1967 Ипподром …Вот впереди, других сминая, Сосредоточенно смурная Несется лошадь, чуть дыша! Она летит по чьим-то судьбам, И дребезжит ларьком посудным Ее усталая душа… А некто, толстый и вспотевший, Азартно машет тюбетейкой: Мол, кто же первый, как не ты!. Толпа и впрямь теряет шансы, И разверзаются, как шахты, До легких высохшие рты. Она не знает, эта лошадь, Зачем ей нужно облапошить Своих зачуханных подруг, Одно известно ей покуда: Необходимо сделать чудо — И дотянуть последний круг!.. …Люблю пустые ипподромы, Когда неспешны и подробны Они вершат свои дела… Жокей расседлывает лошадь И тихо, чтоб не потревожить, Снимает нимб с ее чела… 1968 Рекрутская песня Разбойная пирушка, Измятая подушка, — Случайная подружка Уснула, как сурок… И с первыми лучами — С котомкой за плечами — В тревоге и печали Ты выйдешь за порог!.. Капрал тебе, бедняге, Поднес ведерко браги, Перо и лист бумаги, — Адье – и был таков… А утром – взятки гладки, Печать – и все в порядке, И ты уже в десятке Таких же дураков!.. И нет к семье возврата, И нет к стрельбе азарта, Сегодня жив – а завтра Сколачивают гроб… В казарме ждут к обеду, И ты кричишь: приеду! — И в полдень, в ту же среду Получишь пулю в лоб! 1968 Подарок Андерсена Ты не веришь в таинственность радуги И загадок не любишь совсем. Ты сегодня сказал мне, что яблоки — Это тот же коричневый джем. И глаза у тебя улыбаются, И презрительно морщится нос. Ведь у взрослых ума не прибавится, Если к ним относиться всерьез. Ты не числишься в сказочном подданстве На седьмом от рожденья году. Это яблоко – самое позднее Из оставшихся в нашем саду. Это яблоко – солнечной спелости, Как последний счастливый обман, Дарит Вашей Взрослеющей Светлости С уважением – Ганс Христиан. 1968 Человек начинал говорить …А началом явился испуг От нечаянно хрустнувшей ветки… И дремучий немыслимый звук Шевельнулся тогда в человеке… Человек начинал говорить!.. И не в силах бороться с искусом Обнаружил великую прыть В овладении этим искусством. Он придумывал тысячи тем, Упиваясь минутным реваншем. Говори-и-ть! – А о чем и зачем — Человеку казалось неважным. Он смолкал по ночам, но и тут — Что ни утро – в поту просыпаясь, Он пугался безмолвных минут И ничем не заполненных пауз. Но однажды случилась беда: Он влюбился и смолк в восхищенье. И к нему снизошла немота И свершила обряд очищенья. Он притих, и разгладил чело, И до боли почувствовал снова То мгновение, после чего Станет страшно за первое слово… 1969 Однажды утром Белым-бело! – И в этом белом гимне Явилась нам, болезненно остра, Необходимость тут же стать другими, Уже совсем не теми, что вчера. Как будто Бог, устав от наших каверз, От ссор и дрязг, от жалоб и нытья, Возвел отныне снег, крахмал и кафель В разряд святых условий бытия. И вдруг шаги и разговоры стихли, И тишина везде вошла в закон Как результат большой воскресной стирки Одежд, религий, судеб и знамен. 1969 Бизоны В степях Аризоны В горячей ночи Гремят карабины И свищут бичи. Большая охота. Большая беда. Несутся на запад Бизоньи стада. Их гнали, их били, Их мучили всласть — Но ненависть к людям Им не привилась. Пусть спины их в мыле И ноги в крови — Глаза их все так же Темны от любви. Брезгливо зрачками Кося из-под век, Их предал лукавый Изменчивый век. Они же простили Его, подлеца, Как умные дети — Дурного отца. Какое же нужно Испробовать зло, Чтоб их отрезвило, Чтоб их проняло, Чтоб поняли черти У смертной черты, Что веку неловко От их доброты!.. |
