Он ощущал себя так, будто сходит с ума. Нет, он и сходил с ума. Он начинал бояться всего подряд, и страх этот с каждым мигом все больше грыз его изнутри, подтачивая рассудок подобно тому, как черви неспешно поедают фрукт изнутри. Тем не менее, никуда обратиться он за эти несколько недель так и не решился. Телефон его давно разрядился, и заряжать его обратно Маркус не торопился, прокручивая в голове детские воспоминания.

Трагедия настигла его под конец месяца. Уже под ночь, когда его покрасневшие глаза начали слипаться от усталости, и организм за день в конец измотался, пораженный вечной паранойей, экран телевизора вдруг вспыхнул ярким белым светом, заставив Маркуса тут же прийти в себя, а затем погас, отказавшись включаться обратно.

Он сломался – эта новость стала для Маркуса настоящим ударом, и он не сразу смирился с ней, сидя в одиночестве в напряженной тишине.

Маркус попробовал вернуть его к жизни, однако все его усилия оказались тщетны. Тогда он задумчиво посмотрел на мертвый телефон, сломанный давно ноутбук, который так и не успел отнести в сервис, и молча лег обратно в постель.

Время возобновило свой однообразный ход.

Тишина, к его удивлению, не стала для Маркуса большой проблемой. Наоборот, теперь он слышал каждый шум, каждый шорох в своей квартире и мог заранее принять меры, чтобы обезопасить свою жизнь.

Ночью он отчетливо начал слышать скрежет под своей кроватью и убедился, что она небезопасна. Тогда он стянул с нее матрас, а сам деревянный каркас вместе с остальными вещами, сложенными в гору, выставил у окна с выходом на балкон, заставив тем самым полностью вид наружу в своей спальне.

Спать он стал на матрасе, вдавив его в самый угол комнаты – так, чтобы никто не мог подобраться к нему как минимум с двух сторон, где его защищали стены. Однако, взглянув однажды ночью на цветастые обои с нового положения, он снова испуганно сглотнул: он мог поклясться, что видел, как из узорчатых цветов, прямо из центра бутона, показываются на мгновения чьи-то глаза, что наблюдали за ним, будто проверяя, на месте он или нет.

Старый шпатель нашелся под ванной.

Работа заняла половину дня, зато теперь его окружали только голые стены, неспособные, как он надеялся, причинить ему вред.

Жизнь его обратилась в день сурка, его собственный миниатюрный ад, где повторялось с каждым разом одно и то же. Менялась только обстановка и сам хозяин: квартира все больше превращалась в жуткое ободранное укрепление, а сам Маркус истощал, лицо его ужасно осунулось, и выпученные глаза точь-в-точь стали напоминать глаза его покойной бабушки, такие же дерганные и горящие маниакальными идеями.

Он уже не спал на матрасе. Ночами пружины под ним изредка пощелкивали, напоминая ему звук ломающихся косточек, и при каждом движении ткань матраса тихо шуршала с таким звуком, словно где-то внутри бегают мелкие лапки насекомых, жуков или, что хуже, клопов.

На коже Маркуса даже стали появляться зудящие пятна, которые он сразу же счел за следы укусов. Тогда он закинул матрас к остальным вещам и стал спать прямо на полу, с головой укрываясь одеялом.

День сменялся ночью, ночь сменялась днем. И так снова, снова, снова…

Он уже перестал различать времена суток, облепив окна слоем бумаги и упаковок из-под еды, чтобы стекло перестало пропускать свет. Лампочки поддерживали в его квартире вечную стабильность. Правда, сон его опять ухудшился, и Маркус долго лежал на полу, прислушиваясь к сменявшим друг друга звукам.

А в доме, особенно многоквартирном, никогда не стояла абсолютная тишина. Наверху кто-то ходил, через стенку слышались приглушенные крики соседей. Все вокруг жило, двигалось, шумело. Будто щупальца какого-то огромного осьминогоподобного чудища медленно обхватывали ту квадратную коробку, в которой он решил спрятаться, и каждое мгновение он чувствовал их движение – то, как они сокращаются, шевелятся, желая достать его из убежища и кровожадно впиться в тело своими острыми шипами, чтобы разорвать на мелкие лоскуты.

Это приводило его в ужас.

