Моя кожа пылала под его взглядом, наслаждаясь тем, как он пристально осматривал меня, но одновременно ужасно смущаясь. У меня не было макияжа. Никаких предметов для придания внешнего лоска. Он видел меня в моем худшем состоянии: с выгоревшими на солнце волосами, обветренной кожей, пострадавшей после катастрофы.

Ох, он не мог разглядеть это все так тщательно.

Возможно, он так же упустил стянутую от соленой воды кожу или ужасные грязные волосы.

Какая ужасная мысль.

Должно быть, это ужасно не видеть четко. Я бы хотела, чтобы он видел меня. Чтобы он мог видеть истинную правду, кем я являлась, чтобы не было сомнений, что он принимает меня за меня, а не какую-то размытую, нечеткую версию того, что он хочет видеть.

Я больше не могла удерживать его взгляд.

— Мои волосы — это единственная защита от солнца для плеч и шеи. Мне жарко, но, по крайней мере, я не подвергаюсь ужасному солнечному ожогу, как если бы я их собрала в хвост.

Получив ответ на свой вопрос, он отвернулся и провел лезвием ножа по концу воронки. Я приблизилась к нему, взяв его костыль, когда он старался удержать равновесие и разрезать пластик.

С предельной осторожностью Гэллоуэй отрезал нижнюю часть воронки. Внезапно поток собранной воды устремился по ждущему металлу внизу. Пара капель упала на песок, мгновенно впитываясь, но большее количество издало удовлетворяющий всплеск.

— Черт, мне нужно попить. — Коннор опустился на колени. — Один глоток? Пожалуйста.

Гэллоуэй прорычал:

— Возьми бутылки и наполни их. Мы не можем обращаться неаккуратно с тем небольшим количеством жидкости, что у нас имеется.

Коннор в тот же миг исполнил то, что он сказал. Гэллоуэй не говорил с недовольством в голосе, он произнес команду с неким уважением.

В то время как Коннор аккуратно держал бутылки у желоба, наполняя их одну за другой, мы с Гэллоуэем направились к сборнику воды из пончо.

С кровоточащими руками Гэллоуэй перерезал основание воронки, и вновь мое сердце затрепетало от восхитительного журчания воды. Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не припасть к растениям и не слизать каждую капельку.

Гэллоуэй закрепил воронку моей резинкой и смахнул пот со своего лба. Солнце только что село, оставляя нас в сумерках.

— Ну вот.

Пиппа подбежала, когда Коннор открутил крышки с бутылок. Вчера они были пусты, и я была совершенно растеряна насчет того, каким образом наполнить их. Теперь в них находилась живительная влага.

Я буду вечно благодарна Гэллоуэю за то, что он предоставил нам это спасение.

Мы больше не умирали.

Мы продержимся достаточное количество времени до того момента, пока спасатели обнаружат нас.

Благодаря ему.

Он создал воду из ничего и нашел еду из ниоткуда.

В сравнении с моим вкладом, это было всем.

Коннор и Пиппа в тот же момент разделили бутылку, делая большие глотки, издавая стоны удовольствия.

Гэллоуэй взял вторую полную бутылку и передал ее мне. Я покачала головой, вручая ее обратно.

— Нет, ты превозмогал боль, чтобы сделать это возможным. Пожалуйста, я настаиваю.

Он посмотрел так, будто был против, поэтому я просто взяла инициативу на себя. Вырывая бутылку, я отвернула крышечку и поднесла к его губам. Его глаза расширились, когда он наблюдал за мной с испепеляющей настороженностью. Медленно его губы приоткрылись, и он позволил поднести мне край бутылки к его губам, чтобы вода заполнила его рот.

Что-то страстное и жаркое происходило между нами.

Было что-то невероятно интимное в том, чтобы кормить друг друга.

Что-то настолько дикое и примитивное.

Мое лоно увлажнилось только от одной мысли заменить бутылку моими губами и целовать его. Поцеловать крепко. Поцеловать с благодарностью. Поцеловать только за то, что я осталась жива и что могу целовать его.

