Я не мог ставить это себе в заслугу.

Эстель была той, кто наложила шину на мою ногу, на запястье Коннора и обработала спину Пиппы. Она была той, кто беспокоился о нас по ночам, принося нам свежую листву, чтобы обложить наши влажные песчаные углубления в песке в виде кроватей, пыталась отказаться от своего последнего кусочка батончика мюсли только для того, чтобы детям досталась большая порция.

Она была святой на этом острове.

А не я.

А то, что она со мной обращалась как с таковым... что ж, это выводило из себя.

Приводило в ярость.

Вызывало гнев от того, что я не мог справиться с болью в моем организме и в сломанной лодыжке, что было только ей на руку.

Уже не говоря о том злосчастном поцелуе, который мы разделили.

Что вообще это было?

Мой член был таким же твердым, как ствол пальмы, одержимый отчаянным стремлением быть внутри нее даже, несмотря на то, что я не заслуживал поцелуя, не говоря уже об остальном

Я взял свою порцию еды, когда Эстель разделила последний батончик мюсли, и начала усердно по кусочку поглощать свой. Я же проглотил свою порцию в тот же миг. Я не мог дразнить свой организм крохами. Это бы не улучшило для меня ситуацию вне зависимости от того поглощал бы я пищу быстро или медленно.

Но я знал, что заставит меня почувствовать себя лучше.

Быть полезным и эффективным.

Мой взгляд остановился на обнаженных руках и ногах Эстель. Она все еще была одета в черную футболку Коннора и хлопковые шорты. Коннор был одет в похожую одежду, на нем были пестрые широкие шорты и серая футболка, а Пиппа была одета в розовую юбку и кофточку с рюшами.

Вместо кожи безупречного цвета, они все были розовые из-за долгого нахождения на солнце, и покрыты опухшими укусами на руках и ногах от мошкары.

Долбанные насекомые убивали нас. У нас не было одежды, которая бы закрывала нашу кожу, и поэтому мы были легкой целью для кровососущих насекомых.

С этим нужно было разобраться.

Но как? У меня не было гребаной идеи, как это сделать.

Эстель закончила свой завтрак и убрала обертку и бутылку к остальной куче вещей, чтобы они не загрязняли море. Я не мог отвести свой взгляд от нее в тот момент, когда она взяла что-то из своей сумки и повернулась ко всем нам спиной.

Я ненавидел себя за то, что не мог отвести от нее взгляд.

Я ненавидел, что не мог прекратить пожирать глазами ее обнаженную спину, когда она сменила футболку на верхнюю часть бикини, когда вновь наступила жара.

Мой член дернулся, когда она старалась завязать завязки, борясь с черным материалом, которым все еще были перевязаны ее ребра.

Я был долбанным извращенцем. Извращенцем, который лежал, позволяя слабости и повреждениям взять над собой вверх.

У Эстель получилось завязать бантик, прежде чем она повернулась взять пару вещей и фуражку в черной спасательной сумке, которая находилась у пилота в кабине вертолета.

Какого хрена она делала?

С моей ногой и стопой не было улучшений, и постоянная пульсация приводила меня в ужасное настроение. Я сорвался на бедной Пиппе, когда она задавала миллион вопросов о водосборнике. Ей было лишь любопытно, но ее вопрос показали мне, каким трусом я был.

Эстель бросила на меня хмурый взгляд, заставляя меня чувствовать себя подлецом (хуже, чем подлецом, отвратительным, мерзким мудаком).

Жалость к себе была ужасным монстром, и я хотел его выпустить.

Мне необходимо было его выпустить.

Отчаянное желание ходить, бегать переполняло меня. Но я не мог. А даже если бы и мог, было бы сумасшествием делать что-то под палящим солнцем без наличия еды и воды.

Коннор поднялся, проводя рукам по своим шортам.

— Пойду воспользуюсь туалетом для мальчиков.

Он исчез в подлеске, напоминая мне о том, что меня ожидает решение еще одной задачи. Нам нужно будет вырыть туалет; или же насекомые замучают нас в десять раз сильнее.

— Мы пойдем, как только ты закончишь,— Эстель крикнула ему вслед.

Коннор остановился.

— Уходим?

