Это было знакомо... как сладкий картофель или...

Поглаживая грязный корень, я вспомнила: таро (прим. пер.: Таро — главный конкурент картофеля в мире. Обычно его называют таро или корень таро). Я отбросила его, вспомнив, что он ядовит, если неправильно приготовлен. Я не знала, как его готовить и не хотела рисковать... а вдруг он окажется основным продуктом питания, как картофель? Клетчатка и углеводы будут очень кстати для нашего рациона.

Я хотела рассказать Гэллоуэю. Хотела услышать его мнение.

Но не могла.

После последнего теста на царапины я скрывала от него, чем занимаюсь, и делала надсечки на другом месте, чтобы продолжить тестирования. Мой выбор пал на бедра. Тонкая кожа, легко раздражаемая и скрытая от глаз.

Я не снимала футболку и шорты в течение двух дней, пока не прошел отек.

На прошлой неделе я съела еще один немного более плотный лист, проверяя гипотезу от начала и до конца. Если не считать небольшого спазма в кишечнике, все было в порядке. Однако этого нельзя было сказать о другом образце, который был за несколько дней до этого. От него внутренности скрутило мучительной болью со спазмами.

Несколько дней я испытывала слабость, и изо всех сил старалась скрыть недуг от детей и Гэллоуэя.

Каждый день мы ели моллюсков и кокосы, запивая все дождевой водой, и каждый день я хотела принести прошедшие тест листья и таро и рассказать о новом компоненте в нашем меню.

Но что-то меня останавливало.

Я хотела все перепроверить, чтобы убедиться в безопасности моих находок. Я хотела быть подопытным кроликом, чтобы, когда раскрою свои исследования, у Гэллоуэя не было выбора, кроме как принять их.

Я ужасно боялась возвращаться в лагерь в ту ночь, когда объявила ему свое окончательное решение. Я не возвращалась так долго, как могла, вернулась, опустив глаза вниз, испытывая чувство вины.

Но он не накинулся на меня с требованиями объяснить, почему отказала ему. Он не кричал, не вопил. Просто улыбнулся, когда я положила поленья в камин и скользнула в постель. Дети уже вернулись, Пиппа крепко спала, накинув на плечи мою пуховую куртку.

Коннор помахал рукой, когда я легла, и послал воздушный поцелуй, желая спокойной ночи.

Я поймала его, забаррикадировав душу от боли.

Я не осмеливалась взглянуть на Гэллоуэя, но, когда лежала, уставившись на звезды, он прошептал:

— Друзья, Эстель.

Вместо того чтобы почувствовать облегчение, мое сердце разрывалось от боли, я смахнула слезы.

— Друзья, Гэллоуэй. На всю жизнь.

После перемирия мы продолжили жить своей жизнью. Коннор стал лучше владеть копьем, и за две недели ему удалось поймать три рыбы. Первой была яркая рыба-попугай, которой едва наелись дети, она была костлявой, в ней было мало филе. Второй была серебристая тварь с шипами, от которой у Гэллоуэя пошла кровь, когда он ее потрошил. А третья была самой крупной — разновидность рифовой рыбы, названия которой я не знала, но на вкус она напоминала океан, а при варке превратилась в хлопья.

Последние несколько вечеров Коннору не удавалось добиться успеха, и мы опять вернулись к моллюскам и кокосам (наша версия риса и курицы). Тем временем я работала над другим проектом, чтобы занять себя.

У нас по-прежнему не было жилья, и я уже дошла до предела, от того, что сплю на прохладном песке. Днем наше зонтичное дерево защищало от солнца, но ночью даже костер не мог превратить влажный песок в удобную постель.

Несколько недель назад я пыталась сшить одеяло. Посмотрев, как Гэллоуэй и Пиппа плетут льняные веревки, я изменила решение и сплела более крупные куски. Однако растительный материал оказался слишком плотным и негнущимся. В качестве одеяла он совсем не годился.

Это был не полный провал.

Благодаря жесткости плетения, мы могли использовать его, как настил для сидения, и каждый из нас по очереди спал на нем, чтобы проверить, не удобнее ли так.

Однако после бессонной ночи мы поняли, что он слишком грубый, с колючими краями.

