Здесь с ним обедывал зимою Покойный Ленский, наш сосед. Сюда пожалуйте, за мною. Вот это барский кабинет; Здесь почивал он, кофей кушал, Приказчика доклады слушал И книжку поутру читал… И старый барин здесь живал; Со мной, бывало, в воскресенье, Здесь под окном, надев очки, Играть изволил в дурачки. Дай Бог душе его спасенье, А косточкам его покой В могиле, в мать-земле сырой!» XIX Татьяна взором умиленным Вокруг себя на всё глядит, И всё ей кажется бесценным, Всё душу томную живит Полумучительной отрадой: И стол с померкшею лампадой, И груда книг, и под окном Кровать, покрытая ковром, И вид в окно сквозь сумрак лунный, И этот бледный полусвет, И лорда Байрона портрет, И столбик с куклою чугунной Под шляпой с пасмурным челом, С руками, сжатыми крестом. XX Татьяна долго в келье модной Как очарована стоит. Но поздно. Ветер встал холодный. Темно в долине. Роща спит Над отуманенной рекою; Луна сокрылась за горою, И пилигримке молодой Пора, давно пора домой. И Таня, скрыв свое волненье, Не без того, чтоб не вздохнуть, Пускается в обратный путь. Но прежде просит позволенья Пустынный замок навещать, Чтоб книжки здесь одной читать. XXI Татьяна с ключницей простилась За воротами. Через день Уж утром рано вновь явилась Она в оставленную сень. И в молчаливом кабинете, Забыв на время всё на свете, Осталась наконец одна, И долго плакала она. Потом за книги принялася. Сперва ей было не до них, Но показался выбор их Ей странен. Чтенью предалася Татьяна жадною душой; И ей открылся мир иной. XXII Хотя мы знаем, что Евгений Издавна чтенье разлюбил, Однако ж несколько творений Он из опалы исключил: Певца Гяура и Жуана, Да с ним еще два-три романа, В которых отразился век, И современный человек Изображен довольно верно С его безнравственной душой, Себялюбивой и сухой, Мечтанью преданной безмерно, С его озлобленным умом, Кипящим в действии пустом. XXIII Хранили многие страницы Отметку резкую ногтей; Глаза внимательной девицы Устремлены на них живей. Татьяна видит с трепетаньем, Какою мыслью, замечаньем Бывал Онегин поражен, В чем молча соглашался он. На их полях она встречает Черты его карандаша. Везде Онегина душа Себя невольно выражает То кратким словом, то крестом, То вопросительным крючком. XXIV И начинает понемногу Моя Татьяна понимать Теперь яснее – слава Богу – Того, по ком она вздыхать Осуждена судьбою властной: Чудак печальный и опасный, Созданье ада иль Небес, Сей ангел, сей надменный бес, Что ж он? Ужели подражанье, Ничтожный призрак, иль еще Москвич в Гарольдовом плаще, Чужих причуд истолкованье, Слов модных полный лексикон?.. Уж не пародия ли он? XXV Ужель загадку разрешила? Ужели слово найдено? Часы бегут; она забыла, Что дома ждут ее давно, Где собралися два соседа И где об ней идет беседа. – Как быть? Татьяна не дитя, – Старушка молвила кряхтя. – Ведь Олинька ее моложе. Пристроить девушку, ей-ей, Пора; а что мне делать с ней? Всем наотрез одно и то же: Нейду. И все грустит она, Да бродит по лесам одна. – XXVI «Не влюблена ль она?» – В кого же? Буянов сватался: отказ. Ивану Петушкову – тоже. Гусар Пыхтин гостил у нас; Уж как он Танею прельщался, Как мелким бесом рассыпался! Я думала: пойдет авось; Куда! и снова дело врозь. – «Что ж, матушка? за чем же стало? В Москву, на ярманку невест! Там, слышно, много праздных мест». – Ох, мой отец! доходу мало. – «Довольно для одной зимы, Не то уж дам хоть я взаймы». XXVII Старушка очень полюбила Совет разумный и благой; Сочлась – и тут же положила В Москву отправиться зимой – И Таня слышит новость эту. На суд взыскательному свету Представить ясные черты Провинциальной простоты, И запоздалые наряды, И запоздалый склад речей; Московских франтов и цирцей Привлечь насмешливые взгляды!.. О страх! нет, лучше и верней В глуши лесов остаться ей. XXVIII |
