пути» неуклонно сползал на означенный Климушкиным «второй путь». Даже некоторые эсеры были смущены происходившей эволюцией. На собрании самарских эсеров (в августе 1918 г.) раздались голоса, что «Комуч в своей тактике слишком взял крен вправо, привлекая в свои ряды без разбору и назначая на ответственные посты заведомых черносотенцев, что Народная армия оказалась целиком в руках правого офицерства»[673].
Комуч рассчитывал на то, что привлекаемые им реакционные элементы «чему-то научились» за время революции и потому вместе с ним мирно последуют по пути борьбы за «чистую демократию». Но, получив возможность сделать первый шаг, буржуазно-помещичья контрреволюция собирала силы, чтобы двинуться дальше. Тот же Климушкин вспомнил свою беседу с близким к кадетам промышленником К. Н. Неклютиным. В «шутливой форме» тот говорил: «Вы работаете на нас, разбивая большевиков, ослабляя их позиции. Но долго вы не можете удержаться у власти, вернее, революция, покатившаяся назад, неизбежно докатится до своего исходного положения, на вас она не остановится, так зачем же нам связывать себя с вами? Мы вас будем до поры до времени немного подталкивать, а когда вы свое дело сделаете, свергнете большевиков, тогда мы и вас вслед за ними спустим в ту же яму»[674].
Такую перспективу рисовали «гражданские» правые, а офицерство созданной Комучем «Народной армии», лелеявшее мечты о возвращении царских времен, уже исподволь готовило свержение Комуча. В июне было раскрыто несколько антикомучевских офицерских заговоров.
Сохранился любопытный доклад уполномоченного Сибирского правительства при Комуче Е. Е. Яшнова, воссоздающий политическую обстановку во владениях учредиловцев. Яшнов приходил к выводу о «шатком» положении Комуча, исходя, в частности, из анализа итогов выборов в Самарскую городскую думу, состоявшихся в середине августа 1918 г. «Левые» (к которым Яшнов относил блок меньшевиков, эсеров, энесов и «полускрытых большевиков»), по его данным, получили 56,9 % голосов. Правый блок (кадеты, домовладельцы, некие «ревнители православия», под которыми, вероятно, скрывались черносотенцы, и «прочие») получил 43,1 % голосов.
«Однако на вопрос о том, насколько прочна эта опора, – писал Яшнов, – приходится ответить с большим сомнением. Не говоря уже о рабочих, даже крестьянство… является пока крайне неустойчивым фундаментом власти… Солдат оно дает явно неохотно, налогов не платит, переживает товарный голод… В итоге я не ошибусь, если скажу, что, в сущности, Комитет (Комуч. – Г.И.) живет лишь силой инерции и чехословаков»[675].
Но пока Комуч находился еще в зените своих успехов. Части «Народной армии» и белочехи уже рвались к Казани, куда еще раньше Советское правительство эвакуировало почти весь золотой запас России.
Захват Казани не входил в заранее разработанный стратегический план Комуча. Его лидеры склонялись к тому, чтобы развивать наступление в юго-западном направлении, на соединение с Добровольческой армией генералов Алексеева и Деникина. Начальник штаба «Народной армии» полковник Галкин писал Алексееву, что в «Народной армии» «политика и партийность отброшены» и что в момент, когда начнется создание всероссийской власти, военные «нивелируют все попытки в стремлении к сепаратизму и эгоизму со стороны отдельных партий и групп»[676]. Это вполне соответствовало алексеевско-деникинским декларациям. Но обозначился успех в северном направлении, и в Комуче, как пишет Климушкин, стали думать: «Не права ли армия в своем инстинктивном устремлении на Казань – Москву, в сердце России?.. Не проще ли всего ворваться в Москву, перебить там всех комиссаров… и конец всему?»[677]
О том, как действовала «Народная армия», рассказывается в воспоминаниях некоего поручика Л. Бобрикова, входившего в так называемый «Спасский отряд», которым командовал капитан фон Мунд. Когда читаешь о «боевых действиях» этого отряда, невольно вспоминаются «подвиги» специальных карательных подразделений гитлеровцев, типа батальона «Нахтигаль» и т. п. «Спасский отряд», по словам Бобрикова, «вылавливал коммунистов», расстреливал, силой принуждал жителей вступать в «Народную армию». Несогласных секли шомполами, даже расстреливали, сжигали целые деревни. Шкурничество и мародерство – вот две главные черты, характеризовавшие «моральное состояние» отряда[678].