— Да, к вертолету. — Она подняла швейцарский охотничий нож и топор. — Мы снимем пару частей обшивки, чтобы быть готовыми к дождю.

Ох, черт нет.

— Подожди-ка долбанную минутку. — Я поднялся на ноги.

Черт.

Пляж перед глазами поплыл от боли. Я хотел вмазать по чертовому дереву и одновременно вырвать его.

Эстель не подошла ко мне, чтобы поддержать меня, вместо этого удаляясь в сторону зарослей.

— Я уже тебе говорила до этого, Гэллоуэй. Ты чувствуешь себя не очень хо...

— Я достаточно хорошо себя чувствую.

Ее пальцы сжались на предметах оружия.

— Нет, ты не чувствуешь. Будь благоразумным. Ты находишься на грани лихорадки. Твоя лодыжка причиняет страдания. Мы с Коннором сможем сделать это. И мы вернемся намного быстрее, чем смог бы ты. Поход в одиночку убьет тебя.

Мои ноздри затрепетали.

— Еще один способ заставить меня чувствовать себя полностью бесполезным, Эстель.

Черт побери, ей что, было обязательно отнимать у меня каждое решение?

— Ты не бесполезный. — Она указала на дерево магнолии. — Ты обеспечил нас водой, ради всего святого. Ты гарантировал, что мы сможем продержаться еще пару дней.

Я покачал головой

— Мне следует быть тем, кто пойдет туда...

Не заставляй меня говорить об этом вслух в присутствии ребенка.

Коннора, может, и не было рядом с нами, но, вероятнее всего, он слышал нас на расстоянии. А также Пиппа, которая уже получила достаточную дозу переживания из-за меня.

Не то чтобы я винил ее.

Но проблемы нужно было обсуждать... решать их. Ужасные проблемы, с которыми никому не следовало иметь дело.

— Эстель, — прорычал я. — Ты не можешь пойти. Я тот, кто...

— Кто? Человек, который должен тащить тяжелые куски обшивки сюда? Как именно ты собираешься сделать это? У тебя костыль, ты не сможешь переносить большие куски оной рукой. Это не сработает.

Ее доводы верны.

Но мне было наплевать на то, что она была права.

Все дело было в том, чтобы быть с ней равным. Быть достойным. Показать ей, что я был достаточно сильным, чтобы можно было положиться на меня... быть в достаточной степени надежным, чтобы она могла довериться мне.

И кое-что совершенно другое.

— Я не буду говорить об этом.

Она прищурилась.

— О чем ты?

Я перевел взгляд на Пиппу.

— Неподходящее место для...

Она уперла руки в бока. Подтянутые мышцы ее живота напряглись под черной резинкой бикини на ее груди.

— Ты сам поднял эту тему, Галлоуэй. Так что закончи, что хотел сказать. Почему ты должен быть тем кто...

Черт побери.

— Для тел, понятно? — я прошипел, тяжело дыша. — Тех, кто не выжил. Если, конечно, ты не забыла, семеро из нас потерпели крушение, оказавшись здесь, и только четверо живут тут на данный момент.

Пиппа подтянула ноги к подбородку, оборачивая руки вокруг них. Она не произнесла ни слова, но чудовищное понимание заполнило ее взгляд. Я бы так хотел, чтобы она была немного младше, чтобы она не понимала, о чем я говорю.

Эстель напряглась.

Она забыла.

Я понизил голос:

— Лучше было бы разобраться с ними сейчас... Пока они не начали разлагаться.

Ее взгляд устремился к Пиппе, глаза наполнились слезами.

Стискивая зубы, превозмогая боль, я запрыгал по направлению к ней. Мои губы приблизились к ее уху:

— Если есть вариант, что мы можем задержаться здесь на длительный срок, дети в итоге наткнутся на тела своих родителей. Ты что хочешь, чтобы они увидели их такими? Гниющими в...

Она дернулась в сторону.

— Я поняла. Хорошо? Я не хочу слушать это дальше.

— Нет, конечно, не хочешь. Но тебе также не нужно идти туда в одиночку. Кому-то нужно разобраться с этим, и не тебе или Коннор.

Она уставилась на землю, ее лицо приобрело немного зеленоватый оттенок.

— Ты не можешь сделать это сам. Я помогу тебе

Я схватил ее за локоть.