Он был очищен и прощён.

— Стел, подожди. — Гэл схватил меня. — Подумай о Коко. Они могут запереть меня, но я не позволю им посадить в тюрьму мою дочь. — Он держал мои щеки дрожащими руками. — Пожалуйста... сделай это ради меня. Скоро мы снова будем вместе.

Все оставшиеся осколки моего сердца разлетелись в пыль.

— Ты не знаешь, о чем меня просишь.

— Да, да, знаю. — В его голубых глазах пылал ужас. — Думаешь, я хочу снова оказаться в тюрьме? Меня это чертовски пугает, но я готов сделать все необходимое, чтобы обеспечить твою безопасность. И если депортация — это ключ... пусть будет так.

— Нет, я полечу с тобой в Англию. Я отказываюсь от Австралии. Если они способны на такую жестокость, я больше не хочу здесь жить.

— Стел, мы должны быть благоразумны. Мы не знаем, что произойдет. Мне не удалось связаться с отцом, хотя капитан заверил меня, что он жив, когда я сообщил ему подробности. Не знаю, в приюте ли он, болен ли, или где мы окажемся в конечном итоге.

Ненависть к себе и презрительное признание проступили на его лице.

— Я без гроша в кармане, Эстель. У меня ничего нет. Я разорен. Не хочу отправлять тебя и Коко в неизвестную страну, где нет дома. Подумай, как испугается бедный ребенок. Там холодно. Нет пляжа. Нет солнца.

Он вздрогнул, прижимая меня к себе.

— Это единственный выход. Здесь она будет в замешательстве, но, по крайней мере, будет рядом с тем, что помнит. Мы найдем способ вернуться друг к другу, вот увидишь.

— Ты идиот, Гэллоуэй. Неужели думаешь, ей есть дело до океана, когда она вот-вот лишится отца? — Я ударила его кулаком в грудь. — Нет! Я не позволю тебе этого сделать.

Мужчина-офицер подошел ближе, прижимая к себе планшет, словно это могло спасти его от моего яростного взгляда.

— Мистер Оук, боюсь, автобус уже прибыл, чтобы отвезти вас на территорию комплекса. Если вы сможете попрощаться, я прослежу, чтобы мисс Эвермор и ее ребенка отвезли в квартиру.

Гэллоуэй вихрем бросился к мужчине, сжимая кулаки, в его взгляде читалось убийство. Блеск пота свидетельствовал о том, что он не так силен, как кажется. Хотелось убить всех за то, что они лишили его того, чего он добился.

— Не говорите нам о прощании. Ясно? Вы дадите нам нужное время. Это самое малое, что вы можете сделать.

Мужчина замер, а затем медленно отступил.

— Хорошо... да, конечно.

Гэллоуэй повернулся ко мне и повел прочь.

— Доберись до квартиры и позвони моему отцу.

— Твоему отцу?

Я вспомнила наши разговоры. Поздно ночью, под звездами, все еще жаждущий электрического света и кубиков льда, Гэллоуэй рассказал немного о своей семье. Его отец страдал постоянными вирусными инфекциями после того, как его жена умерла от рака груди, потому что горе подорвало его иммунную систему.

В его устах история его отца звучала болезненно и печально, но в то же время чувствовалась сила. Оставаться в живых, когда твоя вторая половинка умерла? Я прожила в этом ужасе несколько часов и чуть не сломалась.

Я не могла представить, что мне придется жить с таким лишением всю оставшуюся жизнь.

— Позвони на мой старый номер. Капитан оставил сообщение на автоответчике, когда не смог дозвониться. Я передал отцу, что позвоню ему, когда мы причалим. Он будет ждать звонка, если прослушал запись.

Он глубоко вздохнул.

— Я не рассказал тебе всю свою историю, Стел, но это сделает мой отец. У него есть все необходимое, чтобы очистить мое имя. Я не знаю, почему это произошло. Я даже толком не знаю, как это случилось. Но есть причина, по которой меня освободили после того, как приговорили к пожизненному заключению. Если английские суды могут отменить подобный приговор, то эта же информация убедит этих придурков, что я не собираюсь совершать убийства в центре Сиднея. У меня была причина. Мой приговор был отменен. Моя судимость должна была быть снята. Мой отец поможет нам снова быть вместе.

