Студенты Политехнического института осторожно вынесли карту ГОЭЛРО с хоров актового зала. Хлебным мякишем они очищали листы от грязи и заново монтировали проводку. На торжественном вечере института вновь, как и много лет назад, вспыхнули разноцветные лампочки.

И еще позже пришло письмо от Юлии Михайловны Рутковской из Нарвы.

«В 1920 году мне было пятнадцать лет, мы жили в Петрограде у нашего родственника инженера-электротехника Владимира Федоровича Булгакова. Он работал в институте, который называли у нас дома «ГОНГИ».

В один из декабрьских вечеров 1920 года — я помню, к нам на квартиру уже завезли рождественскую елку — к В. Ф. Булгакову приехал профессор Шателен (имени его и отчества я не помню) и долго о чем-то беседовал. После его ухода в семье сразу же заговорили, что надо срочно готовить карту электрификации.

На следующий день где-то раздобыли большую складную карту. Встал вопрос о ее раскраске. Красок не было, и купить их было негде. Наконец достали акварельные краски в фарфоровых чашечках и маленькие кисточки. Карту положили на пол в кабинете В. Ф. Булгакова. Раскраску ее поручили молодому инженеру Сергею Ивановичу. Но вскоре Сергею Ивановичу надоело ползать на коленях по карте, и он охотно уступил работу мне и моему братишке Мише (погиб в бою при героической защите Ленинграда в 1941 году). Помню, что много красила по указанию Сергея Ивановича зеленой краской, а Миша — моря в сиреневый цвет, так как у нас синей краски не было. Когда вся карта была покрашена, у нашей елки отобрали все электрические лампочки (они были несколько крупней обычных елочных лампочек), а также все провода для них. Потом, очевидно, для монтажа карту отнесли в институт. Мы долго ждали, что нам возвратят лампочки, но их так и не вернули».

Если вы будете в Ленинграде и захотите взглянуть на карту ГОЭЛРО, она находится теперь в Музее революции. Обратите внимание, как аккуратно, тонкой кисточкой раскрашены моря в сиреневый цвет. Топографы называют эту работу — поднять карту.

КОГДА ВСТРЕТИЛИСЬ СЕРП И МОЛОТ…

Сначала был чистый лист бумаги или даже обрывок его. Был карандаш в руке художника, которым он набрасывал один вариант за другим. А теперь созданное им не воспринимается как рисунок, где можно что-то изменить, дополнить, исправить. Это неизменный символ первой в мире социалистической державы. Государственный герб Союза Советских Социалистических Республик, о котором в Конституции СССР, в ее 169-й статье, говорится:

«Государственный герб Союза Советских Социалистических Республик представляет собой изображение серпа и молота на фоне земного шара, в лучах солнца и в обрамлении колосьев, с надписью на языках союзных республик: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» В верхней части герба — пятиконечная звезда».

И перед глазами возникает яркое, законченное до каждой черточки, знакомое изображение — молоткастый и серпастый герб. Он на свидетельстве о рождении, паспорте и трудовой книжке гражданина СССР. Герб на аттестате зрелости и дипломе об окончании института. Он на заработанных тобою советских деньгах. Герб на трибуне Верховного Совета СССР. Им скрепляются законодательные акты и многочисленные соглашения о дружбе и сотрудничестве, которые заключены Советским Союзом с другими странами.

Теперь он известен всему миру. А шесть десятилетий назад — в октябре 1918 года — советский посол в Скандинавии Вацлав Воровский писал в Народный комиссариат иностранных дел по поводу первого советского герба: «…Будьте добры прислать мне изображение его в сравнительно крупном масштабе, вершка четыре в диаметре и по возможности в красках.

