«Тарнопольский прорыв» по времени почти совпал с драматическими событиями в Петрограде, приведшими к глубокому кризису не только Временного правительства, но и всего послефевральского режима двоевластия. Речь идет о хорошо известных июльских событиях[289], и потому здесь мы только воспроизведем их канву.

В конце июня – первых числах июля уже стало известно, что июньское наступление, в подготовку которого Временное правительство и эсеро-меньшевистские Советы вложили столько сил и средств, обречено на провал. В сочетании с резким ухудшением продовольственного положения и угрозой расформирования революционного Петроградского гарнизона это накаляло обстановку в городе, резко усиливало антиправительственные настроения масс. Уже 1 и 2 июля в Гренадерском и 1-м Пулеметном полках, а также на Путиловском заводе проходили бурные митинги, в ходе которых все настойчивее звучали призывы о переходе власти в руки Советов. Петроград был явно накануне мощного революционного взрыва… Кадеты, составлявшие правый (буржуазный) фланг Временного правительства, решили использовать это обстоятельство в качестве средства политического давления на левый правительственный фланг – меньшевиков и эсеров.

1 июля правительственная делегация достигла соглашения с украинской Центральной радой о признании ее Генерального секретариата органом краевой власти на Украине. Кадеты заявили, что в этом они усматривают «узурпацию» прав будущего Учредительного собрания, и в знак протеста 2 июля подали в отставку, вызвав тем самым правительственный кризис. В информационном сообщении русским представителям за границей министр иностранных дел М. Терещенко назвал этот шаг «неожиданным», так как речь шла всего лишь «о сравнительно неважных изменениях текста (соглашения)»[290]. Впрочем, никто не делал секрета из подлинных намерений кадетских министров. Сам премьер-министр князь Г. Е. Львов открыто признал, что причиной их ухода является вовсе не «украинский вопрос». «Это не больше чем повод, – говорил он, – причину надо искать значительно глубже…»[291] Подлинную причину раскрыл лидер партии прогрессистов И. Н. Ефремов. Намерения кадетов он объяснил так: вызванный ими кризис может перейти «в болезненный процесс якобинства и террора и затем усмирения…»[292] Несмотря на уход кадетов, было решено (официально – 7 июля), что правительство сохраняет «всю полноту принадлежащей ему власти». Это означало, что на какой-то момент образовалось практически «однородное» «социалистическое» правительство (из меньшевиков и эсеров), поставленное перед сложной перспективой. Как писал В. И. Ленин, теперь они одни оказались перед необходимостью «расплатиться за поражение и за возмущение масс»[293] и, по расчетам кадетов, волей-неволей должны были занять более решительную позицию в борьбе с углубившейся революцией и большевистской партией. Кадетская «Речь» так и писала: меньшевики и эсеры должны проявить «решимость власти покончить наконец с анархистскими нарушениями порядка»[294]. В известном смысле этот маневр удался, хотя более отдаленные последствия тех событий, которые провоцировали кадеты, оказались для них пагубными…

Уже вечером 2-го, а особенно 3-го и 4 июля весь Петроград охватили стихийные демонстрации рабочих, солдат и прибывших из Кронштадта матросов. Главным требованием масс был немедленный переход всей власти в руки Советов. Но, как часто бывает в таких случаях, на могучей волне массового революционного движения поднялась анархистская и ультралевацкая пена. Раздавались призывы к вооруженному восстанию, реквизиции предприятий, банков, складов, магазинов. В некоторых районах открывалась стрельба, появились первые жертвы. Демонстранты направлялись в Таврический дворец, где заседал ВЦИК, появлялись в зале заседаний и бурно требовали покончить «сделки с буржуазией», немедленно взять власть.

Накал страстей создавал реальную угрозу революционным силам: воспользовавшись проявлениями анархии, «беспорядками» как предлогом, правительство, поддержанное всеми, кто взывал к «порядку», могло перейти в наступление и нанести революции тяжелый удар. Так и произошло. Активизация крайне левых, анархических элементов тут же привела к активизации крайне правых, в частности тех, кто состоял в разного рода полулегальных и нелегальных организациях, группировавшихся вокруг уже известного нам «Республиканского центра» («Военная лига», «Союз воинского долга» и т. п.). Оживились и бывшие, и новые черносотенцы. Их газетки приветствовали начавшиеся события как «очистительное светопреставление», которое покончит с большевиками, Советами, либералами и Временным правительством. Громилы и подонки из рядов черносотенцев, поддерживаемые буржуазной публикой и монархически настроенными офицерами, провоцировали вооруженные столкновения, погромы и грабежи. В такой ситуации большевики решили возглавить начавшееся движение, чтобы придать ему мирный, организованный характер. «Если бы наша партия, – разъяснял В. И. Ленин, – отказалась от поддержки стихийно вспыхнувшего, вопреки нашим попыткам удержать его, движения масс 3–4 июля, то это было бы прямой и полной изменой пролетариату, ибо массы пришли в движение, законно и справедливо возмущенные затягиванием империалистской, т. е. захватной и грабительской, в интересах капиталистов ведущейся, войны и бездействием правительства и Советов против буржуазии, усиливающей и обостряющей разруху и голод»[295]. Но большевистская партия считала решительные действия против правительства несвоевременными. «Политически, – писал В. И. Ленин, – мы не удержали бы власти 3–4 июля, ибо армия и провинции, до корниловщины, могли пойти и пошли бы на Питер»[296].

Министры-«социалисты» и меньшевистско-эсеровский ВЦИК стояли перед альтернативой: либо действительно покончить «сделки с буржуазией» и взять власть, как это требовали массы, либо солидаризоваться с кадетами и другими буржуазными элементами в репрессивной политике против революционных выступлений. И уже 4 июля окончательно выяснилось, что кадеты, ушедшие в отставку два дня тому назад, правильно спрогнозировали возможные действия своих «социалистических» партнеров по коалиции: на совместном заседании ВЦИК и Исполкома Совета крестьянских депутатов была принята резолюция, которая рассматривала демонстрации в Петрограде как «удар в спину» воюющей армии, а их инициаторов и руководителей – как «врагов революции»[297]. Находившийся на фронте военный министр Керенский, по-видимому считая премьер-министра Г. Е. Львова «нерешительным либералом», в направленной ему телеграмме требовал немедленного прекращения «предательских выступлений» всеми средствами[298]. На революционные массы и большевиков обрушились репрессии. В разных местах города демонстранты подверглись вооруженным нападениям, по ним открывали огонь из пулеметов. Редакция «Правды» была разгромлена, многие видные большевики арестованы, В. И. Ленин вынужден был уйти в подполье. В Петроград вступили вызванные с Северного фронта войска, которыми командовал поручик эсер Ю. П. Мазуренко. Началась яростная кампания по обвинению большевиков в «государственной измене», в «шпионаже в пользу германского генерального штаба». Антибольшевистская печать связала воедино германский «Тарнопольский прорыв» на фронте с июльскими событиями в столице, которые изображались «большевистской попыткой прорвать внутренний фронт»[299]. Контрреволюция торжествовала победу…