Его собственное воображение взбунтовалось против него.

Изредка кто-то стучал в дверь и, не получив ответа, сразу же уходил. Как и в прошлые разы, это пугало Маркуса, и все же, слыша стук по ту сторону, он чувствовалось слабое облегчение. Это доказывало, что он еще не умер, и люди по-прежнему живы в подлунном мире, из которого он так трусливо сбежал.

— А люди ли?

Заданный невольно вопрос заставил его застыть. Непривычный голос, бессильный и хриплый, сорвался с его губ, на миг шокировав странным звучанием.

— Нет… Нет, нет, нет, нет!

Маркус схватился за голову и начал трястись.

Неужели с ним действительно происходит то же самое? И теперь его заберут в лечебницу, чтобы окончательно отобрать у него разум и превратить в бездушную, бессмысленную, бесполезную куклу?

Признаться, это пугало его больше всяких монстров, крыс и насекомых, страх которых уже настолько сроднился с его натурой, что превратился в нечто совершенно обыденное и привычное.

Зарыдав, Маркус заставил себя подняться.

Он редко мылся, и от него сильно воняло. Про стирку вещей за все это время он даже не думал. С другой стороны, так как пользовался он одним и тем же, чистое белье было свалено в кучу вместе с остальными вещами.

Маркус чувствовал себя жалким. Забитый, тощий, покрытый слоем грязи и с отросшими волосами, слипшимися в одно растрепанное хаотичное гнездо – это то, что он видел без зеркал, от которых давно избавился, замазав для надежности пеной для бритья и заклеив той же бумагой.

Несмотря на все, он прекрасно отдавал себе отчет о своей ситуации. Он явно… Нет, он уже сошел с ума и не хотел выходить наружу, боясь монстров, образов, звуков – всего подряд и жизни в общем. Тем не менее, мысль о лечебнице и уколах, после которых тебя покидает душа, пугала его настолько, что после нескольких часов изнурительной внутренней борьбы он натянул на себя выходную одежду, обулся и в едином порыве распахнул входную дверь, которую не открывал уже очень долго.

Он не тратил время на сомнения, когда поворачивал дверную ручку. Зная, что стоит ему лишь на секунду подумать о поджидающих снаружи опасностях, и он больше никогда на это не решится, Маркус на ватных ногах и с жутким головокружением вывалился за порог, застыв, когда в глаза ударил яркий солнечный свет.

Спертый воздух квартиры сменился непривычной прохладной свежестью, наполненной незнакомыми запахами, от которых становилось тошно. Обилие звуков, доносящихся через открытую форточку, заставило его на миг отступить, поддавшись желанию вернуться обратно и запереться навсегда.

— Нет! — стиснув зубы, он остановился. — Надо доказать, что я смогу жить дальше! Надо доказать!

Перед его глазами стояло покрытое глубокими морщинами серое лицо бабушки. Под конец жизни ее волосы выпали полностью, а кожа истончилась настолько, что начала обтягивать череп подобно полупрозрачной пленке. Глаза сильно впали и мертвым взглядом смотрели куда-то в пустоту. А еще запах… этот омерзительный запах лекарств…

Маркус передернулся и начал медленно спускаться вниз, желая доказать себе и другим, что с ним еще не все кончено.

Внезапно за спиной щелкнул дважды замок.

С застывшим где-то в глотке сердцем он обернулся и…

— А-а-а-а-а!..

Истошный крик вырвался из горла Маркуса, эхом прокатившись по всему дому. Сила этого крика поразила его самого, на миг оглушив, но он уже не думал ни о чем, запинаясь и шатаясь из стороны в сторону помчавшись вниз по лестнице, едва удерживаясь в последний миг на ногах.

«Прочь! Прочь из этого проклятого места!» — пульсировала отчаянная мысль у него в мозгу.

Он продолжал кричать, захлебываясь слюнями и вязкими соплями, стекавшими из носа прямо в рот. Из глаз его хлынули слезы, и все вокруг будто погрузилось под воду, размывшись.

«СТРАШНОСТРАШНОСТРАШНОСТРАШНОСТРАШНО!!!»

Монстры! Чудовища! Они и правда существовали! Он видел их прямо перед собой, чувствовал на своей коже их кровожадные взгляды!