«Есть только одна подлинная ценность – это связь человека с человеком». (Антуан де Сент-Экзюпери)

Никандрыч был доволен работой! Давно руки не творили так быстро и ловко, а голова не работала так творчески, как нынче! То ли оттого, что Изольда поправляется, улыбается ему на его романтические намёки и скоро приедет, то ли оттого, что всё вообще очень уж хорошо, и даже подозрительные мужики, напуганные, видимо, принятыми мерами, куда-то пропали… Ну и, конечно же, очень уж хотелось ему подарить маленькой Златовласке на Новый год что-то очень достойное…

Никандрыч решил подарить Златовласке Настоящего Дракона! Такого, каким представляет драконов вообще Златовласка – не пушистого и мягкого с улыбочкой, а грозного, с чешуёй, рогами, языком… Как в книжке, которую Изольда очень любит. Никандрыч «приватизировал» в школьной мастерской хорошее бревно, придал бревну на станке форму, и вот уже несколько дней обстругивал его в своём «коттедже». Он знал: главное – это создать дракона в своей голове, а уж руки воспримут. Он хотел сделать Настоящего Дракона именно с зелёной чешуёй, для чего натаскал в гараж пустых бутылок зелёного цвета и наколол мелких стёклышек. Их он потом будет приклеивать к телу дракона…

Златовласка занимала в его жизни совершенно особое место. И не только потому, что она является внучкой ТОЙ, самой главной теперь женщины в его жизни, самым лучшим подарком на Новый год, и похожа она на ТУ, старшую Изольду как две капли воды… Да, это всё так, и именно Златовласка познакомила, свела их, это бесспорно, без Златовласки ничего бы не было… Но кроме этого он был очень привязан к Златовласке, потому что она была совершенно необыкновенным ребёнком. И это отмечали все.

Познакомился Никандрыч с девчушкой ещё летом, они появились в этом дворе практически одновременно. Златовласка с мамой и бабушкой поселилась в небольшой пятиэтажке, стоявшей почти впритык к гаражному массиву, где Никандрыч калымил, да почти и обитал, ночевал в сарайках. Собственно, это был никакой не официальный гаражный массив, а несколько рядов гаражей и сараев, построенных ещё в советское время без всякого оформления на окраине города, и как раз по этому самостийному массиву проходила черта, отделяющая город от района. Поэтому официальные землемеры, сто раз выезжавшие на место с целями то попытаться определить в очередной раз границу, то написать предписания хозяевам гаражей, махали рукой на самострой. Последнее время они говорили с мужиками, владельцами гаражей, про гаражную амнистию, разговаривали с участковым Банкиным, у которого тоже был здесь незарегистрированный гараж, но потом на полгода-год все опять забывали о проблеме. Да, собственно, никакой проблемы и не было, гаражи не мешали, участковый Банкин присматривал за ними, тут никто не хулиганил, чистоту и пожарную безопасность соблюдали, все друг друга знали, почитали и уважали. А участкового Андрюху Банкина, жившего в том же доме, где Златовласка, почти примыкавшем к гаражам, на какой-то мужиковой гаражной попойке даже единогласно выбрали председателем несуществующего гаражного кооператива.

В ноябре Никандрыч возвёл в гаражах себе жильё – некий второй этаж над брошенным гаражом. Мужики из уважения к строительным способностям и чувства юмора называли его «коттеджем». Рядом с Банкиным гаражом стоял маленький, вросший в землю гаражик метров пятнадцать площадью. Хозяева давно куда-то сгинули, мужики стали использовать гаражик как склад общих вещей. А когда участковый Банкин нашёл в подвале подхватившего пневмонию Никандрыча, после чего тот почти месяц пролежал в больнице, то мужики, поговорив по душам, пришли к выводу, что Никандрыч мужик положительный, рукодельный и не криминальный, и решили поселить его в этом ничейном гараже. Члены «кооператива» единогласно идею поддержали. Что ни говори, а сторож гаражам не помешает, к тому же сторож – мастер на все руки. Никандрыч в свою активную бытность поработал и каменщиком, и печником, и сантехником, и монтажником, и электриком… Да кем только не был! Пока две доченьки не решили от него избавиться. Жил он с семьёй в другом городе, километров тысяча отсюда. Когда жена умерла, дочки были уже взрослые. Старшая вышла замуж, когда родители Никандрыча умерли, и поселилась в их освободившейся квартире. Младшая, выйдя замуж уже после того как Никандрыч овдовел, привела зятя в его квартиру. Пожили немного вместе, да и неплохо жили… А потом дочки стали уговаривать Никандрыча уехать в другой город, на берег Волги, к тётке, которая когда-то звала его скоротать свою старость. И обещала завещать или подарить ему квартиру. Никандрыч не возражал. Он вообще никогда не возражал. Он прекрасно понимал, что дочкам не нужен.