Закажите нарисовать какому-нибудь молодому художнику. Мне он нужен и для щита на здании посольства, а потому важно иметь в красках». Как знать, возможно, это было первое путешествие нашего герба за рубеж…

А теперь приведу письмо, которое пришло в редакцию «Известий» из города Тосно Ленинградской области от инженера-путейца Леонида Николаевича Кондакова:

«В июле 1941 года мне исполнилось 16 лет, я получил паспорт и мечтал идти работать на завод. Но стремительное развитие военных действий нарушило мои планы. Приближающиеся к Ленинграду фашистские войска отрезали наш город. Отец ушел в партизаны, а я с матерью и сестрой остался в Тосно — на оккупированной территории… В конце 1943 года меня вместе с другими моими сверстниками угнали на работу во Францию. К этому времени во Франции активно действовало движение Сопротивления. Сначала я выполнял поручения разведывательного характера. А в 1944 году был принят в коммунистический отряд. В нашем отряде были бойцы многих национальностей — поляки, французы, бельгийцы, сербы, чехи… Были и те, кто сражался раньше в рядах интернациональных бригад в республиканской Испании. Каждый боец отряда носил нарукавную повязку цвета своего государственного флага. Нас, русских, советских граждан, в отряде было двое, и мы носили красную повязку.

В отряде был поляк-художник. Мы попросили его нарисовать на наших повязках герб Советского Союза. Герб получился очень красивый: золотисто-желтого цвета, с буквами под ним «USSR». Многие иностранцы восхищались нашим гербом.

После освобождения города Клермон-Феррана нам с Василием, так звали моего товарища, буквально не давали прохода на улицах. Все встречные незнакомые мужчины поднимали руку, приветствуя: «Рот фронт!»

Однажды на одной из городских площадей собрался митинг. Когда стали говорить об успехах Советской Армии, нас с Василием начали качать, подкидывая в воздух. Мы пытались объяснить, что наш вклад в эти победы невелик. Но нам показывали на герб, и этим все было сказано».

И этим все было сказано!

* * *

Вопрос о символах нового, рожденного революцией государства стал обсуждаться вскоре же после победы Октября. Народный комиссариат просвещения ГСФСР вместе с художественными коллегиями Петрограда и Москвы начал заниматься разработкой государственной эмблемы. Весной 1918 года Петроградская коллегия по делам искусства и художественной промышленности объявила конкурс на проекты серебряных монет, флага, герба и печати республики.

Сама мысль о создании герба встречала поддержку далеко не у всех.

Слишком велика была многовековая привычка к тому, что гербом владели лишь дворянские фамилии да рыцарские ордена. И давно ли писали столичные газеты: «Во всем Петрограде убираются по требованию народа и солдат императорские гербы и вензеля». В театрах «капельдинерам велено снять ливреи с бывшими императорскими гербами и одеться в простые пиджаки». «Маляры замазывают на аптеках рисунки двуглавых орлов, и по всему городу снимаются царские медали и ордена». (Кстати, немало велось споров и о первых советских орденах, были и те, кто не хотел их принимать, — еще жила память о царских орденах и сильна была ненависть к ним.)

Автор первой брошюры, посвященной описанию советского герба, начинал ее словами: «Герб вопреки общепринятому мнению не только дворянско-империалистический атрибут». Сама мысль, что не у царской фамилии и не у дворянского рода, а у рабочих и крестьян должна быть своя государственная эмблема, казалась неожиданной.

Советский герб, когда состоится его рождение, воплотит в себе самые поэтические мечты многих поколений борцов за свободу и социальную справедливость. Лучи восходящего солнца из века в век были символом нового дня и новой жизни. Так и называл свою коммунистическую утопию Томмазо Кампанелла «Город Солнца» — произведение, к которому не раз обращался Владимир Ильич, обдумывая свой план монументальной пропаганды. Было это весной восемнадцатого года — время, когда и рождался первый советский герб.

Революционная поэзия всегда воспевала царство труда. «Владыкой мира будет труд…», «…водрузим над землею Красное знамя труда», — пели русские революционеры. И повторяли пролетарии всех стран слова «Интернационала»: «Лишь мы, работники всемирной, великой армии труда…» Создателем и творцом новой жизни чаще всего выступал кузнец с молотом в руках: «Вздымайся выше, наш тяжкий молот…», «Крестьянину руку протянет рабочий, рабочему руку протянет солдат…» Пролетарские революционеры мечтали о союзе трудящихся своей страны и рабочих всего мира: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь в дружный стан…»