Он поднял руку, чтобы сжать свою ладонь поверх моей, размеренно опустошив половину бутылки, прежде чем убрать и направить край бутылки к моему рту. Я была абсолютно околдована им и приоткрыла губы, не отводя своего взгляда от него, когда он опустил бутылку, чтобы моя доля стекала вниз по моему горлу.

Я застонала.

Как я могла не застонать?

Вода была слишком теплой, немного отдавала пластиком, и в ней был легкий привкус растений, но это была самая лучшая, самая вкусная вода, которую я когда-либо пила. И тот факт, что самый смелый, самый деятельный, сложный мужчина добыл ее и напоил меня каждой ее каплей, заставляло мое сердце заходиться надеждой.

Я не знала, кто разрушил очарование, но бутылка стала пустой, и мы пришли в себя.

Я могла выпить еще десять таких.

Но на данный момент ее нужно было насобирать. Пульсирующая головная боль от недостатка влаги немного исчезла, когда мое тело с жадностью впитало дар.

Я облизала нижнюю губу, наслаждаясь последней каплей.

— Мы готовы к ужину?

Дети драматично упали на песок, держась за свои урчащие животы.

— Да! Накорми нас!

Я рассмеялась.

Гэллоуэй вздрогнул, когда он пристально рассматривал свои руки.

Я позабочусь о нем, когда мы поедим.

Вместе мы направились к котелку с приготовленными моллюсками.

Когда солнце село на третий день, я поклялась себе, что завтра будет лучше, потому что сегодня лучше, чем вчера, и эта неделя каким-то образом была лучше... даже несмотря на то, что она была невероятно сложна.

Наши жизни так сильно изменились, но мы выяснили, что мы сможем пережить это.

— Ты на самом деле сделал очень хорошую вещь сегодня, — прошептала я, когда Гэллоуэй открыл створки горячего моллюска и отправил содержимое в рот.

Дети с жадностью поглощали свои. Еда достигла моего желудка, распространяя счастливое приветствие по уставшим, изголодавшимся мышцам, и мало-помалу, улыбка за улыбкой мы оставили позади призрак нависающей смерти.

Он посмотрел на меня, но не проронил ни слова. Но его взгляд говорил тысячи вещей.

Мы сделали на самом деле хорошую вещь.

Мы сможем справиться.

Вместе.

Запах просто убивал меня.

Гниющий, тошнотворный смрад.

Мои руки зудели от желания использовать камень, чтобы долбить фюзеляж, порезы на моих пальцах саднили, и моя лодыжка... черт, было ощущение, что моя лодыжка болела в десять раз сильнее.

Все, чего я желал, это поспать

Отдохнуть.

Исцелиться.

Моллюски утолили невыносимый голод, и третья разделенная бутылка воды на некоторое время уняла мою жажду.

Но я имел в виду то, что я сказал Эстель, чтобы она избегала мертвых. Я не хотел, чтобы ни она, ни дети не подходили к ним. Было достаточно того, что они видели своих родителей после авиакатастрофы.

И это было бы в миллион раз хуже, если бы они увидели их сейчас.

Я стоял над Акином.

Его шея была сломана. Внезапное приземление заставило его вылететь через ветровое стекло кабины. Паук выполз из его носа, и его черные волосы были схожи по цвету с его засохшей кровью.

Господи Иисусе.

Лунный свет едва проникал через плотный лесной покров. Не было ни туч, ни намека на шторм. ФиГэл должны были быть тропиками, но уже на протяжении многих дней, здесь не было ни одного дождя.

К счастью, мое нечеткое зрение было не помехой. Все, что мне было необходимо — это видеть силуэты деревьев и достаточное количество света, чтобы копать могилы, прежде чем взойдет солнце.

Я застонал себе под нос.

Как?

Как именно ты собираешься сделать это? Ты испытываешь нестерпимую боль. Ты не можешь нагибаться. Ты не в состоянии копать.

Как парню, (единственному, который был старше тринадцатилетнего мальчика) мне пришлось собраться с мужеством и защищать остальных. Но что толку от того, что ты хочешь сделать что-то правильное, если твое тело четко указывает на то, что это закончится неудачей.