Но протянулась до него рука

и схватила молодого едока —

это дед Ходок-туда-сюда

пригласил в телегу паренька.

И карась смекнул, сообразил:

разговоры длинны заводил

о жизни той в заоблачных мирах,

где караси-иваси в облаках

на землю глядят свысока:

дескать, боги мы, такие дела!

Разозлился дедок Ходок,

слез с телеги, Ивася поволок

прям в торговые ряды, туда

где в продаже караси да плотва.

Кинул рыбину на лавку и бегом,

прыг в свою тележищу. «Пошёл! —

дёрнул за уздечку коня. —

Видно, бес попутал меня!»

Огляделся карась Ивась

и сказал дохлой рыбе: «Ну, здрасть!»

Не услышали его караси,

в ряд лежат, в зрачках застыло: «Спаси!»

Растолкать Ивась пытался друзей.

— Ишь ты, выискался тут добродей! —

продавец отпихнул Ивася. —

На убой отправлю; жирный, как свинья!

Заплохело божьей твари, спрыгнул он

и до дома нового ползком!

Как дополз, запыхавшись упал,

в ил зарылся, отлежался, встал

и о небушке вспомнил своём:

— Как же мне вернуться домой?

Ох, пытался он прыгать и летать!

Но важну тушу где там оторвать

от земли, от матери сырой.

Зарылась рыбина в песок с головой

и сидела там тридцать три дня,

море сине вспоминала, где плотва,

караси, иваси живут,

плавают да песенки поют.

Захотелось и ему туда:

— В море братья мои, в море, да!

И нырнул Ивась в Ильмень реку

да пошёл на хвосте по дну,

добрался до устья реки,

глотнул солёной воды

и поплёлся искать своих

хвостатых, таких родных!

Но куда там! Ведь он ростом с мужика,

убегает от него плотва,

караси в друзья не идут,

а иваси в холодных водах живут.

Тут взмолился карась Ивась:

— Тётя Инна, с детской Азбуки слазь

и верни меня, пожалуйста, домой!

Ручку бросила я: «Чёрт с тобой!»

Да как дуну в небо! Бог вздохнул,

он мой замысел сразу смекнул:

и посыпались с небес караси,

прямо в море бултыхались их хвосты,

а размером каждый с мужика,

плавники — могучая рука.

Они застлали море собой!

Что мне делать с такою горой?

И решила всё пустить на самотёк,

коль сожрут акулы их, знать, срок истёк!

Но не тут то было, подплыла

к ним поближе морская свинья

и зовёт за собой на бережок:

— Айда бока прогреем, там песок!

И пошли караси-иваси

косяком по суше, а хвосты

закрыли собою весь брег!

В ужасе крестился человек,

чайки плакали: «Сожрут нашу жратву

эти твари, мир идёт ко дну!»

Ан нет, не угадали, мир стоял

и по швам нисколько не трещал,

только рыбой пропахло вокруг.

Вон смотри, и наш шагает друг

карась Ивась впереди.

Он здесь видел всё уже, за ним иди!

Вот дошли они до центра земли,

до скрипучей деревенской двери.

А что было дальше, не скажу,

лишь на руках, на пальцах покажу.

В общем, те мужланы,

что что плотву да щуку жрали

есть её больше не будут.

Про карасей так и вовсе забудут!

Ибо… на небе они, ребята.

Иваси их тогось!

(Сообщаю об том виновато).

И до ярмарки иваси добрались,

с торгашами рыбы расквитались.

Стал тут думать уездный люд:

как разбойников изжить иль обмануть?

И зовут они на помощь мужика

деревенского Ивана Большака.

Но Большак, он вовсе не гора,

а всего лишь как три мужика.

Потёр Иван лобище и смекнул:

длинны сети рыбацки развернул

и накинул их на карасей.

Свистнул мужикам, а те быстрей

волокут их к центру земли,

к царской размалёванной двери.

Выходил царь на злато крыльцо,

чесал пузо, в ус дул, тёр чело

и решил, что скот нельзя терять,

приказал их в армию отдать.

Ай, как шили мундиры сорок дней

швеи, мамки, няньки! И взашей

гоняли ребят-пострелят,

приходили те глазеть на солдат.

Вот истёк срок: сто дней, сто ночей.

Не узнать карасей-ивасей,

бравые ребята, на подбор,

сабли востры, головной убор,

под шеломами морды блестят,

порубить желают всех подряд!

«Мы готовы сечь, рубить!» Царю

вложить бы в голову умище суму,

а не толстые, смешные калачи

(предупреждали ведь его врачи).

А теперь… глазища рыбьи глядят

выстроившись в бесконечный ряд

и готовы искромсать весь народ.

Ещё минуты две и вперёд!

В ужасе зовёт царь Большака,

но пока Иван ходил туда-сюда,

потоптало наше войско народ

и уже до Германии прёт!

А в Германии кричат: «Эх, пора

звать богатыря Большака!»

Скорописную грамотку пишут

да почтового голубя кличут,

и по ветру письмо пускают,

мол, голубка дорожку знает.

И пока голубка шла туда-сюда,

на Руси стояла тишина,

да в живых оставшийся народ

нарожал новых деток и вперёд:

пашем, жнём да снова сеем,

себя никогда не жалеем!

Вот и Ивану от печки зад открывать неохота:

— Больно надо спасать кого-то!

Пока поднялся, обулся, оделся,

из дома вышел, осмотрелся,

караси пол-Европы помяли,

стеной у Парижа встали

и уходить не хотят,

вернуть себя требуют взад:

то бишь, обратно на небо!

Но во Франции не было

умных в голодные годы.

Побежали спрашивать у Природы.

Природа молчала долго,

потом кивнула на Волгу,

откуда шагал Большак

примерно так:

— Ать-два, левой,

нам бы с королевой

хранцузкой породниться —

на фрейлине жениться!

Подходит Большак туда,

куда его не ступала нога,

а там караси в мундирах

и бравый Ивась командирах:

стоят, сыру землю топчут,

о небесищах ропщут.

И попёрся Иван

по крестьянским дворам:

— Нужна машина кидательная

увеличенная стократенно —

тварей божьих закинуть на небо.

Плотников сюда треба!

Прибегали плотники: рубили,

пилили, строгали, колотили

и сляпали огромную махину —

камнеметательную машину.

Как сажали в неё солдатушек

да забрасывали в небо ребятушек,

и так до последнего карася!

Ой, вздохнула мать сыра земля!

А на небе синем иваси

глотнули своей среды

и давай расхаживать на длинных хвостах,

говорить на разных языках

да на землю смотреть свысока.

Вот такая у них душа!

Ну, а Ванька в героях ходил,

так как всей Европе угодил.

Королев да принцесс целовал,