Дочки написали тётке, она ответила, что жива – здорова, они быстренько собрали Никандрыча в дорогу и посадили на поезд, предварительно выписав с законной жилплощади. Однако, приехав в тёткин город на берегу Волги и найдя её в убогой замызганной хрущёвке на самом краю города, Никандрыч с прискорбием узнал, что тётка уже давненько не в себе, квартиру она переписала на каких-то соседей, которые якобы за ней ухаживают, а Никандрыча даже не узнала.

Возвращаться в родной город Никандрыч не стал, поскольку прекрасно понимал, что ни одна из дочерей его не примет, и нанялся копать огороды местным дачникам. Благо на окраине города, и тем паче за чертой его, домов с участками было великое множество. Пенсию он получал на карточку, хозяева огородов ему не только платили деньги, но и кормили и поили, да и одеждой обеспечивали, так что конец весны и начало лета он прожил весьма безбедно и даже весело. Одно плохо – Никандрыч до боли скучал по внучкам! Сначала они ему звонили, разговаривали по Ватсапу, а потом Никандрыч телефон потерял, ему подарили кнопочный, без интернета. А внучки без Ватсапа звонить не хотели – мамы сказали им, что это слишком дорого. Никандрыч звонил им сам, но они отвечали всё реже и реже…

Вскоре жители окрестных домов выяснили, что Никандрыч на все руки мастер, и он стал крыть им крыши, чинит водопроводы, строить заборы, делать ремонты.

И таким образом он познакомился со Златовлаской. Он давно обратил внимание на белокурую девочку, на вид которой было лет 8-10, но личико у неё было слишком серьезным для возраста. Девочка была полна удивительного очарования. Какого – Никандрыч так и не понял, но оторвать глаз от девочки просто не мог.

Впервые он увидел её рано утром. Никандрыч ночевал в сарайке при гаражах, просыпался рано, начинал трудиться, если было где, или, если работы не было, выходил во двор пятиэтажки Бастилия, как называли жители крайний дом за его хмурый депрессивный цвет и длину – в доме было девять подъездов. Несмотря на серо-грязно-жёлтый цвет и неблагозвучное название дома двор выглядел отменно. Во дворе было много лавочек, детский городок с песочницей, цветники у подъездов, заботливо посаженные бабушками, и тонкие стройные берёзки, создававшие уют и тень. Никадрычу было совершенно непонятно, почему жители прозвали их дом так депрессивно, ему нравился весёлый живой длинный двор. И жители нравились. Здесь, как и во дворе на его родине, все друг друга знали и осознавали некую общность идеи, как Никандрыч запомнил из интернета, социальную ответственность. Квартиры в Бухенвальде продавались и покупались редко. Богатым хрущёвки на окраине не нужны, а бомжей расселяли по общежитиям и малосемейкам, которых в городе было великое множество. И ещё Никандрычу нравилось, что город стотл на реке Волге, которую он давно мечтал увидеть. Собственно, сам город находился на другом берегу, здесь был маленький окраинный район, созданный из деревень да бараков, построенных для рабочих судостроительного завода. Строились дома, даже многоэтажки, людей из бараков расселяли, бараки сносили, появился вполне приличный микрорайон. Но селиться здесь мало кто хотел. Судостроительный завод приказал долго жить, работы не было. Так что остались в основном местные жители.