Теперь он был один.

В ту ночь мы не уходили с пляжа. Пиппа хотела побыть в одиночестве, ей не нужны были наши объятия, и мы сидели в лунном свете, тихо скорбя.

Как только взошло солнце, и Коннор исчез, мы добавили его имя к маленькому святилищу родителей Эвермор с крестом и врезанной надписью о нашей вечной любви. Мы сорвали сотню красных цветов и рассыпали их по песку в память о нем. И каждому из нас необходимо было уединение, поэтому мы удалились в свои укромные уголки скорби.

В день, когда мы потеряли Коннора, мы лишились всей энергии, чтобы продолжать.

Я плохо помню те недели.

Не помню, чтобы меня утешали, чтобы я с кем-то говорила или делала что-то помимо того, чтобы ела, когда требовал организм, и постоянно плакала, потому что горе становилось слишком сильным, чтобы его можно было сдержать.

Пиппа свернулась калачиком в своей кровати, превратившись в безутешного призрака.

Гэллоуэй провел день, охотясь на всех каменных рыб, которых смог найти, и убивая их одну за другой. Меня пугала мысль, что он оступится и его постигнет та же участь, что и Коннора.

Смерть за смерть.

А когда он закончил, его плечи сотрясались от беззвучных рыданий, оплакивающих Коннора, наше будущее и прошлое, от которого он все еще не мог избавиться.

Даже Кокос скорбела.

Ее вопросы о Конноре прекратились очень быстро, потому что мы отрицательно качали головами и не давали ответа на вопрос о его возвращении. Ее лепет стал тихим и угрюмым, словно она даже в столь юном возрасте понимала, что ее любимый старший брат ушел навсегда.

Мы были такими храбрыми.

Сильными.

Но сейчас... сейчас был переломный момент, который, боюсь, мог разрушить нас.

…

НОЯБРЬ

У горя была ужасная манера затягиваться.

Оно обволокло не только наши скорбящие сердца и каждую мысль, но и преследовало на каждом шагу. Во сне и наяву.

После вынужденного одиночества мы снова нашли путь друг к другу.

В течение двух месяцев мы жили в оцепенении, постоянно ожидая, что Коннор прибежит с пляжа, неся пойманную рыбу, или величественно понесет Коко купаться.

Пиппа вздрагивала с надеждой каждый раз, когда ветер свистел в деревьях, болезненно подражая смеху Коннора.

Гэллоуэй бросил все силы на защиту Кокос. Он стал очень недоверчивым ко всему окружающему, и свет, сияющий в его глазах, как и в моих, погас.

На протяжении многих месяцев мы вместе преодолевали невзгоды... и теперь я чувствовала себя одинокой, как никогда.

Ночи превратились в кошмары. Я не могла от них скрыться. Не могла заглушить душевную боль от того, что мне его не хватает.

Однажды звездной ночью Гэллоуэй поцеловал меня в щеку и прижал к себе.

Я напряглась, ожидая секса. Секса, к которому не была эмоционально готова.

Вместо этого он прошептал:

— Мы любили его, Эстель. Любили его как сына, друга и брата. Но мы не можем продолжать горю поглощать нас. Его больше нет. Но мы все еще здесь. Мы должны жить дальше. Он хотел бы, чтобы мы жили дальше. Он доверяет нам заботу о Пиппе. — Он крепко сжал меня в объятиях. — Ради него мы обязаны не сдаваться.

Мои слезы появились вновь, но на этот раз это были слезы не горя, а прощания.

Этот мужчина был не моей второй половинкой.

Он был моим сердцем.

И что бы ни случилось, это никогда не изменится.

…

Дни пролетали, и мы не удосуживались их подсчитывать.

Сезон дождей обрушился на нас, но мы не обращали на это внимание.

Солнце обжигало, но мы не обращали на это внимание.

Постоянное однообразие влажного тропического острова было насмешкой над нашей болью.

Мы потеряли представление о том, как быть счастливыми, как смеяться в лицо страху и выживать назло смерти.