Я не сдавалась, и новая идея пришла мне в голову после того, как осмотрела коврик, сожалея, что у нас нет шерсти или хлопка. Материалы, о которых я мечтала, были натуральными, и с умелым обращением из них можно было многое сделать (из овечьей шерсти прекрасные нежные ткани, из шелка сатиновые материалы). Но у меня ничего не было, поэтому необходимо придумать, как сделать сплетенные коврики мягче из подручных материалов.

— Что делаешь?

Пиппа заглянула через мое плечо, я измельчала лен в соленой воде, которую набрала в поддон фюзеляжа. Поставила корыто у кромки воды, где солнце палило сильнее всего.

— Надеюсь, что получится одеяло.

Пиппа сморщила нос.

— Как?

— Пока не знаю.

Моя куча увеличивалась по мере того, как я продолжала измельчать. Когда у меня образовалось достаточно полосок, надавила на растительную массу, утопив ее. Мои руки наслаждались ощущением теплой жидкости, нагретой солнцем. Океан был теплым и подходил для ежедневного мытья, но я скучала по горячему душу и электричеству, благодаря которому можно вскипятить воду.

Кофе.

Боже, как я скучала по кофе.

По кофеину в целом.

В течение нескольких недель после аварии у меня болела голова из-за отсутствия кофеина, это не имело ничего общего с обезвоживанием.

Казалось странным, что я не жаждала фастфуда, но мне не хватало возможности пойти в магазин и купить все желаемые ингредиенты. Я была вегетарианкой, мясо мне никогда не нравилось, а вот специи — да. Кумин, паприка, корица. У нас появилась соль (благодаря кокосовой скорлупе и испарившейся морской воде), и больше ничего. Ни мяты, ни шалфея, ни кориандра.

Никакого сахара.

Боже, я скучала по сахару так же сильно, как и по кофе. Я не могла отрицать, что люблю сладкое.

Я улыбнулась, подтолкнув плечо Пиппы своим, пока она ковыряла промокший лен.

— У тебя аллергия на какао, но как насчет сладостей, зефир и прочее? Ты скучаешь по ним?

— Да, я люблю мармеладных мишек. Хотя мама редко давала их мне.

Из-за солнца тело Пиппы приобрело мускатно-коричневый цвет. Большинство дней она бегала топлес в белых трусиках (теперь уже серых от плавания и без отбеливателя). Я тоже загорела, но не так сильно. Будучи блондинкой, я сгорела, и мои волосы стали почти белыми из-за того, что я всегда была в океане.

Гэллоуэй был единственным, чей цвет волос не претерпел заметных изменений. Они оставались восхитительного цвета темного шоколада, и требовали, чтобы я провела по ним пальцами.

Он был таким красивым. Такой дикий и необузданный, он становился более сексуальным. Борода обрамляла его идеальные губы, дразня меня, призывая поцеловать его, а голубые глаза становились ярче из-за загара.

Его мышцы стали еще более рельефными по мере того, как мы все теряли жировые отложения, и превращались в сухожилия и скелет. Но его руки... они опьяняли меня больше всего. Может, это потому, что два пальца были внутри меня? Или из-за видимых вен, исчезающих на жилистых предплечьях?

Все в нем возбуждало меня. Это была ежедневная борьба.

Не говоря уже о том, что месячные второй раз мучили меня последние несколько дней. У меня всегда был нерегулярный цикл, а отсутствие гигиенических средств делало эти дни еще хуже. Листья не могли решить всех проблем. (Скажем так, день стирки превратился в час стирки, и я была начеку, когда плавала, на случай появления акул).

Ненавижу быть женщиной.

Я отжала лен, выплескивая часть своего разочарования.

— Гэл сказал, что покажет мне, как сделать ожерелье из рыбьих костей. — Пиппа засияла. — Ты хочешь научиться?

Он умеет это делать?

Мое сердце затрепетало. Гэллоуэй... вздох. Он изо всех сил старался развлечь детей, заставляя меня хотеть его почти так же сильно, как сахар и кофе.

Нет, его я хочу больше.

Я зажмурилась.

Остановись.

— Я бы с удовольствием поучилась... если можно, я присоединюсь.

— Ага.

— Это свидание.