— Я... я... — Мысль о разговоре с человеком, который вырастил из Гэллоуэя такого невероятного человека, пугала меня.

Кто я такая? Я просто женщина, которая разбилась с ним на вертолёте. Женщина, которая настолько плохо вправила ему сломанную лодыжку, что он постоянно прихрамывал.

Я недостойна.

Но я также женщина, которая завладела его сердцем.

Женщина, выносившая его ребёнка.

Женщина, которая любила его больше всего на свете.

Если это не делало меня достойной... то, что же?

Губы Гэла коснулись моих в крепком поцелуе.

— Обещай, что позвонишь ему.

За последние несколько дней я дала столько обещаний, что уже не могла уследить за ними. Я обещала не оставлять его, пока он умирает. Обещала любить его, слушаться, бороться за него.

Я выплакала больше слез, чем когда-либо в своей жизни, но мне еще немало предстояло их пролить.

— Обещаю, Гэл. Я позвоню ему. Я разберусь с этой ужасной неразберихой.

Его поцелуй стал порочным.

— Спасибо. Спасибо, что доверилась мне и была на моей стороне.

— Всегда. Я всегда на твоей стороне.

— Я люблю тебя.

— Знаю.

Я не могла сдержать слез, когда Гэллоуэй поцеловал меня в последний раз, поцеловал свою дочь, крепко обнял нас, а затем исчез вместе со своим тюремщиком, чтобы его депортировали.

УЖАС.

Это единственное слово, которое я мог использовать, чтобы описать свои ощущения, когда вошел в камеру предварительного заключения. Эта комната отличалась от той, в которой я находился в последний раз. Это помещение было больше похоже на обычный гостиничный номер. Нормальный туалет со стенами (а не металлическая кастрюля без возможности уединения), кровать с простынями (а не раскладушка с драными одеялами), и еда, подаваемая на посуде, а не выливаемая в пластмассовые корыта на шведском столе.

Но ничто не могло изменить того факта, что в течение нескольких невероятных лет я был свободен.

Я был счастлив.

Я был лучшим мужчиной, каким только мог быть.

А теперь... они лишили меня всего.

Украли мою жену.

Похитили мою дочь.

Лишили меня семьи.

Все сначала.

Паника от того, что кто-то другой распоряжается твоей судьбой. Ужас от того, что приходится полагаться на чужих людей, которые все исправят.

Беспомощность одиночества.

Такова моя жизнь.

Новая жизнь.

Мне нужна моя прежняя жизнь.

Когда жизнь еще одного дня не зависела от взяток и поклонов.

Когда судьба не была предметом переговоров при условии, что мы платили правильную цену.

Сейчас?

Понятия не имею, чего стоит мое будущее.

Взято из блокнота «Narrabeen Apartments».

...

БИП-БИП.

Бип-Бип.

Я была одержима идеей позвонить по номеру, который Дафна Мур дала мне (любезно предоставленный капитаном информационный пакет) для поиска отца Гэллоуэя.

Поездка на такси по новому адресу. Беготня от журналистов, которые меня окружали. Я вошла в тесную двухкомнатную квартиру, где стены были отделаны керамогранитом, а кухня украшена белыми глянцевыми шкафами, отражающими полуденное солнце.

Она была стерильной.

Не жилой.

И я ненавидела ее, потому что Гэллоуэя здесь не было.

Моя тюремная надзирательница покинула меня, как только убедилась, что ее задача выполнена. Положив ключ на кухонную стойку, она пробормотала какие-то нелепые извинения за то, что разлучила мою семью, и ушла.

Она поступила мудро, уехав.

Я не проронила ни слова. Я не отвечала на ее неуклюжие попытки завязать светскую беседу. Не смотрела на нее, когда она потянулась к Коко и издавала успокаивающие звуки в такси.