Мы поддались унынию и, в конце концов, смирились с тем, что если не покинем остров, то умрем.

Мы умрем, и нам было плевать на это.

Нас не радовал наш домик на пляже.

Мы перестали жить в фантастическом сне, вдали от общества, сезонного гриппа, и стресса от работы.

Это было реально.

Коннор умер.

Умер.

Мы портал и последний пункт назначения для жизни и смерти.

Мы морг, супермаркет, больница, дом, банк, аптека, ресторан. В конце концов, мы смирились с тем, что смертные и желание бороться, наконец, исчезло

…

ДЕКАБРЬ

Лишь несколько дат словно блики ясных воспоминаниях.

Несколько дат, которые навсегда останутся в памяти как судьбоносные.

Первое: День, когда Мэди загрузила мою песню и изменила мою карьеру.

Второе: Ночь, когда мы совершили аварийную посадку на наш остров.

Третье: Утро, когда родилась Коко.

Четвертое: День, когда Коннор умер у нас на руках.

Пятое: Предстоящий кошмар нашего будущего.

Пять дат, которые определили меня.

Пять дат, которые словно неподъемный груз.

Даже сейчас, спустя три месяца с тех пор, как Коннор умер, нам так же больно.

Прошло три месяца с тех пор, как мы искренне смеялись и улыбались.

Три месяца назад наша воля к выживанию иссякла.

Однако со смертью пришла жизнь, Кокос расцвела в одночасье. Из человеческого зародыша она превратилась в болтливую девочку, волшебным образом забирая нашу грусть и напоминая, как снова улыбаться. Ее маленькие щечки и умные глаза стали бальзамом для наших воспоминаний.

Слезы не прекращались, и Пиппа безвозвратно изменилась. Она стала незнакомкой, с которой мы делили наш остров. Последним выжившим членом ее рода.

Но жизнь тянула нас вперед, латая наши раны часами и днями, медленно исцеляя, несмотря на наши желания.

Черепахи посетили нас (как и каждый год), но на этот раз никто не остался, чтобы понаблюдать за их ночной кладкой.

Мы слишком устали.

Слишком слабы.

И с каждым днем становились слабее.

Однажды ночью желание соединиться с Гэллоуэем переполнило меня, и я взяла его за руку, чтобы отвести в постель.

Пиппа осталась у костра, глядя на пламя, как и каждый вечер. Она вспоминала о том, что жива, только когда я передавала ей на руки Коко. Она начинала моргать и разговаривать, сбрасывая с себя оцепенение, до тех пор, пока косолапый карапуз не решал, что с него хватит быть эмоциональным лекарством для очень грустной сестры.

Некоторое время я размышляла, не справедливее ли было судьбе забрать жизнь Пиппы, а не Коннора. Она слишком тяжело переживала смерть своей семьи. Возможно, было бы лучше, если бы она ушла, нашла своих мать и отца в царстве вечности и променяла это существование на небесное.

Но судьба распорядилась иначе. Она не раздавала приглашений на предстоящие события. Это просто происходило.

Мы не разговаривали, пока я тянула Гэллоуэя в нашу спальню и торопливо развязывала бантики своего бикини.

Глаза Гэллоуэя пылали с такой силой, какой я никогда раньше не видела, он сбросил свои шорты и заключил меня в объятия.

Наш поцелуй был диким и неистовым.

Наше совокупление было беспорядочным и жестоким.

И после того как мы насытились, мы лежали в темноте и принимали решение.

Пришло время.

— Мы отплываем на этой неделе, Эстель. Пора готовить лодку.

Мы попрощались.

Оставляя Коннора в раю.

Настало время возвращаться домой.

ЯНВАРЬ

С МЕНЯ ДОСТАТОЧНО.

Моя семья умирает.

Коннор уже покинул нас.

Я не хочу никого больше терять.

Я никогда ни по кому не скучал так сильно, как по нему.

Ни по матери, ни по отцу.